Антон Васецкий

***

***
Это и есть тот случай, когда слова образуют строчки,
а голодные скважины, обретая свои ключи,
предлагают на выбор: либо проследуй к точке
невозвращения, либо прикинься ветошью и молчи.
Снег десантируется на здания и дороги.
Утки упорно отстаивают застывший пруд.
Мальчик из телевизора изучает чужие блоги,
явно переживая, что вряд ли его поймут.
Каждый узор пролегает так близко, что можно пальцем
определить неровности полотна.
Поезд слетает с рельсов, не доходя до станции,  
и замирает дерево у окна.
И замирают турбины, вагоны, насыпи и откосы,
слипшийся гравий и черный, как небо, грунт
в остекленевшем воздухе, где прокручиваются колеса
и доставляют читателя вслед за автором в нужный пункт.
***
Все получилось честно, и притом
все получили по своим запросам.
Никто не вспомнит улицу и дом,
код 51#768,
небезопасный лестничный проем,
замок на три неполных оборота
и жизнерадостных наивных идиотов,
деливших эти комнаты втроем.
Лишь губы станут повторять одно,
когда вдруг треснут и закровоточат,
ощупывая каменное дно
безжалостной предновогодней ночи,
и выудят дурацкие слова,
которые бы следовало сдуть бы,
что кто-то что-то там свои права,
сплетая и развязывая судьбы.
***
Спотыкаясь и падая,
ковыляют вдвоем
утомившийся Павел,
изможденный Антон.
Через зимнюю реку,
чертыхаясь, бредут
по блестящему снегу
и черному льду.
Лишь луна светит бешено,
озаряя их путь
и печаль, что прошедшего
ничего не вернуть:
ни горящие губы,
ни восьмой полтишок,
ни оборванный грубо
телефонный звонок.
Не придумано средство
обойти эту грань.
Потому – косорезы,
баламуты и пьянь,
чтоб в коротком покое
упасть, замереть.
Все смотреть в ледяное.
Лежать и смотреть.
***
Магомет ты моя, Магомет.
Ты пришла, по лазури играя,
и, сама того не понимая,
нанесла моему сердцу вред.
Это больше похоже на бред.
Я не помню такого со школы,
потому что я с севера что ли
или просто не знаю ответ.
Так же вдруг по пути на банкет
кто-то сладко задремлет в трамвае,  
а, уже пробудившись, узнает,
что проспал в нем 11 лет.
Что он сможет понять из газет?
Все бессмысленно, как ни пытайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
оставляя свой след.
***
Кажется, я уже знаю и чувствую даже:
очередная история кончится так же
странно, смешно, (вставить недостающее), куце.  
Чьи-то пути неизбежно по швам разойдутся  
неаккуратным, но нерукотворным пунктиром
и затеряются где-то в районе промира.
И растворится в диспетчерских мутных экранах
чей-то затылок, и снова замерзнут в карманах
чьи-то ладони. А с ними, прощанье минуя,
чьи-то запястья останутся без поцелуя.
Ведь, сколько нитке ни виться колечком на палец,
вспомни, чьи линии сроду не пересекались,
кроме моментов, когда, сдвинув серые шторы,
мы отключали с тобой все электроприборы.
***
Друзья узнают обо мне из моих стихов,
считают по пальцам возлюбленных: Маша, Саша,  
Алена, другая Маша, Олеся, Катя, -
им всем до пизды поэзия.  
- Привет, - говорю я. - Рад видеть, - пишу. - Добро  
пожаловать в мир переученного левши,  
где Бог удивленно вращает чужими глазами,
глядит и не верит, не верит, не верит, не верит,
как все здесь устроено.
- Что-то опять накрутил, - слышу я. -  
Наверное, снова один. Попробуй еще.
***
полный всеобъемлющий покой
словно зимний день в Северодвинске
кафельный недвижный медицинский
как сказал бы кто-нибудь другой
прежде чем закончить разговор  
я б не стал наверное поэтом
если б не мелодия вот эта
доносящаяся из-за штор
стоит резко выпустить тепло
из окна и ты узнаешь тоже
как подходит беззащитной коже
треснувшее с холода стекло
как юлят на детском языке
звуки не оформленные в буквы
и поет для заболевшей куклы
девочка со швами на руке

К списку номеров журнала «УРАЛ-ТРАНЗИТ» | К содержанию номера