«Князь Гальцин, приехав из Петербурга». Поиск прототипа

Александр Сахаров

(пос. Белоозерский Московской области)

Инженер, писатель. Окончил Московский физико-тех­­нический институт. Автор ряда статей о А. С. Пуш­кине, М. Ю. Лермонтове, по истории России, опубликованных в журналах «Москва», «Московский жур­нал», «Сура», научных сборниках. Участник россий­ских и международных пушкинских и лермонтовских конференций, Багратионовских чтений. Член Союза писателей России (МГО), Московского Лермонтовского общества.

Надежда Сухова

(г. Жуковский Московской области)

Окончила Московский физико-технический инсти­тут. Работала инженером, преподавателем матема­тики в вузе, занималась историей. В настоящее время — преподаватель курса истории искусств в МФТИ. Автор ряда статей по истории России XIX в. Сфера научных интересов — Отечественная война 1812 г., лич­ность и боевая деятельность кн. П. И. Багратиона, Крымская война. Постоянный участник научных конференций по истории Отечественной войны 1812 г., пушкинских чтений в ГИЛМЗ А. С. Пушкина «Б. Вяземы-Захарово» и др. Награждена крестом Общественного совета по содействию Государственной комиссии по подготовке к празднованию 200-летия победы России в Отечественной войне 1812 года, почетными знаками Государственного Бородинского военно-исторического музея-заповедника и ГИЛМЗ А. С. Пушкина «Б. Вяземы-Захарово». Член историко-пат­рио­ти­ческого объединения «Багратион».

Светлой памяти Игоря Сергеевича Тихонова

В истории любого народа, любого государства существуют события, оказавшие определяющее влияние как на дальнейшее развитие всей страны, так и на формирование самосознания каждого гражданина. Для России таким событием стала Восточная или, как ее часто называют по наиболее яркой, драматической и значительной по своим результатам части, Крымская война.

И если ровесники А. С. Пушкина называли себя «детьми 1812 года», то следующие за ними несколько поколений, родившихся после разгрома Наполеона, в 20—30 гг. XIX в., не могли не связывать себя и свои жизни со скорбными событиями Крымской кампании:

Пусть не радостна песня, что вам я пою,

Да не хуже той песни победы,

Что певали отцы в Бородинском бою,

Что певали в Очакове деды.

                     (Солдатская песня о Севастополе)

Даже для Ф. И. Тютчева, родившегося в самом начале XIX в., «...Крымская война была <...> своего рода центральным историческим событием, определившим самые существенные основы его мировосприятия. Поэт предвидел, предчувствовал это событие еще с 1830-х годов, исключительно драматически и остро пережил его, а в последующие десятилетия как бы направлял свои главные усилия к преодолению его последствий».

Среди тех, чью судьбу во многом определила эта война, был и молодой офицер-артиллерист Лев Николаевич Толстой. Именно его «Севастопольские рассказы», а также письма и дневники, стали одним из важнейших документальных источников о трагических событиях в Крыму.

Пробыв после оставления университета некоторое время в Ясной Поляне, Толстой приехал на Кавказ к брату Николаю. Прожив около пяти месяцев в Пятигорске, осенью 1851 года Лев Николаевич поступил юнкером в 4-ую батарею 20-й артиллерийской бригады, стоявшей в казацкой станице Старогладовской, на берегу Терека, под Кизляром. Около двух лет Толстой оставался на Кавказе, участвуя во многих стычках с горцами и подвергаясь опасностям боевой кавказской жизни. Когда же в конце 1853 г. началась Крымская война, Толстой перевелся в Дунайскую армию, участвовал в сражении при Ольтенице и в осаде Силистрии.

Находившийся к моменту высадки под Евпаторией войск союзников (Англии, Фран­ции и Турции) в Дунайской армии в качестве офицера по особым поручениям в штабе М. Д. Горчакова, подпоручик Л. Н. Тол­стой попросил о переводе в Севастополь. В осажденный город он прибыл 7 ноября 1854 г. и был назначен в 3-ю легкую батарею 14-й артиллерийской полевой бригады. В январе 1855 г. его перевели в такую же батарею 11-й бригады, стоявшую в Бельбеке. Весной 1855 г. Л. Н. Толстой был переведен на одно из самых ключевых мест в Севастопольской обороне — Язоновский редут. «За нахождение во время бомбардировки на Язоновском редуте 4-го бастиона, хладнокровие и рас­по­рядительность для действий против неп­рия­теля» Л. Н. Толстой был досрочно произ­ве­ден в поручики и награжден орденом Св. Анны 4-й степени. Позже он описал 4-й бастион и Язоновский редут в рассказе «Се­вас­тополь в декабре месяце». 4 августа 1855  г. он участвовал в самом кро­воп­ро­лит­ном сражении Крымской войны — Чернореченском.

В дневниках и письмах Л. Н. Толстого в это время, а также в более поздних воспоминаниях о Севастополе можно встретить фамилию Голицын. Так, в своем дневнике 7 декабря 1854 г. Толстой пишет: «...на Графской играла музыка и долетали звуки труб какого-то знакомого мотива, Голицын (здесь и далее выделено нами — А.С., Н.С.) и еще какие-то господа, облокотясь на перила, стояли около набережной».

Прототип одного из персонажей рассказа «Севастополь в мае» князь Гальцин может быть с большой вероятностью соотнесен с представителем рода Голицыных, ведь созвучия имен и фамилий характерны для произведений Л. Н. Толстого (достаточно вспомнить: Волконский — Болконский, Дорохов — Долохов, Денис Давыдов — Денисов и т.д.), к тому же в первом варианте и в издании «Современника» фамилия этого персонажа писалась иначе — Гальцын).

Л. Н. Толстой, находившийся в дружеских и родственных связях с представителями рода Голицыных, встречался с ними и в Севастополе. С кем из Голицыных мог встречаться Толстой, кого упомянул он в своих дневниках, письмах, рассказах? К сожалению, все найденные нами упоминания о Голицыных у Толстого носят «безымянный» характер: он ни разу не упоминает ни имени, ни инициалов, ни «порядкового» армейского номера представителей рода Голицыных. С этим связана трудность их идентификации. Мы поставили себе целью решить эту задачу.

* * *

Уже обладая некоторыми познаниями в родословии князей Голициных, мы сразу же предположили, что вероятным прототипом князя Гальцина может быть капитан 2 ранга Михаил Павлович Голицын (1825, по др. сведениям 1822—1868). Обратившись к комментариям в собрании сочинений Л. Н. Толстого, мы с радостью нашли подтверждение нашей догадки и решили, что задача была решена до нас. Однако, прочитав комментарии, мы так и не обнаружили в их тексте сведений о знакомстве Л. Н. Толстого с М. П. Голицыным и о пребывании последнего в Севастополе в период его осады. Мы обратились к универсальному источнику сведений о морских офицерах, каковым является Общий морской список. К нашему изумлению, оказалось, что в Севастополе по делам службы М. П. Голицын бывал лишь до войны — в 1852 г. и после войны — в 1857 г. Но, возможно, он познакомился с Толстым еще до Севастополя — на Дунае, т.к. в 1853—1854 гг. участвовал в боевых действиях флотилии на Дунае, был при переправе русских войск через Дунай у Браилова и при осаде Силистрии, а писатель «заимствовал» его черты при создании образа Гальцина, переместив его в Севастополь? Конечно, и такое возможно. Авторы комментариев к собранию сочинений не смогли нам ответить на вопрос о происхождении версии «князь Гальцин — М. П. Голицын» и мы решили продолжить поиск по двум направлениям: 1) выяснить, кто еще из представителей рода Голицыных был в период осады в Севастополе и мог встречаться с Толстым (а на это указывают, как говорилось выше, и дневники, и воспоминания писателя) и 2) попытаться уточнить сведения из Общего морского списка.

* * *

Среди выявленных нами по родословным росписям Голицыных — участников Крымской войны, которые находились или могли находиться в Севастополе в одно время с Л. Н. Толстым, можно назвать Николая Борисовича Голицына, его сына Юрия Николаевича (Юрку) и внука Евгения Юрьевича (будущего Голицына-Го­лов­кина), Александра Николаевича Голицына. Об их участии в Крымской войне и обороне Севастополя речь пойдет ниже.

В музее-панораме обороны Севастополя нам любезно предоставили сведения о князьях Голицыных, содержащиеся в картотеке музея. К сожалению, как и в ряде других случаев, в них не содержатся даже инициалы, а только чины и названия полков, в которых они служили.

Пока нам удалось установить имя лишь одного из них — князя Владимира Федоровича Голицына (1834—1876), сына князя Федора Андреевича Голицына и его жены Аделаиды Петровны (урожденной Загряжской). В годы Крымской войны он служил прапорщиком в лейб-егерском Бородинском ЕИВ полку, был ранен. За участие в сражении на р. Черной награжден орденом Св. Анны 3 ст. с бантом.

* * *

Крымская война стала тяжелым испытанием для нашей Родины. И как в 1812 году, как и позже, в Отечественную войну 1941—1945 гг., на защиту Отечества поднимался «и стар, и млад», воевать уходили семьями. Возможно, именно эта модель поведения и обеспечивает в течение столетий устойчивость как государственных образований, так и семейно-родовых связей, как их основы.

Наиболее ярко эта тенденция проявилась в клане Голицыных в рассматриваемый нами период на примере семьи князя Николая Борисовича Голицына. Сам Николай Борисович широко известен как музыкант, аранжировщик, писатель. Принадлежащие его перу мемуары до сих пор являются одними из ценнейших документов эпохи. Его перу принадлежит непревзойденный по мастерству перевод на французский язык стихотворения А. С. Пушкина «Клеветникам России» (1836 г.), а позднее «Бахчисарайского фонтана» (1838 г.).

Ветеран 1812 года, Голицын не смог остаться в стороне, когда началась Крымская война. Движимый патриотическим чувством, Николай Борисович организовал из числа крестьян отряд добровольцев, получивший наименование 45-й Ново-Оскольской дружины, входивший в состав Курского ополчения. Отряд отправился под Севастополь, где на равных с армейскими частями принимал участие в боевых действиях. Несмотря на свой возраст и состояние здоровья, сражался и командир отряда. Старый опытный боевой офицер не только принимал участие в опасных боевых операциях (за Чернореченское сражение 4 августа 1855 г. он был награжден орденом Св. Станислава 2 степени с мечами), но находил время, физические и душевные силы, чтобы своими репортажами о подвигах русского воинства поддерживать боевой дух в войсках.

Возраст, слабое здоровье, беспокойство за судьбу близких вынудили Н. Б. Голицына оста­вить армию. Но он не ушел на покой. Голицын организует сотни концертов, многие из которых — благотворительные, в пользу русской армии, раненых солдат и офицеров. Весь сбор (немалые по тем временам деньги) Н. Б. Голицын отправил на имя командующего русскими войсками на Дунае князя М. Д. Горчакова. Деньги собирались для помощи раненым, а также на сооружение мемориального памятника и часовни на кладбище, где похоронены защитники Севастополя.

Принял участие в Крымской войне и сын Николая Борисовича, князь Юрий Николаевич Голицын (1823—1872), известный под именем «Юрка».

По семейной традиции Юрий Голицын окончил пажеский корпус, но поступил в гражданскую службу чиновником 14 класса. Возникшие накануне Крымской войны неприятности по службе совпали по времени с семейными раздорами. Так что решение ехать в осажденный Севастополь, возможно, было попыткой разом разрубить весь узел накопившихся проблем.

Юрий Николаевич не щадит себя, в нем сильно желание служить Отечеству. Он с гордостью сообщает, что у него содержатся в Севастополе 2 ка­раула, и «500 человек охотников поступило в артиллерийскую прислугу и действуют молодецки». Но ни патриотический настрой, ни героическое сопротивление войск и населения уже не могли переломить ситуацию. В августе 1855 г. после затопления кораблей в Севастопольских бухтах, гибели руководителей обороны (адмиралов Корнилова, Истомина, Нахимова), падения Малахова кургана и общего штурма, город оставлен русскими войсками. Ю. Н. Голицын был контужен и отправлен домой еще до подписания Парижского договора.

Вместе с отцом покинул Севастополь и десятилетний Евгений. Князь Евгений Юрьевич (1845—1887) вместе с отцом находился под Севастополем в самые напряженные моменты боевых действий. Поездка в Севастополь стала для него не приятной прогулкой к морю, но, как и для сыновей генерала Раевского в 1812 г., уроком долга и мужества. Впечатления Евгения были настолько сильными, что повлияли на всю его дальнейшую жизнь. По семейной традиции Евгений стал военным, но выбрал карьеру морского офицера, встречавшуюся в роду не так уж и часто.

Звездным часом молодого офицера стало участие в знаменитом бою небольшого парохода «Веста» со значительно превосходящим его по вооружению и скорости турецким броненосцем «Фетхи-Буленд». В своем донесении командир «Весты» капитан-лейтенант Н. М. Баранов особо отмечает геройское поведение в бою волонтера — лейтенанта Е. Ю. Голицына-Головкина: «Долг заставляет меня упомянуть о самоотвержении князя Голицына-Головкина. Заметя, что мостик в особенности осыпается снарядами и что некоторые из них сделали то, что весь мостик, деблиндированный мною от коек ввиду прикрышки ими машины, был залит кровью, Голицын под всякими предлогами старался заслонить меня, желая мне служить щитом».

Еще одну семью из рода Голицыных, принявших участие в Крымской войне, представляют два брата, Петр Николаевич (1831—1854) и Александр Николаевич (1834—1855) Голицыны, дети статского советника и камергера Николая Сергеевича Голицына (1780—1848) и его жены, Анны Петровны, урожденной Воейковой.

Судьба Петра Николаевича напоминает судьбу Пети Ростова, одного из героев романа «Война и мир», тоже погибшего в одном из своих первых боев. Об обстоятельствах его гибели мы можем узнать, воспользовавшись записью в дневнике А. О. Смирновой-Россет. Записывая известие о гибели на Дунайском фронте Восточной войны Андрея Николаевича Карамзина, сына знаменитого историка, она указывает, что он «погиб на пушке, которую он защищал под конец один с племянником моим Петрушей Голицыным».

Данных об А.Н. Голицыне, служившем в Волынском полку, а затем ординарцем генерала С.А. Хрулева, явно недостаточно, да они к тому же нуждаются в уточнении. Однако, дополнительную характеристику А.Н. Голицына как личную, так и «корпоративную» мы можем найти в воспоминаниях однополчанина Л.Н. Толстого подпоручика 11-й артиллерийской бригады Михаила Антоновича Вроченского: «Генерал-лейтенант Степан Александрович Хрулев не любил окружать себя блестящими адъютантами, ему не нужен был блеск, лоск и краснобайство, а работа, труд тяжелый и неустанный. Большинство его ординарцев состояло из юнкеров и армейских офицеров, людей молодых, способных и решительных (выделено нами — А.С., Н.С.).

<...>Прапорщик князь Голицын, весьма симпатичный юноша, служил ординарцем очень недолго; при передаче ночью какого-то приказания был убит в ложементах впереди Камчатского люнета».

Камчатский люнет был передовой позицией русских войск в непосредственной близости от переднего края союзников и выдерживал жесточайшие атаки и бомбардировки противника, защищая подступы к Малахову кургану.

В описании некрополя Севастопольского Братского кладбища (захоронения на левой стороне от центрального входа) читаем: «Голицын Александр Николаевич, князь: прапорщик Волынского пехотного полка, ординарец генерал-лейтенанта С. А. Хру­лева, затем траншей-майор в районе Камчатского люнета, где и погиб в апреле 1855 года». Крымские историки, составители описания некрополя считают, что именно он упоминается Л. Н. Толстым в его дневниковых записях 7 декабря 1854 года.

В то же время следует заметить, что по особенностям своего характера (о которых мы можем судить по требованиям С. А. Хрулева к своим ординарцам) он вряд ли может служить прототипом князя Гальцина.

Как известно, подразделения Волынского пехотного полка сражались на 4-м бастионе и Язоновском редуте, о чем свидетельствуют и монументы, установленные на Историческом бульваре Севастополя. Даже являясь ординарцем С. А. Хрулева, прапорщик А. Н. Голицын мог в свободное время навещать своих однополчан и встречаться со служившим на Язоновском редуте Л. Н. Толстым. Вполне вероятно, что именно о встрече с А. Н. Голицыным неподалеку от Графской пристани упоминается в дневниковой записи Л. Н. Толстого в декабре 1854 г.

Возможно, что судьба братьев Голицыных была известна Л. Н. Толстому и послужила, наряду, безусловно, с еще многими аналогичными судьбами, основой для истории братьев Михаила и Владимира Козельцовых в рассказе «Севастополь в августе 1855 года».

* * *

В книге академика Петербургской Императорской академии наук Н. Ф. Дуб­ро­ви­на (1837—1904), посвященной Севастопольской обороне, мы встречаем упоминание о важной миссии флигель-адъютанта Голицына (также, увы, «безымянного») осенью 1854 г. Он, как и персонаж Толстого князь Гальцин, приехал в Севастополь из Петербурга, имея поручение Императора доставить князю Меньшикову благодарственный рескрипт: «...Меня счастливит геройская стойкость наших несравненных моряков, неустрашимых защитников Севастополя. Господь воздаст им за все их доблестные подвиги, которым и примеру еще не было» (из рескрипта Императора Николая I главнокомандующему князю А. С. Меншикову, октябрь 1854 г.).

«Отправив этот рескрипт с флигель-адъютантом князем Голицыным, Государь поручил ему обойти все бастионы и батареи и лично передать морякам благодарность Императора. С восторгом и слезами на глазах приняли герои восторженные и задушевные слова Императора, и, как бы еще большее подкрепление себя, спешили поклониться образу Спасителя, привезенному тем же князем Голицыным от имени Императора как дар и благословение севастопольскому гарнизону.

В шесть часов утра 28 октября на площади перед Николаевской батареей было совершено молебствие при собрании войск и огромном стечении народа...

С наступлением сумерек икона была обнесена по всей оборонительной линии и затем поставлена на приготовленном для нее месте у входных ворот Николаевской батареи».

Вполне возможно, что именно этот князь Голицын был встречен Толстым неподалеку от Графской пристани в декабре 1854 г., возможно именно он — участник событий последних дней обороны, о которых Толстой рассказал Гольденвейзеру, и, возможно, его черты нашли отражение в образе князя Гальцина (не следует забывать, что «Севастопольские рассказы» художественное произведение, следовательно, любой из их персонажей, вообще говоря, является лицом вымышленным и может иметь как нескольких прототипов, так и не иметь их вообще).

Поиск этого Голицына заставил нас обратиться к списку флигель-адъютантов императора Николая I, среди которых были и представители рода Голицыных. И среди них — вновь мы встретили Михаила Павловича Голицына. Но как узнать, он ли был направлен императором в осажденный Севастополь или кто-то из его родных? Мы просмотрели множество документов, однако долго не могли найти ответ на поставленный вопрос.

Как вдруг, знавший о наших поисках сотрудник Государственного архива Российской Федерации, основатель и руководитель историко-патриотического объединения «Багратион» Игорь Сергеевич Тихонов* (1956—2016), показал нам ксерокопии страниц дневников великого князя Михаила Николаевича, бывшего тогда с братом в Севастополе, в которых говорится о приезде флигель-адъютанта князя Миши Голицына с письмами от родителей и копии писем императора Николая I к светлейшему князю А. С. Меньшикову. Из этих документов стало совершенно ясно, что именно М. П. Голицын и был тем личным курьером, доставившим в Севастополь благодарственный рескрипт и икону.

Почему об этой поездке ничего не сказано в Общем морском списке, неясно. Можно лишь предположить, что поездка была связана с придворной, а не морской службой Михаила Павловича.

Так кто же он такой — Михаил Павлович Голицын, вероятный прототип князя Гальцина, приехавшего из Петербурга?

* * *

Михаил Павлович был предпоследним из пятерых сыновей (всего в семье было 9 детей) полковника в отставке (с правом ношения мундира), действительного статского советника и камергера Павла Алексеевича Голицына и его жены Варвары Сергеевны, урожденной Кагульской. В семье его называли Михаилом младшим, т.к. старший его брат, носивший то же имя, умер в детстве.

В семилетнем возрасте он был произведен в гардемарины и унтер-офицеры. В 1838 г. князь был выпущен из корпуса мичманом, а в 1842 г. произведен в чин лейтенанта. Не заставили себя ждать и первые награды: от Прусского короля он получает орден Красного Орла 3 степени, а в 1848 г. ему присвоен чин капитан-лейтенанта, он награждается шведским орденом Св. Олафа. В 1850 г. он награжден орденом Св. Анны 2 степени. 8 апреля 1851 г. Михаил Павлович становится флигель-адъютантом. В 1853—1854 гг. участвует в боевых действиях на Дунае, за участие в переправе через Дунай награждается орденом Св. Владимира 4 степени, в марте произведен в капитаны 2 ранга. В 1855 году он командируется в Афины, в августе ему присваивается чин капитана 1 ранга.

Женитьба на графине Гудович укрепила его положение в среде военной элиты империи: князь дослужился до генерал-адъютанта, вице-адмирала, занимал должность директора департамента Морского министерства.

Личность князя Михаила Павловича, в отличие от более знаменитых представителей этого рода, весьма редко привлекала внимание историков. Несмотря на хорошие задатки, он не выигрывал сражений, не занимал очень высоких государственных постов, не отличился особо ни на научном, ни на литературном поприще. Главный его талант — талант усердного исполнителя. Его можно было бы назвать типичным добросовестным служакой николаевской закалки, каких было большинство в российской армии и флоте, если бы не судьба, приведшая его в Крым после окончания войны (1857), где он проявил себя, приняв участие в разрешении русско-британского дипломатического конфликта.

Крымская война вошла в мировую историю как один из самых кровавых конфликтов до начала XX века. В этот период погибло 153 тыс. русских солдат и офицеров, 96 тыс. французских и 23 тыс. английских. Значительные потери понесли турки (30 тыс.). Более 2300 человек потеряли итальянцы. По данным А. А. Орлова Сардинский корпус, насчитывающий в своем составе 15 тыс. солдат, полег целиком.

Взаимное истощение сторон было столь велико, что после падения Севастополя военные действия в Крыму прекратились, и 18(30) марта 1856 г. в Париже был подписан официальный мирный договор. Союзники покинули Крымский полуостров, оставив после себя 168 кладбищ на территории более чем 75 кв. верст (более 80 кв. км). Новый император Александр II при заключении Парижского мира торжественно обещал, что оставленным могилам будет оказываться должное уважение. Однако скоро между Россией с одной стороны и Великобританией и Францией с другой возник серьезный дипломатический конфликт на этой почве.

Для проверки сведений о разрушениях могил иностранцев в Крыму туда и был послан флигель-адъютант императора, капитан 1-го ранга князь Михаил Павлович Голицын. Ему была поручена труднейшая миссия, с которой он справился столь достойно, что до сих пор его работа может служить образцом и руководством к действию, особенно в наше время, когда современное руководство страны, забывая о своем достоинстве, не имеет ни умения, ни желания защищать своих подданных: ветеранов и семьи погибших за свою страну.

Результаты своего расследования князь Голицын изложил в двух секретных рапортах военному министру, генералу от артиллерии Н. О. Сухозанету, а также в подробной записке, отправленной ему же. Послы Великобритании и Франции были проинформированы о результатах расследования и принятых российским правительством мерах. Кроме того, в специальной Ноте им сообщалось о том, что Россия впредь не допустит ограблений могил и разрушения кладбищ иностранных солдат.

М. П. Голицын не только собрал и проанализировал обширную информацию о фактах надругательства над могилами и их причинах, но и выдвинул ряд соображений, актуальных по сей день, по налаживанию надежной охраны мемориалов и способов финансирования этих мероприятий.

В то же время предлагалось министерству иностранных дел обратить внимание послов на то, что факты мародерства и разграбления союзниками могилы П. С. Нахи­мова пока не привели к предъявлению претензий русским правительством. Однако эта проблема не была тогда окончательно решена, более того, ряд выводов Голицына был проигнорирован. Это объясняется стрем­лением затушить конфликт и не обострять отношений с Европой, а также нежеланием выделить дополнительные средства из казны.

Роль князя М. П. Голицына, таким образом, быть может, неожиданно для него самого, оказалась очень значительной. Он пер­вым из высокопоставленных российских чиновников поднял один из величайших вопросов в истории — вопрос об от­ветс­твен­ности перед самим собой и перед будущими поколениями. Ведь ни одна война не может считаться оконченной, если не похоронен хотя бы один погибший солдат. М. П. Голицын не только поднял этот вопрос, но исследовал корни данной проблемы и наметил реальные пути ее решения. Он имел смелость резко критиковать неумелые действия высших властей в Севастополе, а не сваливать всю вину на французских мародеров (хотя таковая и имела место), отстаивал свою позицию перед военным министром и для избежания в будущем неприятных эксцессов, предложил реальный план защиты мемориальных кладбищ, небезынтересный до сих пор. И не его вина, что этот план не был реализован на практике.

Подводя итоги, мы должны отметить, что благодаря находкам И. С. Тихонова мы теперь можем с полным правом утверждать, что М. П. Голицын был в Севастополе в период с 26 октября 1854 г. по 1 января 1855 г. (9 января он был уже в Петербурге). А значит, он мог быть отмечен в дневнике Л. Н. Толстого, стоящим на набережной в окружении других лиц, а с учетом особенностей характера князя и его появления в Севастополе как посланца императора, приехавшего из Петербурга, он вполне мог послужить прототипом (одним из прототипов) для образа князя Гальцина.

Авторы выражают благодарность ведущему научному сотруднику отдела рукописей московского музея Л. Н. Толстого О. А. Голиненко (1931—2013), ведущему специалисту ГА РФ И. С. Тихонову, кандидату филологических наук, ведущему научному сотруднику ИМЛИ РАН М. А. Можаровой, ведущему научному сотруднику музея-панорамы обороны Севастополя Л. В. Голиковой за предоставленные сведения и помощь в работе.