Юлия Петрусевичюте

Не пей из реки

***
Не пей из реки. Умирая от жажды, не пей из реки.
Тяжёлые сны одолели, тяжёлые сны.
Пусть воды прозрачны, но омуты здесь глубоки,
И тянет полынью от этой прохладной волны.
Печали она утоляет, и боли уймёт
(О чём же ты плачешь, о чём же ты плачешь, скажи).
Осенний струит она, горький струит она мёд.
Ты, в ней отражаясь, своей не узнаешь души.
Увидишь чужого лица безмятежный овал,
В глазах незнакомых – покой, и ни слёз, ни тоски.
Ты всё позабудешь, глотая холодный металл.
Не пей из реки. Умирая от жажды, не пей из реки.

***
я дышу перегаром империй
в ледяные ладошки страха
то, что мы считали потерей
было только горстями праха
я несмело живу на ощупь
и учусь узнавать предметы
оказалось ненужной ношей
то, что мы считали победой
за победу платили свободой
за свободу платили победой
оказалось судьбой народной
то, что прежде считали бредом
то, что было горстями пыли,
оказалось насущным хлебом
объясни, для чего мы были,
если нас поглотила небыль

***
Развалины Марса. Мощёное великолепье.
Овальные окна. Сухая Венеция. Пыльный канал.
Ты знаешь, похоже, в минувшее тысячелетье
Никто в эту местность и мысленно не забредал.
Разбитые кровли домов украшает солома.
Похоже на Томы, и одновременно – на Рим.
Давай в переулке отыщем беднягу Назона,
И о преходящем величии поговорим.
По скифскому морю нескифские ходят триремы,
В солёном песке обожжённых горшков черепки.
Пространство и время неведомы. Господи, где мы?..
…Да, кстати: ты всё-таки лучше не пей из реки…

***
И дело не в русской Музе,
А просто всё туже узел
На горле у самой мысли,
На тоненькой шее песни.
От бесполезного груза
Спешат избавиться жизни,
Сметая слова, как мусор,
Стирая слова, как плесень.
И дело не в смертной казни,
А просто всё больше грязи
Вываливается наружу
Из всякой смердящей дырки,
И пьют её без боязни,
Лакают прямо из лужи,
Не ведая о заразе
Рождённые из пробирки.

***
Вся эта математика смешна.
Меж пальцами текут тысячелетья.
Нас наказали. Нас побили плетью.
Нам объявили, что идёт война.
Чума упразднена, зимы не будет,
Вино и хлеб отменены как факт.
Дыханья ритм и пульс на целый такт
Сместились, изменившись в самой сути.
И что же нам осталось своего?
Болит рубец, и боль не иллюзорна.
Кто скажет, что бездействие позорно –
Не сможет больше сделать ничего.

***
С недавних пор, мой друг, мне всё трудней дышать.
Нехватка воздуха, и недостаток сил.
И тесный круг заброшенных могил,
И голосов лепечущая рать –
Со мной, во мне, снаружи и вовне.
Сгущаются пространства, времена,
Опять идёт Троянская война,
И дело не в Елене, а в войне.
Война не кончится, Елена не умрёт,
Ахилл восстанет и пойдет в атаку,
И Одиссей вернётся на Итаку,
И повторится весь круговорот.
И снова ты вдохнешь мне в губы жизнь,
И скажешь: ангел мой, душа моя, держись.
Пока идёт Троянская война,
Душа моя, Елена жить должна.

***
Мы умеем всего ничего – умирать, где не надо:
Не у стен, не в траншее, не в госпитале – вне обряда.
Взорваны страхом, сомненьем, случайным снарядом,
Мы умираем в постели, забыты отрядом.
Пули для нас пожалели, добить поленились.
Оборвалась, перетёрлась от времени привязь.
Нас не заметила наша родная эпоха.
Было не больно. И, в общем-то, было неплохо.
По мостовым растекались обычные лужи.
Мы умирали вне времени – где-то снаружи.
Нас не заметили. И потому не загрызли.
Смерть оказалась обычным явлением жизни.

***
Люблю тебя. Мой мир тобой наполнен –
И вдох, и выдох, и вода в горсти.
Усни, любимый мой. И отпусти
Холодный снег на землю с колоколен.
Холодный снег, и стаю белых птиц,
Кружащихся над лабиринтом зданий.
Ты создаёшь миры своим дыханьем,
Едва взглянув на них из-под ресниц.
Ты создаёшь гармонию и строй
Из хаоса и слёз, из тьмы и тени,
Из путаницы страхов и сомнений
Ты создаёшь жилище нам с тобой.
Я сплю в ковше твоих прохладных рук.
Как спит зерно в земле, ядро в орехе,
А снег летит, летит с небес в прорехи,
А снег летит, и замыкает круг.

***
Равнодушное небо. Холодные капельки смысла.
Нескончаемый дождь поливает размокшую твердь.
Оскользаясь, съезжаем по склону. Дорога раскисла,
В чистом поле вдыхает рассвет наша чистая смерть.
Этот воздух промыт до стеклянного тихого звона.
Это наша свобода траву задевает крылом.
Мы уходим из дома. Съезжаем с раскисшего склона
И уходим искать наш затерянный в осени дом.
Среди трав, за холмом, возле моря, на запад от ветра,
На восток от луны, возле моря, на старом плато,
Мы находим свой дом. И не ищем иного ответа.
Просто входим и молча стоим, не снимая пальто.

***
…И ветер сбросит со стола
Буханку хлеба и бутылку молока.
Был душный летний вечер. Ты пришла,
Укутав плечи крыльями платка.
Сказала: будет дождь. Твоя рука
Белела в сумерках, и молоко белело,
И стало ясно, как непрочно тело,
И что любовь моя, как смерть, крепка.
Прохладой веяло от ясного чела,
Покоем веяло от тихих рук и речи.
И стало ясно, что такое вечность,
И что у вечности два шерстяных крыла.

***
Не о любви – о пустоте внутри,
Не о тебе – о собственной болезни,
Пусть плачет девочка на лесенке железной,
А ты сиди напротив и смотри.
Купи ей апельсин или гранат,
И проводи до самого подъезда.
Тепло твоих ладоней бесполезно –
Её не отогреть, мой милый брат,
И если ты найдешь десяток слов –
Сложи из них стихи или молитву.
Мне кажется, мы проиграли битву,
И так и не увидели врагов.

***
Перед прочтением сожги
Сухие листья. Ты почти
Забыл язык земного лета,
И пригородный поезд вёз
Тебя с планеты на планету
В открытый космос, полный звёзд,
Туда, где солнце и светила
Влёчёт безудержная сила
Навстречу полной немоте,
Где время на куски разбито,
И каждой каличной звезде
Своя начертана орбита.
Ты был один, и ты забыл,
Кто направляет бег светил.
Но тут к тебе пришёл кузнечик,
Беспечный кум степной травы,
Июньской армии разведчик,
Царевич лета, брат молвы,
Запрыгнул в комнату, бродяга,
И зазвенел, и затрещал,
А с ним ввалилась дней ватага,
Ощеряясь тучей медных жал,
Ватага пёстрая, хмельная,
Вломилась, мутный сон сминая.
И ты очнулся. Над тобой
Смеялось бешеное лето,
И где-то в берег бил прибой,
И жизнь была сама собой,
Сама себе была ответом.
И брат кузнечик говорил
С Тем, Кто расчислил бег светил.