Евгений Кисин

Полемические заметки

            В 2018 году в двух номерах журнала “Времена” были напечатаны первые художественные произведения Евгения Кисина на русском языке. Пианист, которого по праву считают гениальным музыкантом-исполнителем, вынес на суд читателей свою прозу. Новелла “Волшебный круг” публиковалась в переводе с идиша. “Мишка-артист” был написан по-русски. Они были необычны, неожиданны по сюжету, открыли музыканта с иной, незнакомой стороны.  

            И вот новая публикация в переводе с идиша, на сей раз публицистика.           

           

                                                          ***       

            ...Многие мои сверстники помнят из детствa, как родители во время разговора вдруг переходили с русского на идиш, „чтобы дети не могли понять?.Такие неожиданные “переходы” сделали идиш языком интимного общения. Интимность идиша позволяет доводить беседу до исповеди. Исповедь не терпит фальши, хотя в литературе “фальшивая нота” не всегда улавливается ухом, как в музыке. А иногда и слух ласкает.

            В литературном творчестве Кисина вообще, и в этих “Заметках” в частности, такой “фальшивой ноты” просто не может быть. Чистота звукаодно из главных свойств его человеческой и творческой натуры. 

            Думаю, что ключом к их чтению и понимаю являются слова самого автора: “Возможно, некоторые мои мысли будут кому-то интересны. Высказывать я их буду на идише, потому что этот язык, мой бобэ-лошн, дорог мне гораздо больше, чем мои мнения”.

                                                                                                  Борис Сандлер

 

            Вместо предисловия

 

            Публично выражать свое мнение – одна из возможностей, которые предоставил нам Интернет. Человек вообще крайне дорожит собственным мнением и потому любит высказывать его при всяком удобном случае. Теперь, благодаря Интернету, это может делать кто угодно, даже любой дурак.

            Я тоже человек, и у меня тоже есть мнения по разным вопросам. Мудрецом я себя не считаю, но полагаю, что и глупцом не являюсь. Возможно, некоторые мои мысли будут кому-то интересны. Высказывать я их буду на идише, потому что этот язык, мой бобэ-лошн, дорог мне гораздо больше, чем мои мнения.

 

            Чистое дело грязными руками  

            В первом номере журнала «Ди идише гас» (который начал выходить в постсоветское время вместо «легендарного» «Советиш геймланд») были опубликованы доносы на «Советиш геймланд», поступившие в 1970-е годы в ЦК КПСС. Автор оных, некий М. Гливаковский, обвинял «Советиш геймланд» в «ивритизации идиша» и «апологетике поэта-сиониста Х.-Н. Бялика». Для ознакомления с доносами главного редактора «Советиш геймланд» Арона Вергелиса вызвали в ЦК, где он пытался выяснить, кто такой М. Гливаковский, потому что никогда ранее не слышал об этом человеке. В ЦК тоже о нем ничего не знали, но сообщили Вергелису, что, по словам самого М. Гливаковского, консультировал его в этих вопросах Моисей Беленький (1910–1996) – известный ученый, переводчик, писатель-публицист и личный враг Вергелиса.

            На протяжении многих лет после прочтения этих доносов я был не в силах понять: как мог такой человек, как Беленький (любимец и друг Соломона Михоэлса, бывший узник ГУЛАГа), совершить такой неприглядный поступок? Очевидно, что обвинения, выдвигавшиеся в тех доносах, не являлись подлинными убеждениями Беленького: он сам использовал много гебраизмов в своих трудах на идише (например, в предисловиях к книгам С. Галкина, Дер Нистера, Н. Забары, которые были опубликованы в Советском Союзе как раз в это время, в 1970-е годы). Это просто не укладывалось у меня в голове – до тех пор, пока меня не осенило…

            В романе Солженицына «В круге первом» один из персонажей, заключенный Руська Доронин, соглашается стать стукачом, чтобы использовать свое положение в интересах зэков, и тут же рассказывает им об этом. Они решили отомстить одной злобной женщине, которая плохо обращалась с зэками и стучала на них. Руська написал на нее ложный донос, и ее сняли с работы.

            Понятно, что М. Беленький абсолютно не хотел, чтобы «Советиш геймланд» закрыли. Да и власти бы на это в любом случае не пошли, особенно тогда, во время так называемой «разрядки», потому что Запад истолковал бы это как антисемитскую акцию. Но эти доносы могли привести к тому, что Вергелиса сняли бы с работы, – на что, похоже, Беленький и рассчитывал, надеясь сам занять должность главного редактора журнала. Наверное, Беленький не постеснялся так поступить, потому что сам Вергелис постоянно писал и публиковал всякие пропагандистские глупости. Почему же не использовать его собственное «оружие» против него самого (точно так же, как солженицынский Руська и его товарищи по несчастью поступили с доносчицей)?

            Однако, далеко не всем читателям «Ди идише гас» придёт в голову вдумываться во все эти подробности, поэтому, хотя Беленький был человеком неординарным и достойным, много претерпевшим от советской власти, боюсь, что эта история останется пятном в его биографии…

 

            Инстинкты и разум

 

            Андрей Сахаров однажды сказал: «Исторический опыт нашей страны отучил нас от излишней левизны». Без сомнения, именно по этой причине большинство иммигрантов из бывшего Советского Союза в Израиле, Америке и т. д. придерживаются правых взглядов.

            Возможно, по той же причине израильтяне – выходцы из Германии и их дети исповедуют левые взгляды. После нацизма они на инстинктивном уровне отвергают даже умеренно правую идеологию.

            Мудр тот, кто способен возвыситься над своими инстинктами и видеть жизнь такой, какая она есть, – и не только в политике. 

 

            Сор из избы

 

            В течение многих лет я считал Меира Вильнера1 законченным негодяем. Однажды, когда я прочитал его слова об «отсутствии демократии» в бывшем Советском Союзе, моя естественная реакция была: «Так как же ты смел, мерзавец этакий, поддерживать их, если знал, что там нет демократии?». Позднее я осознал, что у Вильнера просто была совершенно другая система ценностей: для него самым важным была не демократия, а социализм.

            Еще позже я узнал, что в начале 1980-х, во время посещения Москвы, Вильнер и Ахмед Саад2 заявили советским вождям о пагубном влиянии антисемитизма в Советском Союзе на деятельность их партии. Тогда-то я понял, что Вильнер вел себя по отношению к СССР точно так же, как Эли Визель по отношению к Государству Израиль.

            Визель сам сказал мне однажды: «Если мне что-то не нравится в израильской политике, я сажусь в самолет, лечу в Израиль, иду к премьер-министру и высказываю ему свое мнение. Но если критика Израиля выйдет под моим именем в «Нью-Йорк Таймс», можете себе представить, как возрадуются антисемиты: “Даже Эли Визель считает, что…” Нет. Я не доставлю им такой радости».

            Ну, а Вильнер с его взглядами и приоритетами, несомненно, не хотел доставлять радости антикоммунистам. 

 

            Мечты и реальность

 

            Говорят, что наши сокровенные желания всегда исполняются, но не совсем так, как мы того ожидаем.

            В прошлом, когда меня спрашивали, хочу ли я жениться непременно на еврейке, я отвечал: не обязательно на еврейке, но на такой женщине, которая будет понимать, чувствовать и любить еврейскую специфику.

            Сходным образом я отвечал на вопрос, важно ли для меня, чтобы будущая жена была музыкантом: не обязательно музыкантом, но важно, чтобы она понимала, чувствовала и любила музыку. Получилось так, что  моя жена – наполовину еврейка, и хотя она не стала профессиональным музыкантом, но выросла в очень музыкальной семье и окончила музыкальную школу-семилетку.

            Теперь я мечтаю, что у нас будет как минимум двое детей, один из которых создаст семью с чернокожим/ей, второй/вторая – с азиаткой/ом – и все наши внуки будут говорить на идише! Представляю себе: вот сижу я, старый дедушка, во главе стола и не нарадуюсь на своих внучат, мулатов и раскосых, как они поют своими тоненькими голосками: «Ай, hот нит кэйн фарибл, hот нит кэйн фарибл, чири-бири-чири-бири-бам-бам-бам!».      

           Интересно, как воплотится эта моя мечта?

 

            Читая «Короля Лира»

 

            Соломон Михоэлс так истолковывал поведение шекспировского Лира: то обстоятельство, что Лир решает платить за лесть, показывает, что на самом деле слова любви он ни во что не ставит. Проклинает и наказывает Корделию он не потому, что верит, что она действительно любит его меньше, чем ее сестры, а просто потому, что она отказывается играть по его правилам.

            Перечитываю «Короля Лира» – и в который раз убеждаюсь: прав, ох, как прав был Михоэлс! Когда Лир сообщает французскому королю, что Корделия «без средств, предмет опалы нашей, с проклятьем за душою, без друзей», а Корделия объясняет, что ей вменяют в вину «отсутствие умильности во взоре и льстивости в устах», то Лир заявляет на это: «Ты лучше не являлась бы на свет, чем раздражать меня!». Затем он изгоняет из страны Кента, который столько лет служил ему верой и правдой, потому что тот «волю нашу с мыслью разлучал, что не мирится с нашею природой». А позже, когда Гонерилья начинает «раздражать» Лира, жалуясь на поведение его свиты и прося распустить ее часть, «оставить малое число людей», – король осыпает ее совершенно чудовищными проклятиями: «Исчахни и сгинь от порчи!  Пропади от язв отцовского проклятья...» и так далее.

            В русском языке есть меткое слово, которому нет эквивалента ни в идише, ни в английском, ни во французском (возможно, потому что именно в России был распространен такой тип людей) – самодур. В русско-идиш словаре, опубликованном в 1984 году, это слово переводится как «(своевольный) деспот». Да, именно так – не просто деспот, а живущий по принципу «вот захотелось так моей левой пятке – и так должно быть, а кто смеет перечить – враг, подлец, наказывать его без пощады!».

            Именно таким создал Шекспир своего Лира – и, несомненно, именно за это он его так сурово наказал.

 

            Сочувствие маленькому человеку

 

            Многие люди, выросшие и получившие образование в России, считают, что «сочувствие маленькому человеку» – это одно из главных достоинств русской литературы.

            Думаю, что такой критерий абсурден и вообще не имеет отношения к литературе, ее достоинствам и недостаткам.

            И всё же я посоветовал бы любителям изящной словесности, которым этот «сочувственный» фактор так дорог и которые утверждают, что благодаря ему русская литература чуть ли не самая лучшая в мире, прочитать «Бонче-молчальника» (этот шедевр И.-Л. Переца3 был переведен на русский язык еще более ста лет назад). Подобного «сочувствия маленькому человеку» в такой концентрированной форме и космическом масштабе – доходящим аж до Вс-вышнего и небесного суда! – я не встречал ни у Достоевского, ни у Льва Толстого, ни у кого-либо еще.

 

            Размышления о великих русских писателях

 

            Наверное, каждому интеллигентному человеку, родившемуся и выросшему в России, приходится рано или поздно отвечать на вопрос (если не другим людям, то самому себе): кого он любит больше – Достоевского или Толстого?

            Чтобы понять значение этих двух писателей для русских, надо иметь в виду, что с одной стороны, оба они были большими идеологами в своем творчестве, а с другой – их мировоззрение было чуждо коммунистической идеологии (и в школьных учебниках, и в предисловиях к их книгам, выходившим в Советском Союзе, это всегда подробно объяснялось), поэтому они являлись не только крупнейшими писателями, но и своего рода моральными ориентирами для многих людей, критически настроенных по отношению к коммунистическому режиму.

            Осторожные намеки на это содержатся в повести Василя Быкова4 «Обелиск», написанной в начале 1970-х годов, где говорится, что прежде всего надо осознавать  величие этих гениев (Толстого и Достоевского), а не толковать об их недостатках и заблуждениях: «Как прожить без Толстого? Можно ли быть образованным человеком, не читая Толстого? Да и вообще, можно ли быть человеком?».

            Помню, как в 1989-м, в самый разгар «перестройки», на первом съезде народных депутатов СССР, один из них, известный философ Юрий Карякин5, заявил, что, «если бы Достоевский и Толстой нас сейчас увидели, мы бы им не понравились» (интересное заявление на политическом мероприятии!). Среди многих людей было распространено мнение, что якобы невозможно быть нравственным человеком, не читая Достоевского.

            Так кому же отдаю предпочтение я, Достоевскому или Толстому? Сказать по правде, затрудняюсь ответить на этот вопрос. С одной стороны, мне очень близки напряженность и психологизм Достоевского, но, с другой стороны, меня отталкивают (и чем старше я становлюсь, тем сильнее) его преувеличения, надрывы, истерики. Ну, кто в реальной жизни разговаривает так, как, например, Мармеладов, даже будучи пьяным? В свое время я так и не смог одолеть «Идиота», поскольку не выдержал всех преувеличений подобного рода в этом романе. Как говорит еврейская пословица, «вос из цу, из ибэрик» – всё, чего много, то лишнее. 

            Что же касается Толстого, то его манера повествования, на мой вкус, подчас слишком размеренная, ей недостает напряженности и динамизма. Поэтому мои любимые произведения Толстого – не «Война и мир» или «Анна Каренина», а «Воскресение», «Смерть Ивана Ильича», «Холстомер», «После бала»…

            После долгих раздумий я пришел к выводу, что если меня спросят, кого я люблю больше, Достоевского или Толстого, то отвечу – Пушкина! Вот это был гений из гениев! Какая универсальность, какое разнообразие – и аристократизм, и народность, и глубина (даже философская глубина), и легкость! Ни единой скучной строки в его произведениях; и хотя «чувства добрые он лирой пробуждал», – никогда он при этом не впадал в морализаторство! Не случайно, в отличие от Толстого, который в своем патологическом самомнении считал, что Шекспир – ничтожество и что только он, Толстой, один-единственный в мире это понимает, – Пушкин называл Шекспира «отцом нашим» и писал: «Читайте Шекспира – это мой постоянный припев».

            Даже антисемитизм Пушкина (а кто в те времена был свободен от этого предрассудка, кроме, может быть, Лессинга?) я могу простить, потому что его антисемитизм не такой, как у Гоголя, Тургенева, Достоевского. Во-первых, в отличие от них, Пушкин изображает евреев не только в негативном свете, а во-вторых, даже создавая крайне отрицательный еврейский образ (ростовщика Соломона в «Скупом рыцаре»), Пушкин не опускается до карикатурности, до высмеивания еврейского акцента, манеры говорить и тому подобного. Как и подобает гению, даже в своих предрассудках он сохраняет достоинство. 

            «На лице его виднелась та вековечная брюзгливая скорбь, которая так кисло отпечаталась на всех без исключения лицах еврейского племени»… Это Достоевский. Вот так вот! «На всех без исключения»! Помню, когда я, еще будучи подростком, впервые прочитал этот шедевральный пассаж в «Преступлении и наказании», то подумал: если так случится, что когда-нибудь я встречусь с Фёдор Михалычем на том свете, – ух, как я расхохочусь ему прямо в физиономию, покажу ему «вековечную брюзгливую скорбь»!

            А что касается Пушкина, я просто счастлив, что русский – мой первый язык, потому что благодаря этому я могу читать Пушкина в оригинале.

            Знаменитое стихотворение Пушкина «К Чаадаеву» словно написано о моем поколении россиян, живущих в России. В начале 1990-х они верили в наступление «свободы просвещенной», затем у них «исчезли юные забавы, как сон, как утренний туман», – однако, в них «горит еще желанье, под гнетом власти роковой», и, «свободою горя», они борются с «самовластьем»!

            А вот еще пример, гораздо более личный. На нашу свадьбу сестра моей жены сделала нам подарок: видео, где, сменяя друг друга, проходят наши с женой фотографии, детские и последних лет, и всё это сопровождается романсом Глинки на стихи Пушкина «Я помню чудное мгновенье». Каждый раз, когда смотрим это видео, мороз по коже: ведь это просто наша история! Это именно то, что я мог бы написать моей жене, моей возлюбленной (если бы у меня был такой талант, разумеется)! Ну, как, как мог человек в начале 19-го века написать о тех, кто живет сейчас, почти два столетия после его смерти? Одно слово – гений…

            Конечно, без Достоевского и Толстого жизнь была бы беднее – и тем не менее, очень даже можно прожить без Толстого, и вовсе не нужно читать Достоевского (со всеми его «жидами, жидками, жидишками и жиденятами») для того, чтобы быть нравственным и даже очень нравственным человеком! На самом деле Достоевский и Толстой – ничуть не более нравственные писатели, чем Гюго, Диккенс и многие другие. Всю свою сознательную жизнь я прекрасно знал, что убийство – величайший грех, и для того, чтобы понять это, мне совершенно не нужно было читать «Преступление и наказание» (в России этого не знают, – хотя как раз Толстой это знал – но на протяжении тысячелетий это было одной из важнейших основ еврейской морали). И при всей моей любви и уважении к Толстому, мне лично просто противно читать «Крейцерову сонату» – эту ханжескую и неуклюжую попытку преодолеть собственные комплексы (ведь все мы знаем, как Толстой вел себя в юности).

            В отличие от Льва Николаевича (может быть, потому что я никогда не принуждал женщин к чему бы то ни было?), я не только не сожалею о своей бурной молодости, но и завидую Александру Сергеевичу, потому что у меня было в три раза меньше женщин, чем у него. И если после своей смерти я встречу Вс-вышнего, то скажу ему: «Г-споди, если прелюбодеяние – это действительно грех, пожалуйста, не наказывай тех прекрасных женщин, которые дарили мне свою любовь! Назначь их долю наказания мне, пускай я буду наказан и за себя и за них, – но пожалей их, таких дивных и сладких!».

            К счастью, природа искусства такова, что правда жизни всегда прорывается наружу даже через ханжеские намерения художника, поэтому хотя Толстой хотел осудить Анну Каренину, она вызывает у читателя только симпатию и сочувствие. А Пушкина я люблю еще и за то, что как в жизни, так и в творчестве он никогда не был ханжой: вспомнить хотя бы его прелестную «Гавриилиаду»! 6

            Сколько цитат из произведений  вышеупомянутых двух бородатых моралистов вошло в обиход? Мне вспоминается только одна: «Тварь ли я дрожащая, или право имею?». А у Пушкина – десятки: «печаль моя светла», «я жить хочу, чтоб мыслить и страдать», «мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь», «пускай погибну я – но прежде...», «я Вас люблю, но я другому отдана; я буду век ему верна», «поверить алгеброй гармонию», «гений и злодейство», «пир во время чумы», «милость к падшим», «хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспаривай глупца» – не перечислить… И какие это цитаты, «какая глубина, какая смелость и какая стройность»!

            Пушкинское творчество лучше всего характеризуют собственные слова Пушкина (хоть и сказанные о другом): «чистейшей прелести чистейший образец», «и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь».

 

            Кем бы я тогда был?

 

            Поистине важная вещь – эмпатия: она помогает понять не только других людей, но иногда и самого себя.

            Перечитываю «Пример человеческой жизни» Уриэля Акосты: ужасающий, страшный документ, постыдная страница нашей истории. Кровь кипит от гнева (как и у многих людей до меня) к его мучителям, их жестокости и нетерпимости к инакомыслию… И вдруг ловлю себя на мысли: ведь именно то, что они сделали с Акостой, мне хотелось бы сделать с теми, чьи взгляды мне ненавистны (например, с гомофобами, каханистами и т. д.), – наказать, проучить, затравить, с дерьмом смешать! Чтоб знали, такие-сякие, как быть реакционерами! Чтоб никому неповадно было! 

            Как же поступил бы я, если бы оказался на месте палачей Акосты и верил в то, во что верили они? Кем бы тогда я вошёл в историю?

            Прав и велик был Вольтер с его постулатом: «Я ненавижу ваши взгляды, но я готов умереть за вообще право их высказывать».

 

            Старо как мир

 

            Поразительна склонность некоторых людей судить о вещах, которых они совсем не знают.

            Просматриваю свою старую электронную почту – и вижу короткую переписку девятилетней давности. Я тогда разослал друзьям какое-то произраильское видео,

 и вот одна из моих знакомых переслала мне письмо своего друга, которого я никогда в глаза не видел: «Скажи своему другу Евгению, чтобы он срочно начал изучать Библию, и не как развлечение, а анализируя каждое слово. То, что евреи сделали в Палестине 5000 лет назад, они делают там и сейчас … Евгений находится под влиянием людей, у кого есть интересы в Израиле…» и так далее.

            Тогда я не захотел связываться с этим идиотом (оказалось, что он, конечно, еврей) и просто ответил своей знакомой: «Скажи своему другу, чтобы он читал Библию: 5000 лет назад евреев еще не существовало». Сейчас, однако, перечитываю этот перл – и думаю…

            Дело не в том, что мы, интеллигентные люди, родившиеся и выросшие в Советском Союзе (где Библия сначала была запрещена, а потом стала большой редкостью), с юных лет подробнейшим образом изучали Книгу Книг, и никому из нас никогда в голову не могло прийти считать это развлечением. Дело не в том, что, если верить всему написанному в Библии, то надо верить и тому, что евреи сделали то, что описано в Книге Иисуса Навина, по приказанию Создателя вселенной, а если не верить в это, то совершенно нелогично верить и в другие библейские повествования, не имеющие исторического подтверждения (как известно, до сегодняшнего дня не найдено никаких исторических доказательств событий, описанных в Книге Иисуса Навина). Дело даже не в том, что на самом деле евреи сегодня не делают ничего подобного тому, о чем рассказывается в Библии. Наконец, дело не в том, что для нас, тех, кто жил в Советском Союзе, но не верил государственной  пропаганде вообще и антисионистской в частности – для нас всегда было ясно, как дважды два – четыре, что дело Израиля правое, а самое большое влияние на нас в этом вопросе (как и во многих  других) имели такие люди, как Андрей Сахаров – виднейший советский диссидент и убежденный сторонник Израиля (прочтите, например, нобелевскую речь Сахарова и его «Воспоминания»). Главное – то, что сравнение израильской политики с деяниями Иисуса Навина нам тоже давно и очень хорошо известно.

            Приведу пару примеров. Еще в детстве я прочитал в журнале «Пионер» интервью с Ясиром Арафатом. Среди прочих вопросов, ему задали такой (после стольких лет цитирую по памяти, но суть передаю точно): «Израильский премьер-министр Менахем Бегин оправдывает свою экспансионистскую политику в Палестине тем, что это исконно еврейские земли и при этом ссылается на Библию». Арафат ответил: «В той же самой Библии говорится,  что евреи завоевали Палестину, отняв ее у живших там хананеев. Бегин и не представляет себе, каким смешным он выглядит со своей Библией в глазах цивилизованного человека».

            Несколько лет спустя газета «Комсомольская правда» опубликовала наделавшую много шума статью под названием «Кокетничая с боженькой». Автор статьи, известный воинствующий атеист Иосиф Крывелев (конечно, еврей) в своей обычной манере обличал кровожадность Библии и, цитируя известные пассажи из Книги Иисуса Навина, сделал следующее заключение: «У современного израильского солдата библейские наставления служат важным материалом для «идеологически обоснованного» истребления арабов».

            Короче говоря, для нас, бывших рабов красного фараона, этот упомянутый, с позволения сказать, аргумент стар как мир – и вонюч как говно.

 

            Политика и искусство

 

            В «Тевье-молочнике», когда Хава пытается объяснить своему отцу, какой необыкновенный человек Федька, она говорит, что он «второй Горький». На вопрос Тевье, кто же был первый Горький, Хава отвечает так: «Это сейчас чуть ли не первый человек в мире» – и показывает отцу фотографию Горького.

            Сегодня, столетие спустя, это звучит смешно, но в то время многие, особенно прогрессивная российская молодежь (в частности, еврейская) именно так относилась к Максиму Горькому. Почему?

            В конце 19 – начале 20 столетия многие люди считали, что эксплуатация рабочего класса – самое большое зло на Земле. Что правда, то правда: в то время большинство рабочих жили в нужде, и их сильно эксплуатировали (в России еще больше, чем на Западе). Из всех тогдашних писателей Горький больше всего писал об этих проблемах. Более того: в своих произведениях он не только описывал страдания бедноты, но и призывал к борьбе против эксплуататоров, к революции.

            Охваченные такими же идеями, многие его современники, как это нередко бывает, принимали общественную важность тематики за литературный талант – и, как следствие, считали Горького не только великим писателем, но чуть ли не первым человеком в мире. Без сомнения, Горький обладал большим литературным талантом, но сейчас очевидно, что его никак нельзя сравнить, например, с Чеховым или Буниным. Многие современники, однако, читали Горького другими глазами.

            На мой взгляд, то же самое повторилось в России несколькими десятилетиями позже, когда появился Александр Солженицын. Сталинский ГУЛАГ в то время действительно был величайшим злом в мире (гитлеризм, конечно, был не меньшим злом, но длился он не так долго), и для прогрессивной интеллигенции в Советском Союзе это было самой актуальной и наболевшей темой.

            Солженицын писал именно о ГУЛАГе, описывая его ужасы с большой силой, – и многие читатели сочли его гением. Сейчас, однако, хотя сталинские лагеря остаются для нас незаживающей раной, становится всё ясней, что при всем его таланте, гением Солженицын не был. Сегодня выглядит если ещё не смешно, то во всяком случае уже странно, что когда-то его всерьез называли «вторым Львом Толстым». А было это всего несколько десятилетий назад.

 

            Эмоции и разум

 

            То, о чем я хочу сейчас написать, тема очень щепетильная, могущая вызвать взрыв эмоций. Поэтому буду выражаться предельно осторожно, используя вопросительную форму вместо утвердительной.

            В разных европейских странах действует и применяется закон, по которому за отрицание Холокоста предусмотрено наказание до нескольких лет лишения свободы. Наша естественная реакция на это: очень хорошо! Правильно! Так и надо! Это ведь такое кощунство отрицать  Холокост – пускай за это в тюрьму сажают!

            Но если быть до конца честным с самим собой, то у цивилизованного человека неизбежно шевельнется червячок сомнения: действительно ли правильно и справедливо сажать в тюрьму не за убийство, не за воровство и даже не за призыв к совершению преступления, а просто за отрицание исторического события (как бы ни было оскорбительно это отрицание по отношению к памяти миллионов людей)?

            И если быть дальновидными, то невозможно не задаться вопросом: хорошо ли для нас, евреев, что сажают в тюрьму за отрицание именно и только этого события (учитывая, что антисемиты продолжают твердить о «всемирном еврейском заговоре»)?

           Да, в некоторых странах наказывают также за отрицание геноцида армян – но как наказывают? Историк Бернард Льюис был в свое время за это оштрафован во Франции на сумму… 1 франк.

            На протяжении многих лет казалось, что этот закон не причиняет никакого вреда.  После краха коммунизма в Чехии был принят закон, согласно которому за отрицание коммунистических преступлений полагается несколько лет тюрьмы. Когда я прочитал об этом, то подумал: замечательно! Так и должно быть – и за отрицание Холокоста, и за отрицание преступлений коммунизма сажать надо! Но вот несколько лет назад средства массовой информации сообщили о преследованиях одного китайского историка за то, что он не следовал указаниям правительства в освещении некоторых событий Второй мировой войны. Разумеется, все были возмущены: безобразие! Покушение на свободу слова и науки!

            Совсем недавно в Польше был принят закон, запрещающий называть Освенцим и другие нацистские концлагеря в Польше «польскими концлагерями». Снова все возмутились: свобода слова! Возврат к тоталитаризму! Но ведь у всего этого уже был прецедент – и прецедентом этим, как ни печально, является именно «закон об отрицании Холокоста»…

            Что же будет дальше? И где же справедливость?

 

            Свинья под дубом

 

            Все мы, родившиеся и выросшие в России, с детства знаем басню Крылова «Свинья под дубом», в которой свинья до отвала наедается желудей и потом начинает подрывать корни дуба, не понимая, что желуди, которые она так любит, растут именно на этом дереве.

            Читаю в Интернете разные антиамериканские комментарии, написанные по-русски людьми, живущими в России, и думаю: осознают ли их авторы, что, сидя за компьютерами (которые были изобретены в Америке) и поливая грязью Америку в Интернете (который тоже был изобретен в Соединенных Штатах), они уподобляются крыловской свинье под дубом?

 

            За что боролись?  

 

            В день последних президентских выборов в Чехии у меня был концерт в Вене. На следующий день мы – моя жена, ее сестра и наши мамы – возвращались в Прагу поездом. Во время поездки мы узнали о результатах выборов: победил Милош Земан, которого за несколько дней до того одна украинская девушка, протестуя против его политики, назвала «путинской шлюхой».

            Поезд нес нас в ставшую родной Прагу. Потрясенные новостью, мы не могли понять: как такое могло произойти после всего, что чехи пережили от Кремля? Говорили о том, как Россия могла повлиять на выборы, какие именно слои населения могли поддержать Земана… и спрашивали друг друга и самих себя: что об этом думает народ?

            Вернувшись, заказали домой ужин. Ради любопытства спросили у человека, доставившего еду, за кого он голосовал. «Я не знал, что были выборы,» – ответил тот.

 

            Все люди разные

 

            Недавно я прочитал статью известного российского писателя и литературного критика еврейского происхождения Бенедикта Сарнова. Среди прочего автор рассказывает о том, как в середине 1940-х годов один его товарищ попросил его подписать письмо Соломону Михоэлсу. Письмо было написано от «группы молодых евреев, которые хотят изучать историю и культуру своего народа» и потому просят разрешения пользоваться библиотекой ГОСЕТа. Сарнов пишет, что в отличие от своего товарища и всей «группы молодых евреев», он абсолютно не интересовался этими вещами.

            Моей естественной реакцией на это было: как же так? как такое возможно? как мог еврей – и не просто обычный человек, а интеллектуал, не интересоваться еврейской историей и культурой?! Подумав, я понял, что обо мне, наверное, тоже кто-то скажет: как можно не интересоваться физикой и химией, которые объясняют, как устроен мир, в котором мы живем? И тем не менее...

            Если бы все люди были на одно лицо, то жизнь была бы очень и очень скучной, не так ли?..

                                                                                      Перевод с идиша Е. С.

 

1Меир Вильнер (1918 – 2003) – многолетний генеральный секретарь Коммунистический партии Израиля.

2Ахмед Саад – видный деятель Коммунистической партии Израиля, главный редактор израильской коммунистической газеты на арабском языке «Аль иттихад».

3Ицхок-Лейбуш Перец (1852 – 1915) – классик литературы на идише.

4Василь Быков (1924 – 2003) – известный белорусский советский писатель. 

5Юрий Карякин (1930 – 2011) – автор статей о Ф. Достоевском.

6 «Гавриилиада» – поэма, в которой Пушкин перерабатывает в эротическом духе евангельский рассказ о непорочном зачатии.

 

Авторские права принадлежат изданию «Идиш бранже»