Елена Росовская

Машенька

МАШЕНЬКА

Все детали сегодня важны, потому что
Будет Машенька ёлку одна украшать:
Черепашки, снежинки, солдатики, пушки
И на самой верхушке оранжевый шар.
Так спокойно, снегурка и дед краснощёкий,
Ни беды, ни еды, только снег и луна.
Очень хочется праздника, пряников, сока,
И немного здорового крепкого сна.
За окошком сиротствуют город и ветер,
А на праведном небе сиротствует Бог.
На земле же хватает гробов и отметин,
Правда, в этом году было больше гробов.
Жаль, чудес не случилось, и Машеньке ясно,
Что подарки под ёлкой – родительский трюк,
Но сегодня под ёлкой дырявая каска,
И уродливый старый угрюмый утюг.
Сон приходит внезапно, целует в затылок,
Время сладкое, будто бы сахар-песок,
Предлагает на выбор: верёвку и мыло,
Или небо, разорванное под шансон,
Под весёлые вспышки и грохот кромешный.
Но за небом дорога из белых камней.
И в саду Гефсиманском молящийся грешник
Так доверчиво смотрит и плачет о ней,
О единственной маленькой глупенькой Маше,
О прощёных убийцах и добрых царях,
О смертельно здоровых и временно павших,
О земле плодородной и мёртвых морях.
И остаться бы здесь, и прилечь под оливой,
И, свернувшись калачиком, плакать о том,
Что сегодня зима и сегодня мы живы
В нашем городе-голоде полупустом.
Но часы замирают от воя сирены.
Сон уходит без боя, сдавая дома.
Маша делит людей на героев и пленных,
На сошедших с небес и сошедших с ума.
Город дышит огнём без единого шанса
Сохранить прежний вид до скончания лет.
Маша кутает ёлку в своё одеяльце
и твердит: мамынетпапынетмашинет…
Бога нет.

АУТИСТ

 

странные праздники, небо качается,
тело по улицам плавает медленно.
что-то случится, наверное, в пятницу:
мальчик Артур до сих пор ищет Мерлина.
схема известная: детство наивное
(втайне писал тебе письма). без паники,
долго качается небо фиктивное,
я – не – хочу – эти – странные – праздники!!!
лозунг в окне: дураками становятся,
плавятся буквы по ходу истории.
пятые сутки бега и бессонница.
письма хранятся в твоём крематории.
мысли и те на двоих – уравнение,
выжжены солнцем в моём подсознании,
Мерлин не жалует маленьких гениев,
он награждает их небом и манией.
давит на психику рыхлое прошлое:
дети задорные, барды, ботаники,
томные женщины, боги дотошные,
крепкие челюсти, тульские пряники.
праздники, праздники, душ формалиновый.
все пиротехники в полночь расстреляны.
мальчик Артур с головой пластилиновой
в пятницу встретит великого Мерлина.

АНГЕЛ ПОСЛЕДНИХ ЭТАЖЕЙ

 

в одном городе и не то что бы очень большом, а так…
не на главной улице, а в маленьком переулке
жил да был настоящий ангел, да-да,
в обычной «пятиэтажке». по утрам чайник булькал,
старенький радиоприёмник подхватывал мотив:
ангел выпивал кофе и, как все, спешил на работу,
а с неба смотрел на ангела солнечный объектив,
изредка подмигивая, мол, я-то уж знаю, кто ты.
неважно, как и куда проходил добрый день,
люди – рабочие единицы – становились одним целым,
и никто не задумывался, что ангел среди людей
живёт, принимает пищу, трудится, у него есть тело,
паспорт, прописка… а по вечерам,
когда невидимый фотограф укладывал в кофр солнце,
ангел выходил на балкон, улыбался всем-всем домам,
и прислушивался, как в каждом из них сердце бьётся.
ночь медленно натягивала тёмное одеяло
на город, даже на ангела, который творил чудо,
дома росли, становились выше, ночь наблюдала,
как появляются новые этажи из неоткуда,
которые вряд ли порадуют потом местных эстетов.
утром этажи все превратятся в прозрачный воздух.
потому что людям не следует знать об этом,
мало ли какие ночью происходят метаморфозы…
А пока ангел всё достраивал и достраивал невидимые этажи,
Чтобы любому бездомному ангелу было куда прийти и где жить.

НА ВЫХОД

 

Если снег подползает к морю,
Море жмурится и хохочет.
У меня есть сто пять историй,
Я бессмертный небесный кормчий.
Я зимой выхожу на берег
Каждый вечер и глажу море.
Только море в меня и верит,
Только море меня и помнит.
Снег – что сахар сегодня сладкий,
Мир – что волк истощал, озлоблен.
И горит на горе лампадка,
И ревёт у лампадки гоблин.
Всё смешалось и всё сместилось,
Равновесие ближе к бесам.
Где искать мне, скажи на милость,
Равновесие равновесий?
В человечьих бетонных норах
Время вышло и замертвело.
Больше не с кем о вечном спорить,
И душа покидает тело.
Ночи зимние откровенны,
Море зимнее одиноко,
Снег похож на морскую пену.
Мир похож на огромный кокон.

СВЕТЛО?

 

всё когда-нибудь будет, не спрашивай только, когда.
я не знаю ответа, я знаю, что будет и ладно.
а пока мы лежим на ладонях и дышим на ладан,
согревая дыханьем своим города, города,
у которых от холода сводит замки и ограды.
понимаешь, и время и люди – вода.
ты смотрела так часто, как солнце летит под откос,
как на крышах весёлые дворники трогают небо.
я бы тоже по крыше под утро с тобою побегал.
или вышел туманом на каменный северный мост,
и лепил бы кораблики из почерневшего снега,
а потом превращался бы в воду и рос.
ты бы мне улыбалась… под воду уйдут корабли,
мы не станем чужими, мы будем дышать, как и прежде.
пусть на ладан, пусть с нами останутся там же и те же
согревать ледяные ладони замёрзшей земли,
и вода, и весёлые дворники в синих одеждах,
и все те, кто за ними под утро на крышу ушли…

ВСЁ БУДЕТ

 

Лишь раз в году и раб, и господин
спешат к своим столам одновременно.
Домохозяйки, вырвавшись из плена,
С мужьями проплывают вдоль витрин.
И пьют вино старушки и спортсмены:
салют, чин-чин.
Под детский хохот режут оливье,
труба дымится, печь дрова глотает,
и Герда отправляется за Каем.
Больной, с улыбкой, поправляет плед,
как будто понял главную из тайн,
что Бога нет.
А Бог летит на синем корабле
над гордой Ригой, над мостом Нью-Йорка,
над Сомали, над фермами и фьордом,
И девочке со спичками теплей.
Промозглый ветер, кажется, надолго
приник к земле.

К списку номеров журнала «СОТЫ» | К содержанию номера