Людмила Свирская

Ни единым облаком не хмурясь. Стихотворения

Родилась в Алма-Ате ( Казахстан). В 17 лет переехала в Барнаул (Алтайский край). Окончила факультет филологии и журналистики Алтайского государственного университета (1995 г.). С 1999 года живёт в Чехии, в Праге. Занимается преподаванием, редактированием, переводами. Автор нескольких стихотворных сборников и многочисленных публикаций в журналах и альманахах: «Сибирские огни», «Берега», «Волга», «Симбирск», «Под небом единым», «Север», «Чайка», «Южный остров» и др. Призёр фестивалей «Эмигрантская лира», «Русский стиль», финалист Всероссийского конкурса «К 200-летию И.С. Тургенева» и др. Победитель конкурса «Пушкин в Британии» (2018 г.).

 

Людмила Свирская – лирик по призванию. Её стихи вызывают неравнодушный отклик на открытость, искренность прямого поэтического высказывания. Радость и грусть идут бок о бок, иногда спасая свою незащищённость самоиронией. Лучшие её стихи отмечены точным словом и лаконичностью стихотворного повествования.

 

Д. Ч.



 
* * *
 
Ни единым облаком не хмурясь,
Замаячил мартовский денёк.
Я с тобою, кажется, рифмуюсь,
Хоть и многим это невдомёк.
Друг от друга нас не отпуская
И на половинки не деля,
Бьётся рифма – женская – мужская,
На которой держится земля.
 


 
* * *
 
Год на исходе. Конец декабрю.
И в эпицентре любви – не трясёт.
Ты мне замолвишь местечко в раю?
К стенке прикнопишь табличку: «RESERVED»?
Нет, не сейчас: ты ведь будешь не рад...
Просто когда-нибудь... в вечер любой...
Если же это окажется ад –
Мне всё равно. Лишь бы только с тобой.
 


 
* * *
 
Я всё жду – вдруг начнётся обратный отсчёт,
И опять повстречаю весну я,
И река – незнакомая – вспять потечёт,
Все пороги умело минуя,
Мимо губ, вечно лгущих. Неверящих глаз.
Снов и сказок, трубящих победу,
В город детства. Единственный. Где родилась.
И откуда уже не уеду.
 


 
* * *
 
Смерть – в вечность один прыжок или на ощупь спуск. Первая боль – ожог. А следующая – укус, даже не скажешь – чей. Просто раздулся, вспух. Сотню разных врачей пригонит к тебе лопух, который не верит, что есть вещи, которых нет. И смерть в голубом манто, как прежде, доступна мне. Все сядут, вздохнув, кружком, чтоб горе изображать. Дыхание перед прыжком попробую задержать. Чего мне бояться, ну, коль рядом твоё крыло? Куда-то на глубину нырну за тобой. Тепло. Пусть кто-то кричит: «Не сметь! Цепляйся, виси, держись!» Ты выбрал однажды смерть, чтоб мне оставалась жизнь.
 


 
БЕТХОВЕН
 
Пыль с мёртвого рояля деловито
Сметает фрау Мюллер день за днём.
Как он звучал, рояль мой! Dolce vita!
Моё ль остановилось сердце в нём?
 
Не морщась от щелчков и зуботычин,
Я накрепко, до хруста, сжал кулак:
Угрюм и одинок. Косноязычен.
И по губам читаю кое-как.
 
Клубок судьбы давно уже размотан,
Уплачен долг ещё одной весне.
Проросшими фасолинами ноты
Разбухли в абсолютной тишине –
Заношенной, затянутой, затёртой...
 
И если с губ срывается упрёк,
Теснятся пирамидами аккорды
На чёрном небе вдоль и поперёк.
 
А впереди – бемоль, как белый парус.
Квартет «d-moll». Душа идёт ко дну...
Я вытяну всю музыку из пауз
И до последней ноты вам верну.
 


 
ПОРОСЕНОК НИФ-НИФ
 
Нас на этом свете только трое.
Старший брат цеплялся, как репей,
Дом кирпичный предлагал построить...
Я Ниф-Ниф, который всех глупей,
Говорю: быстрее – из соломы,
Потому что рвётся прочь душа...
Не могу сказать, что я бездомный,
Просто мне хватает шалаша.
У меня есть стол, кровать и кружка,
И прохлада в летнюю жару...
«Здесь с тобою рай», – моя подружка
Мне шепнула как-то поутру,
Помня волшебство грибного супа,
Котелок забытый на траве...
 
Я Ниф-Ниф, который самый глупый,
С золотой соломой в голове.
 


 
* * *
 
По-итальянски – только о весне
И о любви! (О чём ещё, скажите!..)
Пока не знаю слова «небожитель»
И фразы: «Ты вчера приснился мне».
 
Зато спрошу небрежно: «Come va?»,
Lavoro, cerco, abito спрягаю.
Скажи: carina, то есть – дорогая,
Коль русские теряются слова.
 
Весна. И бесконечны облака,
Весь мир вокруг mi piace, piace, piace...
 
Хрустальный колокольчик в сердце плачет
От близости чужого языка.
 
 


* * *
 
– Зато не пью, – сказал он напоследок
И прошептал под нос себе: «Пока».
Стекали тени с мокрых чёрных веток,
И фонари глазами злых соседок
Глядели на него исподтишка.
 
Из дома вышел – бывшего, родного,
Где стул его пустует у стола,
Где тонкий, тёплый блин в сметане, снова
Налит горячий чай, и лист кленовый
Торчит из вазы белого стекла.
 
Он знать не знал, что свод небесный рухнет
Вот так, в один момент... Не удержал...
До слёз слепящий свет фонарный – тухнет,
Коль Бывшей стала женщина на кухне
С последнего – шестого – этажа.
 


 
* * *
 
Я пишу про свет и про тьму.
Обжигала муза – звезда.
Я в ночи летала к нему –
Но не долетала тогда.
А теперь, как нянька, торчит
Муза надо мной у стола...
Я опять летаю в ночи:
У меня не крылья – метла...
 


 
ПРАЖСКОЕ
 
Из ирисок, слипшихся бочками, –
Крыши в старом городе моём.
Простучим с тобою каблучками
По нему когда-нибудь вдвоём.
 
Мы подышим вечности в затылок,
Чтоб чуть-чуть её опередить
И из тёмных башен, как бутылок,
Мудрости столетий нацедить...
 


 
ТРИ ГОРОДА
 
Три города случились наяву
В судьбе: один весёлый, светлый, южный,
Другой – суровый, северный и вьюжный,
А третий – тот, в котором я живу.
И в памяти распахнутой сквозят
Все эти годы, солнечно-туманны:
Вот юная, смеющаяся мама,
И бабушке – едва за пятьдесят.
На доме нашем лозунг: «Мир, май, труд!»,
Оторванная ручка от портфеля,
И выпускной, и старые качели,
И синих гор торжественный уют...
 
Другой пейзаж: сугробы, тишина,
Тропинка к alma-mater, рифмы, оды,
И всё впервые – истина, свобода –
В одном глотке невнятного вина.
 
И, наконец, мой третий город – вот.
(Последний, говорите? Нет, пожалуй...)
Коляска на мощёнке дребезжала:
Сын сладко спал в свой самый первый год.
А я брела – и до сих пор бреду,
Под старым замком, до изнеможенья,
Судьбы своей смешное продолженье
Зачем-то сочиняя на ходу...