Семь свечей неба. Отрывки из поэмы

***

         i.            Да славится Тот, чье Имя – Сила,

        ii.            и Тот, чье Имя – Вечное (Голубое) Небо,

      iii.            и владыка бескрайнего Белого Неба,

      iv.            и медведь, восседающий на белом ко-не,

        v.            и жизнь дарующий серебром оперен-ный дракон,

      vi.            и первозданный Хаос, и Древние Силы Земли,

     vii.            и Матерь-Ночь пресвятая с ее ужасаю-щими немыми стражами, с чьих клыков не перестает капать кровь,

   viii.            и старик с незаживающими гнойными ранами на руках,

      ix.            и баран с перерезанным горлом,

        x.            и бык с двойным топором, зовущимся Верность,

      xi.            и Девять Святых Героев – охранителей звездного скелета миропорядка,

     xii.            и семь всадников – наследников семи кошмарных бурь,

   xiii.            и одноглазый старик, отведавший меда,

   xiv.            и хранитель мер, что старше Смерти,

     xv.            и полярная ночь, которая съедает душу,

   xvi.            и воинство ангелов, чьи верные до по-следнего пера крылья перевязаны мед-сестрами из батальона валькирий,

  xvii.            и одногрудые воительницы в сверка-ющих шлемах,

xviii.            и конелюди – владыки мерцающих стрел,

   xix.            и срочники, которым отказано в пен-сиях,

     xx.            и дикие лебеди, и убийцы, и асы,

   xxi.            и демоны из заблеванных подворотен ада;

  xxii.            да славится Любовь, чье Имя – Обман,

xxiii.            да славится Верность, чье Имя – Печаль.

***

         i.            При новом жилось не плохо. Вот преж-ний – хитер был и мудр,

        ii.            памятлив, как гадюка, миролюбив, как удав,

      iii.            был, что называется, интеллектуалом,

      iv.            числился автором каких-то не то "Шудр", не то "Мудр",

        v.            при этом, в пору жатвы вместе с на-родом шел "потрудиться оралом",

      vi.            и, в довершении всего, нарекся Иоан-ном,

     vii.            толи в честь пресвитера, толи в честь вурдалака

   viii.            из далекой империи Слафф.

      ix.            К тому же, пришел по военной.

        x.            Командир двадцати сражений.

      xi.            Не знал поражений.

     xii.            В дворцовых сводках тех лет

   xiii.            обзывался он крестоносец.

   xiv.            Или все-таки на-

     xv.            зывался? Кто разберет омлет

   xvi.            селетен, слухов, интриг, доносов и до-несений?

  xvii.            Короче, когда у бухты Слона

xviii.            дело стало в конец, он, в ту пору – юнец,

   xix.            ибо, это сущая правда, в те времена

     xx.            регалии шли по наследству,

   xxi.            собрал солдатскую паству,

  xxii.            да зарядил

xxiii.            про братья, про Родина-мать, про святая вера... И вышел приказ:

xxiv.            всем войском отстоять столько всенощ-ных бдений,

  xxv.            сколько Богу будет угодно. Почти неде-лю они не смыкали глаз,

xxvi.            но – прорвались.

xxvii.            Выжила только седьмая часть.

xxviii.            Днем они шли в битву, а вечером кто – в караулы, кто – на молебен,

xxix.            не жрамши, ибо тогдашний советник по снабжению был так беден,

  xxx.            что построил своей семье отдельную церковь,

xxxi.            Святого Себастьяна, в память павших солдат.

xxxii.            На три дня выдавали дневную порцию хлеба, добавляя гнилую морковь

xxxiii.            для ровного счета. Ротный священник ежевечерне им говорил: "Вы все попадете в рай",

xxxiv.            но всякий раз ошибался, ведь каждое утро клали хоругви, брали штандарты и тем же порядком плелись назад, –

xxxv.            под неслышный плач барабана – где им был уготован дъ.

xxxvi.            При новом жилось не плохо. Тих был, со всеми мил.

xxxvii.            Стаю придворных мудил почти из ла-дошки кормил.

xxxviii.            Наследником назначил младшего брата,

xxxix.            и скоренько услал куда-то,

      xl.            так как сам дал обет целибата.

     xli.            Чего же другого надо?

   xlii.            В народе он быстро прослыл святым.

  xliii.            Об эту самую пору главный герой (а звался он Никодим

  xliv.            Афанасий Младший из рода Бруцци,                                      

   xlv.            а в военном билете просто Никодим Афанасий Бруцкий)

  xlvi.            вернулся домой. Главное, что живым.

***

         i.            Он устроился "подле кресла", "беречь золотой венец".

        ii.            Ежедневно по крутой улице детства колесница

      iii.            возила его во дворец,

      iv.            где анфилады узкие, зато широки темницы.

        v.            По соседству с работой находилось место досуга –

      vi.            ночной клуб "Бонифаций",

     vii.            там сменяли друг друга

   viii.            купцы, армейские, художники-paparazzi

      ix.            и таких снимали девочек, что не снимешь даже в Калькутте,

        x.            одни походили на вазы меда, другие на капли ртути,

      xi.            а те, что попроще, просто лежали десятками - подходи, бери – в позе ножниц –

     xii.            про эту часть клуба говорили: "конвейер любви", а еще – "мануфактура наложниц".

***

         i.            Кое-кто знает, или, вернее, верит: в дорогу

        ii.            выгоняет не длинный список событий, страстей, причин,

      iii.            даже, по совести, не желание услужить Богу

      iv.            или на собственной шкуре отведать значения математических величин,

        v.            но какой-нибудь сущий пустяк, какая-то ерунда,

      vi.            и вот стирая ноги, прося на жизнь, крадя понемногу,

     vii.            ходит по белу свету убогий, как взъерошенная манда.

   viii.            С Никодимом случилась как раз такая беда.

      ix.            То есть, кажется, был он стражник, и, будто, такой, как все.

        x.            Вроде бы, уже не во цвете, но еще не во всей красе.

      xi.            В меру образованный, больше обветренный, не бедный,

     xii.            и, ко всему, не наследный...

   xiii.            Никодим просыпается. Утренний холод щупает кости.

   xiv.            Предыстории день последний.

     xv.            Начало повести.

   xvi.            Никодим просыпается. Серый дымный приморский рассвет

  xvii.            медленно входит свои права

xviii.            и в окна спальни.

   xix.            Жуя по-стариковски губами

     xx.            (хотя сорока еще близко нет)

   xxi.            он подходит к окну, чтоб сперва

  xxii.            пошире ставни

xxiii.            отворить, глотая сырой весенний туман,

xxiv.            свежее и слаще снега,

  xxv.            потом брезгливо стирает пот, кажущий-ся гноем из ран

xxvi.            этого типа, что с неко-

xxvii.            торой поры снова обосновался в боль-ной

xxviii.            голове Никодима.

xxix.            Он зовет слуг, и рабы,

  xxx.            суетясь, накрывают на стол, вестимо,

xxxi.            на завтрак сыры

xxxii.            да густой

xxxiii.            настой травяной,

xxxiv.            как во всякое утро после гульбы,

xxxv.            (и хотя тарелка рыбы

xxxvi.            пришлась бы в строку,

xxxvii.            но, видать, не пятничный день,

xxxviii.            и апостол до сроку

xxxix.            не пойдет за Ним, словно тень).

***

         i.            Светлые девы лета – южные ветры с моря

        ii.            шли чередой на город.

      iii.            Теплело от ночи к ночи, и вскоре первые бури

      iv.            срывали с привязей лодки,

        v.            и бедные их обломки, темнея в соленой влаге,

      vi.            терялись в гриве созвездий,

     vii.            снящейся всем, хоть однажды отведав-шим мореходство.

   viii.            А город – он весь на море: купцы, моряки, пираты,

      ix.            посланники, королевны,

        x.            поэты, рабы, монахи...

Вместо послесловия

Ведя жизнь ночную наполовину

или на четвёртую долю, по крайней мере,

и хромая на три подслеповатых лапы в иное время,

он все же дрожал при мысли оборвать пуповину,

его связавшую с необъятным холодным черным,

полным огней без тепла и света.

Его сон был чуток, как у заключенных

или у тех, кто верит в приметы

и должен заснуть в комнате номер 13...

У пуповины было непривычное слуху имя

(из различных соображений смолчим, в каком городе и в котором годе

они повстречались, а имя подставьте сами: Фантина, Сабина, Мальвина,

на худой конец, Оранжина),

было ей двадцать

или чего-то вроде,

при взгляде на неё первыми попадались рифмы со словом "мацать".

У -ины были зеленые злые глазки и чуткое сердце,

она кормила с руки овечек, а овечками – молодых волчат,

страшно и зло смеялась, всегда держала в аптечке

аспирин, немного зелья и алкозельцер

жила розовым телефоном и тем, что писала в чат.

Больше всего -ина любила свободу,

всем животным предпочитала лису,

лето коротала то сплавом, то стопом,

ненавидела тех, кто с топотом

ходит пó лесу.

Он всюду шел на её смех, как на поводу

(а смеяться она могла по любому поводу:

что муха попалась пауку, что паук сломал ногу),

иногда вдруг плакала беспричинно, порой беспрерывно

надрывно,

но не корчила недотрогу.

Она трепала его по загривку, кормила мясом снов и травой глубин,

она показывала ему сквозь окошко калейдоскопа

море северное, полное глыбких льдин,

(и вдруг откуда-то плыли субмарины в выцветшие города –

это было давным-давно, когда

другое растяжение имели года –

в выбеленные льдом и вычерненные войной города,

где вместо перекрестков – окопы).

Она ему приказывала: "Хватай! Пригнись! Убей!"

и он полз по грязи на брюхе, полном вшей,

по проволочным перевалам её настроений,

сомнений, переживаний, скрытых тревог и полнейшей беспечности,

по равнинам звонкого голоса,

по берегам стальных озер её глаз в приступах бешенства,

по казавшимся по утру пепельными изгибам её волос...

Город, задохнувшийся от ливня из грез и роз

каждое утро на пустынной земле прорастал и рос

до небес, лишь иногда сменяясь спокойным шелестом зелени

и несбыточным молчанием солнца в пыльных селениях,

маками по обеим обочинам дороги, стелющейся по холмам,

кострами до утра, кострами, что подобны дворцам,

где живут желтые и красные любовники и танцуют в такт

музыке сучьев и постреливанию хвои,

мгновением, где и темнеющая зелень, и небо – только твои...

Что случилось потом – суд разобрать не смог.

Крови было столько, что следователи сдали в химчистку костюмы,

а кто-то не выдержал и сдал значок.

В доме с черными окнами остаются сны

(сны брошенной цепной псины).