Александр Петрушкин

Пластырь света. Стихотворения


***
о чём о том скрипят ладони
пластмассовые темноты

все переправлено направо
нарывы рты

животное всё наизнанку
идёт гулять

и начинается по знаку
вся жизнь опять

о чём о том ты некрасива
и голубь мне

не говори молчи со мною
я сам во тьме

***
а свет сойдёт на нет
на нет не перево́дим

переводи́м лишь ангел
в подземном переходе

он по природе свой
любому из углов

идёт где замолчать бы
в любом из языков

где из любого смерть
бежит венозной кровью

не переводима жизнь
особенно с любовью

особенно с землёй
или хотя б золою

я помню я был жив
под богом и горою

ГОЛУБЯТНЯ

Андрею Санникову

насколь прекрасна голубятня
и требуха и эта поросль
несущая нас на руках
пока живот со смертью порознь

пока прекрасно смертны мы
ухватывай снаружи тела
как эта поросль нас во тьмы
несёт заложено и спело

так рас-спешит в округе жизнь
в кружок закрытых светом скважин
пока там жарят голубей
парных как молоко и свет
все дольше из замочных скважин

пока природа голубят
накормит миром до ответа
и губы вытерев взлетят
и в скважину пройдут с рассветом

оставив голубятню нам
где смерти их до самой крыши
чтобы несла нас на руках
пока живот как смертный дышит

***
Не вспоминай меня – на свет
наколот пластырь света. Урка,
пока ты остаёшься здесь –
летит, как стрекоза, маршрутка.

Не вспоминай меня – простить
из лагеря побег заветен
пока хранят, как сухари,
зверёныши нас, эти дети.

За всех, что были неспроста,
теперь начисленная плата
нас ждёт, считая тьму до ста
и пластыри до зоосада.

Ты, убивающий стрекоз
подземных тёмными шагами –
не ожидаешь, но пройдёшь
над взглядом нашим сапогами.

Не вспоминай меня за свет
засвечено – на пол-аршина
мой дом оторван от земли
и пластыря почти не видно.

***
смотришь вот вроде бы свет а дыра дырой
что же ты дура делаешь здесь со мной
вроде бы дети все спят вроде бы дуля спит
смотрится наша дерёвня в зеркальце на разрыв
дуня под солнцем свою проживает жесть
скоро у дуни будет не пять а шесть
смотришь а вроде как едешь москва-петушки
здравствуй моя республика гол твой почти навзрыд
нет нас двоих если сокол в подоле подолом сыт
смотришь а вроде бы свет открывает рот
как птенец клювом со лба которого нет вытирает пот
грязною (вычеркнуто) земляной рукой
в чашках земля тёплая как разогретый чай
будет тебе говорить что дыра дырой
в дырочке этой свет по нему читай

***
снег завершает мёртвую петлю
из всех возможностей что я не говорю
из всех воздушных рукавов и ям
снег завершает снег наверно пьян

он молится за этих и за тех
из всех холодных щурится абрек
он учится смешению времён
чтоб в небо уходил мой патиссон

снег завершает фразу обрыва
снег рвёт наружу как шахида два
теперь шахида с нескольких сторон
лежат и загорают с кадыком

который продышаться им не дал
снег возвращает всё что он в кармане смял
из всех возможностей я эту повторю
почти живую мёртвую петлю

***
от чувства стыда от ощущения собственной немоты
как говорят глухие – что слышишь ты
от нашего голого тела от тёплых сосков
от единого ставшего целым как дом и кров
вот почему мне – скажи – это время и тьма дана?
всё от стыда с тобою всё от стыда
как говорят немые? – как ходим мы по рукам
по дачным кладовкам и погибаем там
не видим не слышим я дым ты дым ярытам
от стыда муданьцзянский в дацан пацан
девочко девочко полая я в тебя
вхожу и играю в прятки туда сюда
вспомнишь меня – говори – вспомнишь меня –
чувствуя влагу и плоть от стихов стыда

***
из меня окликаясь на свист
вылетает душа до конца
до предела наполненный лист
так ли бог свой
удержит птенца
так ли я повстречаю рассвет
по привычке назвав его смерть
там нас ждёт и не ясно кто вниз
смотрит как изменение мест
проживания мажет вовнутрь
много лажи расскажет как хлеб
из меня окликаясь на свист
попадая в потребный мне хлев
вылетае… (я здесь оба рву –
тень поставив как дочку в углу
вот январь наступает на крест
обратившись как ёлка в свинью
он стоит на снегу неспроста
он босой и похожий на мой
отпускает от неба птенца)
и откуда бы не был –
домой)


***
спине уже не больно на окно
ложится смерть ласкать её детей
и хорошо быть среднему поэту
приподыматься к утреннему свету
так рядом с местной бабой третью
не ожидать и слушать как живой

с соседом говорит стучится пяткой
в живот у смерти в земли для детей
как хорошо быть средним человеком
уравненным со смертью живым смехом
своих уже рождённых дочерей

спине уже не больно на окно
прикладывается смерть – её щекочешь
и быть иным и говорить с плечом не хочешь
тем более что на плече их нет
тем менее что узнавать ответ
причины не найдется не находишь

и снигири клюют её животный свет
рельефный неизвестный
бог есть нет

и никого не
спросишь

МАРГИНАЛЬНЫЙ ДЖИХАД


ее увозили в качалках и птицах
в больницах в пивных в привозных сантиментах
пути измеряли в иголках и шприцах
в каком-то там кителе и сантиметрах
ее узнавали в парадных вокзалах
ее выводили под хвостики буквы
менты на своих рукописных анналах
и жрал моджахед жопой мак революций
ее вывозили как груз контрабандный
теряли в снегах бугульмы нами спёртой
для жижи и жизни из спелого жара
письма поперёк санитары бессонно
кололи нам вены в надёже открыть их
вязали потуже жгуты и потели
ее увозили в растёртых наколках
в железной дороги натянутом теле
её выносили (так мама нас носит
так бог это просит так бесам так надо)
- её подъедали (мирдым одеялам)
Якши маргиналам мы дым Калевале
когда же её выносили наружу
в крестах и слезах и двуперстьем кержацким
джихад объявили

душа всё простила
она смерть не знала => туда => и летала

***
Возможно, ангел нулевой
забудет здесь стоять в своих –
не рифма оправданье, а
кто со сторон других приник –

он смотрит из пяти сторон
в шесть стрекозиных глаз твоих –
(во как!) теряется лицо
и вырастает полый лик.

Вот так – нас осуждает речь
на говор или проговор…
так Бог проходит через слог,

его сдирая.

видишь?
стёр.

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера