Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | Проект АРЕаЛ | ГЕОЛОГИЯ | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ | Спонсоры | Связь с координатором портала |
Центр |
Нелли ГригорянОб авторе: Родилась в 1975 году в городе Баку. Образование среднее. Пишет прозу и стихи... |
Владимир КетовОб авторе: Родился в 1951 г. в С.-Петербурге (тогда – Ленинград). Окончил Институт... |
Владислав БорецкийОб авторе: Родился в 1962 г. в Риге. Окончил мо журфака МГУ, работал на Иновещании... |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Дубовая рощаСтихи немецких поэтов в переводах Бориса МарковскогоРайнер Мария Рильке * * * Здесь воздух затхл, как в комнате больного, где смерть исхода терпеливо ждёт; на мокрых крышах — отблеск дня иного, как от свечи, что через миг умрёт. Есть даже в смерти некий промежуток: вот ожил лист — и всё, и был таков... И, как над лесом стая диких уток, ползёт по небу стая облаков. На Малой Стрáне В каждом каменном изгибе древних башен — боль и трепет,— узкий двор себе на гибель навсегда забыл о небе. Лестничных амуров сразу узнаёшь по жалким позам; высоко на крышах в вазах лепестки роняют розы. Есть калитка там. Кто знает, чтó за слово удивлённо солнце по складам читает там, где слёзы льёт мадонна? У капуцинов Добрейший патер Гвардиан мне предлагает рюмку водки, такой, что судорога — в глотке, глоток — и мёртвый будет пьян. Он ищет ключик от ларца с сокровищем. Не взял ли кто-то? Нашёл! нашёл! И капли пота стекают с жирного лица. Наполнив рюмки в третий раз, он каламбурит: «Все мы — гости; однажды сгинем на погосте, но дух! — останется от нас». * * * Над белым зáмком хлопьев хоровод. В пустынных залах — леденящий холод. Повсюду — смерть. И край стены отколот. И снег лежит от окон до ворот. Повсюду — снег. На крыше — серый лёд. То — смерть моя вдоль белых стен крадётся в продрогший сад... Она ещё вернётся и стрелки на часах переведёт. * * * Ночь залегла в глубинах парка, и звёзды кротко светят нам; луны серебряная барка плывёт к далёким берегам. Фонтан рассказывает сказку, как будто грезит наяву,— почти без звука, глухо, вязко упало яблоко в траву. А от холмов, где кем-то щедро гряда дубов наклонена, уже летит на крыльях ветра дух виноградного вина. Венеция Чуждый говор. Мы — в гондоле. Город в сумрак погружён. Лодка движется там, что ли, мимо мраморных колонн? Тишина. Лишь гондольеров смех звучит. Весло поёт... Из каналов тёмно-серых ночь огромная встаёт. Чёрный след волной изрезан, кóлокола дальний звон. Снится мне: я — мёртвый цезарь в день державных похорон. Осень Листва летит с деревьев и с небес, чтобы, очнувшись на оконной раме, пролепетать: «Не так ли будет с вами?» Так и земля, как мотылёк на пламя, летит сквозь ночь звезде наперерез. Вот так же падает, скрывая страх, из рук твоих — заколка или скрепка... И всё же есть Один, кто держит крепко паденья наши в бережных руках. * * * Чужими стали ваши плечи, чужими — золото волос, и обольстительные речи, и редкие ночные встречи, когда во тьме пылают свечи, чей воск неотличим от слёз. Мы словно два изображенья над опустевшим алтарём: ещё исполнены движенья, ещё полны любви, смиренья, как будто от богослуженья мы всё ещё чего-то ждём. В старом доме Я в старом доме; тишина. Всю целиком, как на ладони, я вижу Прагу в медальоне распахнутого вдаль окна. Закат давно уже погас, лишь вдалеке, мерцая скупо, вздымает свой волшебный купол загадочный Sankt Nikolas. Звезда над городом горит, как будто свет зажёгся в храме, как будто в старом доме «Amen» мне тихий голос говорит. Когда наступает весна Трава блестит под солнцем ярко; земля весенняя согрета; мелькнула первая карета в аллеях парка. И где вчера лишь ворон каркал, один, среди морозных елей,— сегодня птицы вдруг запели в аллеях парка. Весенний ветер слишком жарко ласкает гипсовые плечи; всё те же поцелуи, речи — в аллеях парка. Дворянский дом Дворянский дом с причудливым фронтоном, весь в готике, как шрифт на обелиске. Пустынный двор, и в нём — булыжник склизкий, и лампа тусклая — в стекле оконном. Сизоголовый голубь клювом старым стучит в окно, как дятел или плотник; здесь ласточки гнездятся в подворотнях; здесь — колдовство, здесь — колдовские чары. * * * Здесь что ни день — один и тот же сон: здесь дети спят, уткнувшись в звёздный полог, здесь старики, чей век — увы! — недолог, глядят из окон строго, как с икон. Здесь что ни день — один и тот же сон: вечерний звон над полем тихо льётся, и девушки, сгрудившись у колодца, в смущенье ждут, когда растает он. Не туча ли закрыла небосклон? Нет, это липа машет мне ветвями и вдаль зовёт... Так дни летят за днями, и что ни день — один и тот же сон. В предместье Старуха в чёрном, что жила над нами,— она мертва. Но кто она? — Бог весть! У нищих нет имён, а если есть — какой в них прок? Бог с ними, с именами... Внизу пылятся траурные дроги. Дверь заколочена; ну что ж, пора! Гроб с руганью выносят со двора, едва не уронив среди дороги. Унылый кучер трогает и вскоре, забыв про смерть, орёт: «Чёрт побери!» — как будто там лишь жалкий гроб внутри, а не вся жизнь её — любовь и горе. Осенний день Над нами — время. Лето — позади. И тень Твоя уже на циферблате, вот-вот пойдут осенние дожди. Ещё хоть несколько таких недель! Так целой жизни оказалось мало, чтобы допить — уже со дна бокала — вина осеннего тяжёлый хмель. Кто одинок — тот будет им и впредь. Кто счастья ждёт — тот не увидит счастья, тот будет вздрагивать, ломать запястья, бродить в аллеях парка и смотреть, как листья падают в часы ненастья. Пауль Целан Песня в пустыне Чёрный венок из обугленных листьев я сплёл на окраине Аккры: там я скакал на коне и потом заколол его шпагой. Из деревянной посуды пил пепел колодезный Аккры и на восток по развалинам неба шёл медленным шагом. Просто ангелы умерли, просто Бог вдруг ослеп в окрестностях Аккры, нет никого, кто бы сон мне вернул и покой подарил мне. Месяц — прекрасный цветок — он растоптан в окрестностях Аккры: руки шипами цветут и сплетаются в бешеном ритме. Что ж, напоследок склониться в поклоне, когда они молятся в Аккре... О, как непрочна кольчуга у ночи — кровь каплет из раны! Брат ваш смеющийся, ангел железный из Аккры, всё ещё имя твердит и всё ещё помнит тот отблеск багряный. Воспоминание о Франции Повторяй за мной: небо Парижа, огромный осенний безвременник... Помнишь, на цветочном базаре мы покупали сердца: они были голубыми и расцветали в воде. Вдруг в нашей комнате закапал дождь, пришёл сосед, месье Ле Санж, печальный карлик, мы сели играть с ним в карты, я проиграл зрачки, ты одолжила мне волосы, я проиграл их, он встал и вышел. Дождь, как слуга, последовал за ним. Мы оба умерли, но мы могли дышать. Фридрих Гёльдерлин Дубовая роща От людей пришёл я к вам, гордые дети природы! От людей, где деревья живут в дружелюбном пространстве, Окружённые вечной любовью и вечной заботой. Но вы! Вы стоите, как гордое племя Титанов, У подножия гор, подвластны лишь солнцу и небу, Вас вскормившему и воспитавшему вас на свободе. Не у людей вы учились хорошим манерам, Нет, вы уходите вверх, к облакам, ваши сильные корни Переплетаются между собой, и, как коршун добычу, Вы когтите пространство, в то время как шумные кроны Тянутся ввысь и уже облаков достигают. В каждом из вас — целый мир, вы, как звёзды на небе, Сосуществуете мирно в свободном союзе. Ах, если б только и я мог с рабством смириться: навряд ли Стал бы завидовать вам — скорее, вернулся бы к людям. Впрочем, довольно с меня, прочь, одинокое сердце, Прочь от людей навсегда — лучше в лесах затеряться! Герман Гессе Без передышки Сердце, птаха, что с тобой? Всё твердишь свои вопросы: Скоро ли минуют грозы? Скоро ли придёт покой? О, я знаю: и в аду Успокоимся едва ли, И в раю найдём беду, Ту, что раньше не встречали; И опять, в который раз, Всё завертится по кругу В шевеленье звёздных масс, В притяженье их друг к другу. Элеонор Вдруг осенью я вспомнил о тебе — Леса стоят во тьме, сам по себе День вдруг погас за дальними холмами. Какой-то звук доносится с небес: Не ветер ли раскачивает лес С безлиственными деревами? Ночь подступает; стали вдруг видны На небе звёзды; бледный серп луны Неярким светом землю озаряет И равнодушно смотрит сверху вниз На сонный лес и на лепной карниз, Что плотно к крыше прилегает. Зимой, когда за окнами темно Становится, и снег стучит в окно, И страшный ветер сад ночной тиранит,— Рояль звучит, и с чудною тоской Мне прямо в сердце льётся голос твой И, словно нож, мне сердце ранит. Тогда вдруг к лампе тянется рука, Неверный свет плывёт издалека, И твой портрет в тяжёлой старой раме Грустит, как встарь, под бременем надежд — Тогда целу́ю край твоих одежд И на колени падаю, как в храме. В тумане С лёгкой котомкою странник, Куст или камень у ног, Кто бы там ни был в тумане — Каждый из нас одинок. Всё же подымем стакан — Дружба превыше всего, Хоть над дорогой — туман И не видать ничего. Тот не приблизится к свету, Кто в темноту не войдёт, Кто не погрузится в Лету И навсегда не умрёт. С лёгкой котомкою странник, Куст или камень у ног, Кто бы там ни был в тумане — Каждый из нас одинок. На севере Хочешь знать, о чём мечтаю? Будто в молодости ранней Вижу солнечную стаю Жёлтых скал и белых зданий. Белый город в дымке синей, Город мраморных окраин Вдруг предстал как на картине: То — Флоренция, я знаю. Там в саду, заглохшем, старом, Где стучит от ветра ставень, Счастье ждёт меня задаром, Что когда-то я оставил. Гавот Две скрипки в городском саду Поют в два голоса, и пары Кружат, как лебеди в пруду,— Всё тот же, тот же танец старый. Ах, этот бедный старый сад, Он знает: было всё иначе Каких-то двадцать лет назад, Но это ничего не значит. К списку номеров журнала «ДЕНЬ И НОЧЬ» | К содержанию номера |
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыКыштым-ГраниПятью пятьКочегаркаСОТЫРусское вымяВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГОСОБНЯКМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНСЕВЕРДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕЛИТЕРАЮЖНЫЙ УРАЛБАЛТИКА-КалининградСеверо-Муйские огниНОВЫЙ СВЕТСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИНАЧАЛОКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИСлово-WordГВИДЕОНКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАСорокопут [Lanius Excubitor]ДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовТело ПоэзииГРАФИТБЕЛЫЙ ВОРОНИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимДЕТИ РАФУТУРУМ АРТЧЕРНОВИКЗИНЗИВЕРЛИКБЕЗВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕИЛЬЯАРГАМАК-ТатарстанИНФОРМПРОСТРАНСТВОДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬСВОЙ ВАРИАНТБАШНЯ22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЗАПАСНИКЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЗНАКИ11:33АЛЬТЕРНАЦИЯ |