Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | Проект АРЕаЛ | ГЕОЛОГИЯ | Только для своих | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ | Спонсоры | Связь с координатором портала |
Центр |
Юрий Игоревич АндруховичОб авторе: украинский поэт, прозаик,переводчик, эссеист. Живёт и работает... >>> |
Антон КузьминыхОб авторе: родился в 1997 году в Кургане, где и проживает в настоящее время. Учится... >>> |
Ангелина СабитоваОб авторе: родилась в 1993 году в городе Новосибирске. Сейчас живет в Челябинске, учится в... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаСеверная АмерикаКанадаСШАЦентральная АзияКиргизстанУзбекистанСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Сергей АрутюновАрина Грачёва. «Стихи». М.: Эдитус. 2012.Поняв, что никуда не стоит мчаться, что лучший вид не будет миру придан, я ощутила человечье счастье доселе не испытанного вида — так, например, может выглядеть лирическая позиция автора, решившегося напомнить нам о том, что поэзия — дело натур не суетных. Мне часто бывает стыдно оттого, что я забыл об этом напрочь. Может быть, потому, что у меня нет гамака? Сегодня многие эскаписты пытаются в стихах сознавать и чувствовать так, как когда-то сознавали и чувствовали их далекие пращуры по словесности — дворяне. Оттого, что им было «некуда больше спешить», они наплодили уйму поэзии зряшной и попросту бросовой, среди которой, если покопаться, можно и сегодня встретить осколки сознания века подлинно золотого — «Жизнь Званскую», «Деревню» («Приветствую тебя, пустынный уголок!») и прочих фетов. Так ли далек от нас тот век? Невозвратимо. Сто миллиардов парсек. В сухом остатке — сине-золотое сеченье неба. Веер тени клетчат. Ни заслонить, ни пересилить зноя, но только взять — и в гамаке улечься. Однако, читая Грачёву, можно подумать, что нет, не так уж и далек. Стоит сегодня стать каким-нибудь рантье в достойном и хорошо охраняемом финансовом учреждении с даровой лицензией ЦБ, и будет тебе счастье: уволься с работы, живи единым духом, броди по саду и наслаждайся заслуженным покоем. Неисполнимо? Если бы так, не родилось бы на нашей земле великое племя стихийных анархистов — дауншифтеров, больше всего на свете ценящих свободу от общества. И если искать духовных наследников дворянства, то лишь среди них, а не в кругу офисных интриганов и задавак. Именно вылетевшие из адского беличьего колеса располагают временем читать, писать, со вкусом завтракать… и не вздрагивать постоянно оттого, что судьба казенного работника, расчисленная помимо него и вне его, наперечет дергана и фальшива. Я давно подозревал, что все настоящие женщины по сути японки. Они тихи, они семенят по летним и осенним тропинкам, лелея один жар — любви, понимания и участия. Грачёва, поднимающая с одра жанр десятистишия, первых две строфы конструирует как хайку. Одно из них поистине прелестно: Сакуры пена. Тень от разлуки еще На год длиннее — не правда ли, продолжения не требуется? Совершенно? Стоицизм женщины может еще породить великую литературу. Но лишь стоицизм, а не крикливый базарный бомбизм, обрызгивающий сущности жидким пометом нетерпимости взаимных счетов. Мужчина, вечно воинственный и туповатый, в агрегатном состоянии не способен дать женщине счастья, но изредка и в него может, как лист, слетать сознание вселенской заброшенности и смирения с ней. Соединенный с женщиной, не испугавшийся впустить ее в себя, сам становится поэтом. Стихи Грачёвой неброско манифестальны. Вслушаемся: как чью-то колокольчик первый мечту вызванивает, как беззвучный плющ зеленым нервом пронзает времени пустяк. — «Времени пустяк»! — похоже, один лишь Гаврила Романович и был способен на такое отречение от преходящего. И то, когда писал «Реку времен в своем стремленье». Для женщины, чьи отношения со временем куда сложней и болезненней, бросить из-за плеча, укутанного в ложноклассическую шаль, подобное сознание практически подвиг: время мстит всем, но злобнее всего тем, кто имеет волю не замечать его. Но слово памятно: пустяк. По-французски — «багатель». «Милое, ни к чему не обязывающее произведение искусства», как свидетельствует словарь… Эти пьески мажорного напева, эти кружева, которым так тесно в тканевых телах, что они так и норовят преобразиться в бабочек и упорхнуть за абрис луга… Именно здесь мы становимся свидетелями поистине титанической борьбы. «Жалкий» лермонтовский человек, гордец и соглядатай чудовищных зверств рода людского, вступает в соревнование с вечностью, объявляя ее ничтожной в то же самое время, как вечность объявляет ничтожным его самого. Где исход этого основного противостояния? Там, конечно, где вечность с ее трансцендентным трагизмом сокрушается человеческим, слишком человеческим оружием: багателью, безделкой, но только видимой. Стихами, в которых оберегается каждый гран вечности. Пренебрегать не смею даже каплей из озера подхваченной веслом, ни ряской, шелушащейся на гладком, ни глубины боящимся теплом — все здесь точно и емко, будто на объемной, чувственной фотографии душевного проникновения в сто тысяч раз увиденное и ощущенное. Преимущественный хронотоп этих стихов — лето, потому что речь в них идет о вторичном пребывании Евы в Раю. И, что драматично, уже без Адама. Ева на экскурсии. Ева вспоминает. Ева зовет. Ева купила домик в Парадизе. Еще пойдет пылать за флоксом флокс, мотивы лета повторяя вкратце, но чем-то новым будут звоны ос и шелест ливней в сердце отзываться Она ждет уже потому, что женское предназначение древнее самой вечности и не может прерываться из-за всяких там пустяков вроде конца света, ядерных войн и прочей чепухи. Есть вещи намного важнее, мыслит прародительница, в нутряную суть которой Грачёва падает стремительно и безвозвратно. Но не время еще прощаться с ней, искусство которой еще может набрать невозможной и немыслимой высоты за счет совершенствования поэтической техники. Прозрачной став, душа пустого сада На невесомый сон обречена, А в каждом завитке литой ограды Прибавилось как будто чугуна — пишется об осени взглядом медленным, ведущим зрачком по каждому завитку, взвешивающим его в ладонях чистых и жертвенных. …Когда-нибудь, во времена разумные и минимально брезгливые, экологичные к человеческому времяпрепровождению на этой земле, люди скопом еще не раз поклонятся тем, кто в смуту и подлость имел силы надеяться и следовать своему извечному предназначению, каким бы угнетающим оно ни казалось именно в смуту. Полагаю, в длиннейших списках тех, кому нужно будет отдать благодарственный поклон, будет и имя Арины Грачёвой. В номинации уберегшей образ поэзии от поругания и в виде песочных часов в натуральную величину. |
ГолосованиеКак часто вы посещаете портал "Мегалит"?ЖурналыРусское вымяВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГОСОБНЯКМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНСЕВЕРДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕЛИТЕРАЮЖНЫЙ УРАЛБАЛТИКА-КалининградСеверо-Муйские огниНОВЫЙ СВЕТСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИНАЧАЛОКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИСлово-WordГВИДЕОНКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАСорокопут [Lanius Excubitor]ДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовТело ПоэзииГРАФИТБЕЛЫЙ ВОРОНИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимДЕТИ РАФУТУРУМ АРТЧЕРНОВИКЗИНЗИВЕРВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕИЛЬЯАРГАМАК-ТатарстанИНФОРМПРОСТРАНСТВОДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬСВОЙ ВАРИАНТБАШНЯ22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЗАПАСНИКЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33УРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |