Юрий Мартишин

А нашу жизнь склевали свиристели

Стихает осень, скоро холода,

Стремлюсь туда, где никому не нужен.

Опавший лист украсил города.

На кладбище твой памятник простужен.

 

А мысли вереницей рвутся в бой

И вспоминают лучшее из жизни:

Как мы шуршали позднею листвой.

«Быстрей,— ты говорила мне,— не кисни».

 

Встречали нас детишки у дверей,

Пища, крича и в игры вовлекая.

Мурлыкал на диване кот Андрей,

И ты была такая молодая.

 

Стирает дождик на погосте след.

Я просыпаюсь не с тобой в постели.

Другую разбудил на склоне лет.

А нашу жизнь склевали свиристели.

 

                 НАЧАЛО

 

Не ведут что-то в прошлое ноги.

За оврагом в тумане леса.

Я сижу у бескрайней дороги, 

Устремив в бесконечность глаза.

 

Где-то там моей жизни начало —

В деревеньке, в ночной тишине.

Там бабуля в кроватке качала.

Дед, сутулясь, катал на спине.

 

Эх, любил я зверьком вечерами

Грызть старинную белую печь.

Голубей покормить пирогами,

Под кроватью в дозоре залечь.

 

Вспоминаю покосы, рыбалки,

Вой слепней, тихий писк комаров,

Мужиков и их вечные пьянки,

И мычанье соседских коров.

 

Деда Гриша пыхтел вечерами

Папироской на старом бревне.

Подойдут старики с мундштуками —

И давай под дымок о войне.

 

Обожал я бабулю родную.

Хлебосольной старушка слыла.

Не поев, не уйдешь ни в какую,

Не отпустит — такой вот была.

 

Что-то грустно от прошлого стало.

Нет на свете моих стариков.

Я сижу, вспоминаю начало

Своей жизни под шепот ветров.

 

ВОСПОМИНАНИЕ О ДЕТСТВЕ

 

Я глаза закрываю и вижу

Белый домик за старой ветлой,

Ржавый «вéлик», на нем — деда Гришу:

Едет встретить — приехал малой.

 

Обнимается, колет щетиной,

Табаком провонял весь, вот жуть.

Говорит, возмужал, стал мужчиной,

Я на раму, толкает — и в путь.

 

Он глухой и хромает немножко —

Инвалид той великой войны.

Когда песни ревела бомбежка,

Дед — герой сорок пятой весны.

 

Ему в ухо шепчу: «Спрыгнуть надо?

Тяжело тебе, старый, крутить?»

«Что ты, внучек, ну как же не рада,

Ждет нас бабка, убавь свою прыть».

 

«Как там Шарик, живой?» — что есть мочи,

Надрываясь, кричу старику!

«Пес твой дома, и тише, короче,

Как петух, кричишь кукареку».

 

Потихоньку добрались до дома.

Посерел низкий дедушкин двор. 

Куры, гуси — как все здесь знакомо,

За деревней поля и простор.

 

Раскрываю дверь, петли запели.

На пороге — бабуля: «Привет!»

Ее волос белее постели.

Говорит: «Что так плохо одет?

 

И что, парень, так пишешь мне мало?

У старухи ведь сердце болит.

Похудел вон, и щечек не стало.

Мы поднимем здесь твой аппетит».

 

Скрип калитки — и вот в огороде.

После города здесь благодать.

Все цветет в деревенской природе,

Под клубникой земли не видать.

 

Вот мой песик, дружище лохматый,

Дай-ка лапу и брось, не скули,

Да не прыгай на кошку, зубатый,

Наш заступник. Ну, брат, не шали.

 

Помню все я, поныне живущий:

Дедов голос и Шарика лай,

Крик бабули, к обеду зовущий...

Деревенское детство, прощай!

 

Не вернется, ушло без возврата.

Развалилась от молний ветла.

Нет ни дома, ни грядок, ни сада —

Все исчезло, такие дела.

 

            ДЕРЕВЕНЬКА

 

Деревенька, избы убогие,

Крыши шифером, кот за окном.

За забором бабушки строгие

Разболтались о чем- то былом.

 

Свиньи туши засунули в лужи.

Рядом бегает стайка цыплят.

Слепни дергают конские уши.

На березах вороны галдят.

 

По заулку расплылись коровы,

Раскидав по дороге навоз.

 

Видно, с детства культурной основы

Им учитель-пастух не донес.

 

Блеют козочки, крякают утки.

Трактор с треском завелся с утра.

Пес Трезор на цепи возле будки.

На рыбалку спешит детвора.

 

На ухабистых узких дорожках

Разлеглась, никуда не спеша,

Деревенька в полях и гармошках, 

Всей России печаль и душа!

 

  ВОЛЖСКИЕ МОТИВЫ

 

Рады ветру березки-проказницы,

Дует так, будто гладит рукой.

В кронах голос кукушки-гадальщицы

Разбазарил года над рекой.

 

Ширь такая, что в чувствах сумятица.

За мечтой пробежал теплоход.

Чайка белая, морю племянница,

Выполняет фигурный полет.

 

Волга, старая, грузная дамочка,

Вспоминает с седой Костромой,

Как купцов разоряла цыганочка,

И плелись бурлаки бечевой.

 

Небо — словно картинка красивая.

Берега нарядились в леса.

Жизнь спокойная, неторопливая. 

Средняя русская полоса.

 

      СУДЬБА ЖЕНЩИНЫ

 

Как понять мир людей? Невозможно.

В море судеб — обломки страстей.

Все запутанно, нервно и сложно

В череде городских новостей.

 

Местный рынок — людская окрошка,

Словно шумный огромный вокзал.

Вот грустит у палатки торгашка,

Муж ей жизнь, словно прутик, сломал.

 

Искалечил, убил ее веру

В доброту и надежность мужчин.

И ушел по осеннему скверу,

А ведь с нею остался их сын.

 

Скис супруг, как вино «Изабелла»,

Раздражался нытьем и бельем.

Как она эти муки терпела,

Как хотела остаться втроем!

 

Он же бросил! Шагал без оглядки

Очень сильный в плечах исполин.

Но на этом не кончились пытки:

Был второй, симпатичный блондин.

 

И как нравился парень с завода,

Величавый, характер прямой.

Кто же думал, что будет зануда,

Очень желчный, надменный, скупой?

 

И обратно все снова-здорово —

Полетела судьба кувырком.

Убежал, не сказав ей ни слова,

Взял товар, и к другой прямиком.

 

Больше замуж она не хотела.

Сын подрос, помогал торговать.

Раскрутилась на рынке, есть дело,

Появились сноровка и стать.

 

Ночью ласки в угаре хмельного,

Мужики ходят к ней табуном.

Принимает, а что здесь плохого?

Нет семьи — хоть поспать с мужиком.