Евгения Баранова

Колыбельная для вещей. Стихотворения

Слова



Так одиноко,
беззвучно так.
Кажется –  жизнь утекла в кулак.
Кажется –  льдинка звенит во рту.
Так одиноко –
                ни там, ни тут.

Письма, рассветы, печаль горой
не прорастают в душе сырой.

Так одиноко –  хоть глаз коли.
Видимо,
        сталь у меня в крови.

Липнет, кусает –  паук-вдова.
Так одиноко – одни слова!





Колыбельная для вещей



Я не люблю, когда тревожат вещи.
Мне жаль тепло их кропотливых спин.
Учитесь поступать по-человечьи:
не разбивайте блюдце о камин.

Не рассыпайте соль: она бессильна.
От чёрного кота не рвите нить.
Он тоже, по-ахматовски умильно,
умеет солнце в лапах приносить.

Не стройте супнице обидчивых прелюдий
и не спешите принтер хоронить.
А вещи что - они все те же люди,
но не умеют, к счастью, говорить.





● ● ● ● ●



Когда умирают в минутах стрелки,
время становится космонавтом.
Верит –
в летающие тарелки.
Бродит–  
по космосу виновато.
Времени грустно:
нельзя пролиться.
Вот и находит – пути и путы.
Время,
случайное,
как убийца.
Время: куда? для чего? кому ты?
Я же –
как Гинзберг с поэмой «Вопль».
Я не хочу уходить со всеми.
Скрыться! В Америку! В глушь! В Европу!
Время, помилуй!
Помилуй, время!







● ● ● ● ●



Мой первый муж
          (он трудный самый)
мне говорил – умрём
                      вдвоём.
А я его любила, мама,
как старенький аккордеон.

Как вечера на кухне общей.
Как чая благородный чад.
А я его любила…
                 Больше
об этом вряд ли говорят.

И так легко,
           светло,
                   упрямо
цвела под ребрами свирель.

Я так его любила, мама,
как не люблю его теперь.





Лермонтов - пишет



Лермонтов пишет:
    – Литература
    напоминает балет на льду.
    От Оренбурга до Сингапура.
    От Вашингтона до Катманду.

Лермонтов пишет:
    – Ломайте перья!
    Мир совершенен  – исхода нет.
    Перебиваешь дуэль дуэлью,
    но попадаешь под пистолет.

Лермонтов пишет:
    – Любви изнанка
    слишком похожа на анекдот.
    Лезешь упрямо в чужие санки.
    Жаждешь упрямо чужих щедрот.

Лермонтов пишет:
    – Устал, теряюсь.
    Музы
    указывают на дверь.

    Недобровольно расправив парус,
    вечно обязанный вам Michel.







Романтика. Ленин



Вокзальная.
Площадь.
Тоскливо.
С трудом поднимаю века.
Пожалуйста – Ленин, с залива.
Практически – с броневика.

И день – исключительно смелый.
И взгляды реки – широки.
А вы говорите – эсеры
и прочие меньшевики.

А вы говорите – случайность.
В империи бродит бронхит.
Тут Ленин меня замечает
и шепотом вдруг говорит:

– Любая кухарка...
– Поможем...
– Марксисты...
– Кружок...
– Капитал...
А знаете, Женя, я тоже
когда-то стихи рисовал.

И так мы уходим,
болтая,
и люди уже не видны.

В каком-то мучительном мае
за год до начала войны.





● ● ● ● ●



                Мальчик сказал мне: "Как это больно!"
              И мальчика очень жаль
                                      Анна Ахматова

Мальчик мне сделал больно.
Мальчика очень жаль.
В пре- или над- исподней
скоро сожгут февраль.

Быстро сойдет невольный,
тонкий тепла налет.
Мальчик мне сделал больно.
Кто же его спасет?

К небу прижмусь ладонью,
в губы скажу луне:
    – Мальчик мне сделал больно.
        Можно его ко мне?





● ● ● ● ●



Сердце мое! Изо льда уздечка!
Все еще бьешься, как Лже-Нерон
Все еще помнишь, как йод в аптечке
теплые раны других времен.

Слезы текут – вымывают лица.
Люди текут – поднимаю щит.
Сердце мое! – Золотая спица:
тянет,
и колет,
и горячит.

Не уходи — барабанят ставни.
Не уходи — отвечает дождь.
«Я не умею тебя оставить»
Сердце мое! – Молодая ложь!







● ● ● ● ●



Я состою из всего.
Как земная гладь.
Вещи меня ловили, но не поймали.
Ты говорила о жизни.
              А, знаешь, ждать –
страшно,
как ночью
       в прорванном покрывале.

Запахом свежего сена приходишь в дом
вместо того, чтобы по ветру колоситься.
Становишься горделивым, как террикон.
Становишься терпеливым, как поясница.

Потом покупаешь книги, тиранишь лень.
Чинишь пружины, винтики, трубы, дверцы.
Смотришь в новое зеркало –  там кремень.
Идешь к кардиологу –   он не находит сердца.

Ты говорила о жизни.
                         А почему
битва до смерти реальнее мысли робкой?
Вечная пьеса с вечно живой Муму
в маленьком цирке под черепной коробкой.

К списку номеров журнала «ЛИКБЕЗ» | К содержанию номера