Александр Житенев

Про «кончик-мончик» и др: несколько замечаний в связи с премией «П». Реплика эксперта

Ничто так не обессмысливает премиальную интригу, как арифметика демократии. Чем более далеки друг от друга эстетические позиции экспертов, тем менее репрезентативным оказывается результат голосования. Усредненное мнение лишь позволяет понять, что готово признать поэзией большинство, но не выявить тех, кто открывает новые горизонты.

Премия «П» независима от внешних влияний, но при нынешних правилах определения лауреата едва ли способна «дать мгновенный фотоснимок будущего литературного поля». В условиях, когда критерии оценки не прописаны, а результаты голосования не обсуждаются, стобалльная система оценивания – это лотерея с фатально не показательным результатом.

Вернее, результат показателен и даже, пожалуй, поучителен, но не эстетически. Ибо служит выявлению поэтического мейнстрима, а не «новых путей развития современной русской поэзии». Это, заметим, не хорошо и не плохо – это единственно возможный результат в заданных порядком присуждения премии координатах.

Впрочем, даже безотносительно к уравниванию точек зрения разных «неприсоединившихся авторов», пребывание внутри премиального процесса во многом познавательно. Оно обязывает читать то, что при иных обстоятельствах не прочитаешь никогда и в этом смысле дисциплинирует и, отчасти, служит расширению аорты.

Большинство подборок – сказать по правде, откровенный хлам, если чем и любопытный, то разве тем, что обнажает анатомию речи – все ее сухожилия, суставы и пр. Это действует отрезвляюще, ибо лишний раз напоминает о том, что самосознание непрозрачно для его носителя и, следовательно, не защищает от иллюзий.

Что удручает? Изобилие иронии несколько блядовитого или, если угодно, репризного свойства. Отсутствие какой-то драматургии в отношениях с миром. Стремление изъять себя из своей речи. Ладно бы еще это как-то компенсировалось литературными аллюзиями, но современный поэт (en masse) и культура – две вещи несовместные.

Про что современное массовое стихотворчество? Про то, что «сон века не излечат / ни пуля, ни знамена, ни оргазм» (вельтшмерц), про то, что «пичугу счастья» никак не «ухватить за кончик-мончик» (фортуна), про «суп с тараканами», «чай с мошкарой» (ума-и-денег), про «ангидрид и ханку в кружке» (делириум тременс).

Впрочем, «”Варяг” не сдается», даже если «кранты верняк» – «двуспальные хорей и ямб» и в этом случае открывают новые горизонты. Правда, это горизонты анекдота («поминки закончились дракой с покойным»), эстрадного монолога («так хочется пить, что сжимается печень») и КВН'а («на фига подружка, раз есть подушка?»).

Ну и что? Ведь «слаще пиратского рома / кефирчик прихлебывать дома». «Лоб пульсирует, став мгновенно влажным» и «передает сердцебиенье» поэту. А что поэт? «Голова его на улицу растет», он «обрастает собой», в «тесной завязи» его ума начинают «зреть думы». Вернее, одна большая-пребольшая дума – про «современность, идущую нах».

Впрочем, не все так плохо. Это только в минуту отчаянья кажется, что все «люди гниют с головы». Может, и гниют, но не все. Это я к тому, что в море постфольклора, по недоразумению выдаваемого за поэзию, нет-нет, да и мелькнет что-то другое. Чаще всего другое – всего лишь интонация, но и это целое обретение.

Новых интонаций много не бывает. Вот и среди шести десятков подборок их едва с десяток наберется. Не считая тех пяти-семи случаев «состоявшейся» поэзии, кот. никаких оговорок не требует. Впрочем, о В. Бородине, И. Бобыреве, А. Чемоданове, М. Вирхов, Ю. Скородумовой, О. Барлиге надо говорить отдельно. Об остальных кратко можно сказать и здесь.

А. Сомов – из дерзающих. Он провокационен, расчетливо вульгарен, груб. Что делает его лирическую интонацию если не привлекательной, то обладающей своей, незаёмной выразительностью: «я хочу от русского языка / ровно того же самого / чего хочет пластун от добытого языка / связанного дрожащего ссаного».

И. Тишин, как кажется, – по преимуществу, скептический наблюдатель – тонкий, хорошо чувствующий слово, меланхоличный, чуждый ложного пафоса: «Точно такой неопознанный цвет / и у судьбы, т.е. хода событий. / Кроме открытий бутылок, нет-нет, / я не свершаю великих открытий».

Н. Максимова – поэт остро-неожиданной метафоры, связывающей уют и неуют, «тапочное время» и «фасеточные дни». Есть терпкая ностальгическая нота, увлекающая «в пластилиновые связи прожитых квартир, / где оборван и обязан тощий миру-мир, / где соленое по банкам, сладкое в мешках, / где неровная осанка, кнопки в уголках».

В поэзии Д. Шабанова среди мелодраматических красот и сомнительного юморка нет-нет, да и проступит четкость образа, а вместе с ней – «отчужденье, сомкнутость» лирического «я»: «Жмурься, жмурься на солнце, мой нежный фыркатель. / Мы с тобою одни, мы падем за Трою. / Мы станем жить, как глаза навыкате, / ожидая, когда нас, отпев, закроют».

Стихи Н. Миронова переполняет «водобоязнь избитых слов» – это лирика, построенная на неожиданных, легко рвущихся ассоциациях, разнимающих текст на неравноценные фрагменты: «золотое руно раскатать словно шифер / чтобы капая зазвучал как перкуссия / сорванный голос / топос под прутьями шерсти / обернутый в волосы аплодисментов».

Речь Н. Сафонова сознательно обесцвечена и пересыпана паузами, в ней первостепенна монотония и рефлективная метафорика, создающие эффект ретардации и остранения: «тлеющие словосочетания / огромная программа на DOSе из тлеющих знаков / свечи просмотра пустых полей / остаток окурок вмазка».

Интересна Е. Оболикшта, стихи которой, впрочем, резко неравноценны. Сильная сторона – «сновидность» образного ряда, необязательность смысловых и грамматических связей: «звук целится в тебя когда рукам свинцово / твоим ста головам прохладно у виска / переводимо все от слова и до слова / но птичьего не помня языка».

Любопытны, пожалуй, опыты М. Исенова, создающего медитативную лирику замкнутых на себя импрессий, вызывающих мысль о том, что хорошее стихотворение всегда легко свернуть до однострока: «часом раньше / это звучало бы иначе / часом позже не знаю / а сейчас / сейчас это ветви деревьев / светятся через весь дождь».

Выводы? Ну какие тут могут быть выводы? Пишущих много и пишут по-разному. Большинство пишут зря – если иметь в виду перспективу «оставить след» или хотя бы «быть прочитанным и отмеченным». Что, впрочем, не делает стихописание бессмысленным, ибо оно спасает от хандры и убеждает пишущего в его личностной значимости.

Поздравим же лауреата премии, кто бы им ни оказался, и пожелаем ей долгожительства, увеличения символического капитала и проч.