Елена Лазарева

Тяжёлый рок

Тяжёлый рок
Утро сменяет вечер, минуя полночь.
Ты, протрезвев от боли, себя не помнишь.
Просто чужого бога зовёшь на помощь:
Свой не спасёт — похоже, давно оглох.
Эта проверка связи — одно расстройство.
Даже в своих глазах ты лишён геройства.
Память в руинах — сколько в себе ни ройся,
Не докопаться, чем ты для мира плох.
Я под прицелом неба в метро спускаюсь.
Мне прописали совесть, но я не каюсь,
А в голове звучит «Systematic Chaos»* —
Чтобы не слушать чей-то похмельный бред.
Чтобы не знать, о чём говорят мужчины...
Пусть у меня для гордости нет причины,
Но от природы требую не по чину,
Не насыщаясь сказками о добре.
Музыка и слова — наш священный опий.
Большая часть трагедий — всего лишь, опыт.
Боги о наши души ломают копья,
Давние швы расходятся — лишь коснись.
В этих бегах мы ветру бы дали фору.
Там, за плечом — не ангел, а шут придворный.
Вера, перерождаясь, меняет форму.
Сила, переплавляясь, теряет смысл.
Карма такая: может, сама хотела
Строить мосты над пропастью — между делом,
Чтобы душа однажды, покинув тело,
Переступить смогла, не боясь, порог.
Веет весной. И, к счастью, не пахнет раем —
Видимо, мы пока не дошли до края.
Вечность по нашим нотам ещё сыграет —
Вместо заупокойной — тяжёлый рок.
*Альбом американской группы «Dream Theater»

Дождь в январе
Дождь в январе беззастенчиво театрален —
Звонкую дробь выбивает, впиваясь в мозг.
Боги Земли околели в своём астрале.
Неба изгиб ненадёжен, как ветхий мост.
Город висит ускользающей голограммой.
Окна домов — будто в полночь огни болот:
Там на обед поедают чужие драмы.
Там на десерт прерывают чужой полёт.
Видишь ли, брат, по-другому уже не будет:
Сети плетёт синтетический сытый рай.
В нём я смешон — одинокий промокший путник...
Не приговор, что планета уже стара,
В моде цинизм — оттого притупились чувства.
Мысли — свежи, как больничная простыня.
Здесь ремесло почему-то зовут искусством.
Ты — не игрок, Одиссей в четырёх стенах.
Время — вода. И могло очищать когда-то.
Нынче оно равнодушно, как зимний дождь.
Память — слепа. Вытирает на ощупь даты.
Совесть — скупа. Но приходит, когда не ждёшь.
Дождь по щекам — как до крови по струнам пальцы.
Дождь по губам исступлённо — молчи, молчи!
Правда — крючок. Ты уже на него попался.
Прячься в тепло, только свет не забудь включить.
Глядя в глаза незнакомцу из зазеркалья,
Стань до конца откровенным хотя бы раз.
Главный ответ мудрецы до тебя искали.
Главный вопрос — ты себе задаёшь сейчас.
И никуда от себя самого не деться,
Слёзы — не грех, и не повод бежать в толпу.
Дождь в январе — заведённый хронометр сердца.
Остановись — чтобы после продолжить путь.

Не прощай
Ничего не случилось — вроде бы,
Только порохом пахнет Родина
И полны закрома уродами,
Чьи стихи — гладкоствольный флуд.
Вы, кто ищет беды, обрящете
Мимолётную славу — в ящике...
Только хочется настоящего,
Предлагают — сплошной фаст-фуд.
И хотелось бы — да не можется
Наточить поострее ножницы,
А рулоны — они всё множатся,
Будто сходит лавина с гор.
Даже если маршрут изменится,
Я не верю, что бег замедлится,
Завожу с предпоследней мельницей
Доверительный разговор.
Мол, живу, никого не трогая —
Просто карма такая строгая.
Где-то в памяти, за порогами
Все ответы — лежат на дне.
Годы жизни мелькают главами.
С перепугу постигла главное,
И летать научилась, плавая —
Из глубин-то всегда видней.
И когда ничего не хочется,
Свыше данному одиночеству
Отдаю без печали почести —
И довольно меня стращать.
Да, не скованы строки ГОСТами,
Негодует небесный госпиталь,
Только будь справедливым, Господи:
Невиновна я. Не прощай.

Дорога
Снимает зима порыжелый скальп
С верхушек деревьев нежно.
Дорога, которую ты искал,
Завалена пеплом снежным.
С насмешкой метель завывает: «Ишь,
Попался какой упрямый!»
А ты на распутье один стоишь:
Направо, налево, прямо?
Сгибаясь под гнётом вселенских бед,
Отвергнув доспех из фальши,
Настойчиво ищешь в себе ответ —
Куда, ну куда же дальше?
Ты молод. Высоких материй шёлк
Лежит на челе вуалью.
Дорога, которую ты нашёл —
Твоя ли она? Твоя ли?..
Всё те же деревья. Всё тот же лес.
Дыханием пальцы греешь.
На карте — отнюдь не страна чудес,
А ты — не Иван-царевич.
Метель подгоняет — вперёд, вперёд!
И где-то за поворотом
Дорога, которую ты берёг,
Настойчиво ждёт кого-то.
Она ускользает. И смотришь вслед
Без жалости, но с печалью.
А там, в отдалении, виден свет.
В конце? Или нет, вначале?
И слёзы бегут, как январский дождь...
С тобой в неразрывной связке
Дорога, которую ты пройдёшь —
Когда-нибудь в новой сказке.

Чёрный тюльпан
Вначале твоя душа
Прозрачными лепестками
Ласкает небесный свет,
И кажется — не печёт.
И молится, чуть дыша...
Господь, как заправский Каин,
Смеётся тебе в ответ:
Неправильно, незачёт.
Смятение. Пустота.
Прозрение — и тревога.
Спасение — утопать,
Пока не коснёшься дна.
Кружение — просто так,
В надежде найти дорогу,
Ходьба по чужим стопам,
Попытка себя поднять.
А после, забив на всё,
Творить — до потери пульса,
Творить, постигая смысл
В бессмысленной суете.
Ни Бродского, ни Басё,
Ни модных поветрий буйства —
Омытый дождями мыс,
И Космос, где ты — везде,
Хоть место твоё — в углу,
А жизнь — как турнир по гребле...
На свежий рубец — ожог,
Ни истины на потом.
И ты прорастаешь вглубь,
Качаясь на тонком стебле,
Закутавшись в чёрный шёлк —
Закрытый для всех бутон.

Инферно
Так случилось — планета тому ли виной,
Что реальность не радует глаз новизной,
И живёшь в состоянии вечного краха.
Не бытуешь, а именно просто живёшь:
Невесомая роскошь — как в засуху дождь,
И не рвёшь на груди театрально рубаху.
Так случилось — в кустах пробудился рояль,
И свернулась душа в кружевную спираль,
Беззащитно-опасную, как наутилус.
И не стыдно: что выпито — то за свои,
Но осиновый кол в горле комом стоит.
Обыватель в оргазме — ага, докатилась!
Мудрецы не напрасно таким говорят,
Что в извилинах раковин теплится яд,
Что инферно — арена для мистификаций.
Под прикрытием пламени дремлет вода.
Кто меня приручил — тот со мной навсегда,
Я — не пёс, чтобы с голоду в руки даваться.
Всё, наверное, просто: причина во мне,
Что святыни мои оказались на дне —
Разве можно творить, поклоняясь кому-то?
Разве можно, скуля, как побитый щенок,
По тарифу Господнему "всё включено"
Вмиг просаживать жизнь — до последней минуты?
Так случилось. Планета погрязла во лжи.
Хочешь славы — дающую руку лижи
И не смей выделяться из глинистой массы.
Только, Боже, служить — не моё ремесло.
Проще, ветхие мачты пуская на слом,
Хоть куда-то причалить, но в сеть не пойматься.
Ты желаешь награды за храбрость — изволь:
Одиночество — самая сладкая боль —
На усталые струны струится сквозь пальцы.
Не сейчас — много позже предъявится счёт...
Не смотри ни в глаза, ни куда-то ещё.
Не вторгайся, куда не зовут. Не вторгайся!!!

Исповедь-2
Всё происходит вовремя.
И короли с придворными
Будут хлестать на оргии
Виски — не самогон.
Всё происходит весело:
Все помирают с песнями,
Не при делах поэзия —
Видно, не тот фасон.
Мне никуда не хочется.
Вряд ли оно закончится —
Светлое одиночество
Вымерших, но живых.
Мне ни во что не верится.
Может, земля и вертится,
Но под слепыми берцами
Стынет от ножевых.
Вряд ли мне просто кажется...
Я ненавижу гаджеты.
Господи, ну и гад же ты —
Просто забить на всё.
Видишь, какая музыка?
Вечное стало мусором,
Лучшее, что возьму с собой,
Сильный не унесёт.
Праведник наш неистовый,
Слабость — не грех, но избранность.
К чёрту такую исповедь —
Ты же оглох давно.
Что, не по вкусу истина?
Только, пока не изгнана,
Буду грешить неизданным —
Большего не дано.

Соло
Забыта. Забита. Спрятана под замок
Мечта, что невольно предана: ты не смог,
Зажмурив глаза, врага отличить от брата.
Она оживает призраком — лишь во снах,
Казалось бы, сожаление — не цена,
Но каждому дезертиру — своя расплата.
А где-то вдали, как прежде, гремят бои...
Отныне ты служишь ангелом для своих.
Отныне ты служишь дьяволом для чужого.
Того, кто пленил свободой — но сделал шаг
В заветное, заповедное, и душа
Скукожилась, ощетинилась: к чёрту шоу!
И стало невмоготу ни молчать, ни петь...
Наверное, он боится тебя теперь,
И даже себя порой — по ночам — боится.
Ты понял, какая сила в твоих словах...
А дальше — куда? И можно ли наплевать
На то, что пигмалионство — сродни убийству?
Рутинное чувство долга — тоска, тоска...
Предчувствие, что закончится вдруг доска —
И чёрной дырой у ног развернётся бездна.
Спасительно одиночество, но скажи,
По силам ли новобранцу такая жизнь,
Где пламенем адским бьётся огонь небесный?
В хрустальные латы он заключён тобой.
Спасённые возвышаются над толпой,
Свою искупая избранность совершенством.
Когда, поднимаясь медленно в полный рост,
Сочувствуешь ренегату, чей путь непрост —
Мутит от натужной фальши его блаженства.
На память остался траурно-скромный цвет,
И всякий храбрец, дающий тебе совет,
Насилу уносит ноги. Пропитан солью
И солнечным светом воздух — дыши, дыши,
Умело лаская звуком нутро души —
Пока для тебя Господь не сыграет соло.

Твикс
Мы отныне с тобой на равных.
Днём с огнём не отыщешь правды
В этом странном бою без правил —
Ты же, Господи, сам просил.
Я к тебе не приду с повинной,
Как с оборванной пуповиной,
У прозрения — запах винный:
По-иному — не хватит сил.
Во хмелю всё намного проще,
Только веру душа на ощупь
Не находит. Святые мощи —
Не спасение от потерь.
Но когда с обнажённой кожей
Выползаешь на свет безбожный,
Понимая: не выйдет позже —
Сгоряча не захлопни дверь.
В этом царстве — ни звёзд, ни терний.
Здесь экзамен сдают экстерном,
Выпивая по две цистерны,
На груди выжигая крест.
Я не знаю другой планетки,
Где ручные марионетки
Отдавались бы за монетку —
И похвален такой инцест.
Он уложит на стол любого.
Не хирург — искушённый повар,
Оглашая вердикт: «Game over»;
Мол, отмучился — подавись.
Ты в порыве сдираешь панцирь,
От сакральных устав экспансий,
А вдогонку тебе: «Не парься.
Сделай паузу — скушай «Твикс».

 

Ревизия

 

Стольный град. Вместилище всех иллюзий,
Где «хозяин жизни» — по жизни лузер,
И тебя, как шар, загоняют в лузу,
А в июле с неба — дождей десант.
Ты искал полжизни — ну с кем обняться?
Догорела вера в единство наций,
Но тебе останется восемнадцать,
Даже если стукнет за пятьдесят.
На помойку выброшен зомбоящик,
Ты устал от пьянок ненастоящих,
И какой-то бешеный звероящер
Из тепла тебя выгоняет в ночь.
В голове — обрывки забытых песен,
Мир людей в масштабах Вселенной тесен,
Ни к чему орать во всю глотку: «Здесь мы!» —
Тем, другим, наверное, всё равно.
Как летят часы на закате века...
Ты устал от их кругового бега,
Только мысль: «Остаться бы человеком!»
По привычной схеме бинтует мозг.
Омываешь веки прохладой улиц
И мечтаешь: «Только бы не проснулись...»
От густого воздуха сводит скулы,
Не имея гор, ты идёшь на мост.
Так бывает — переоценка хлама:
Что уже ни мама, ни Далай-лама
Не угасят жажды ошибок пламя,
И нирвана — хуже, чем просто смерть.
Под мостом издохнуть смешат угрозы,
Не слепит подержанных истин россыпь,
Ты раздумал вдруг становиться взрослым —
И смягчилась, дрогнув, земная твердь.

My Neverland
Осень. Вечная, серая, мёртвая осень.
И не хочется петь, потому что не просят.
И не хочется пить, потому что отбросы
Узурпируют сладкое слово «запой».
Брат, чего тебе надобно в здешних широтах,
Где безоблачно счастливы только уроды,
И корячится ночь в затянувшихся родах,
А метро так похоже на душный забой?
Здесь линялое, тусклое, хворое небо,
И четыре угла — сокровенная небыль,
Но не стоит о том, что задуматься мне бы
О поездке на юг. Там едва ли теплей.
Я стараюсь не помнить, ни кто мы, ни где мы,
Сочиняю легенды на вольные темы...
Ой, да брось ты — какая мы, к чёрту, богема?
Научиться бы лучше летать на метле.
Здесь поётся и пьётся и дышится залпом —
Так не слышен тлетворный удушливый запах.
Мне плевать, что прогнило — «совок» или Запад,
Просто хочется снега. В наличии — дождь.
Ну, кому мы нужны — хоть себе-то признайся —
Там, где глотки грызут за дешёвые яйца,
Где туземцы привыкли по жизни бояться,
И желательно, чтобы бесчинствовал вождь?
Но тебе не понять. Да и нужно ли это?
Возвращайся в своё безмятежное лето.
Я — останусь. Прогулки по берегу Леты
Иногда позволяют взглянуть свысока.
Хоть порою и хочется не просыпаться,
Я сжимаю горячие нежные пальцы.
У меня всё сложилось. А эти паяцы...
Леший с ними — недолго осталось скакать.