Евгений Минин

Покидая страну своего языка. Стихотворения

 

 

*  *  *
Покидая страну своего языка,
на котором писал,
думал – всё, на века.

Из галута вернулся, как тот блудный сын,
получив со страной и террор, и хамсин.
Что ж, у каждого с детства Голгофа своя,
у кого-то – тропа, у кого колея,
и какие нас ждут города и края
мы живём и не знаем,

но только пока.


А Всевышний сидит, сочиняет сюжет,
тот, в котором бессмертья у смертного нет,
на котором замешана радость и грусть,
отделить их мечтал, но не вышло, и пусть…
Но войду я когда-то в аэровокзал,
из него четверть века назад улетал.
Всех друзей обниму, поцелую подруг –
в жизни каждого так замыкается круг.
 

*  *  *
Друг позвонил – накрылся интернет.

Он произнёс красиво – медным тазом,

тотчас же потерял покой и разум,

тюрьмою показался  кабинет,
где нет ни электричества, ни окон.
Сошлась в одно несчастий череда.
Мой друг водил по полкам грустным оком,
по полкам книг с томами в два ряда.
На две минутки сбегав в туалет,
он подошёл печально к монитору,
взял с полки непрочитанную Тору…
и  тут же заработал интернет.

*  *  *
От перемены местами земли с небом

у всех получится разная сумма –

обесчещена жизнь ширпотребом,

и давно горчит от рахат-лукума.
На небе счастливы все виршеплёты,

не видят, где их валяются книжки.
Лишь пролетающие самолеты
умудряются им щекотать подмышки.

*  *  *
Живёшь практически в маленькой стране.
В принципе – в провинции,

В принципе – у моря.

Ходишь молиться к святой Стене,

по ночам сочиняешь, посуду мóя.

Пьёшь заваренный крепко чай,
забывая проблемы обыденной мороки,
а потом выдуваешь из дудочки печаль,
что заползает в новые строки…

НА МОРЕ
   эскиз

Жёлтый песок набухает  от влаги,
пятки щекочет шалунья-волна,
море, медузы, белые флаги,
фляги с вином – а куда ж без вина.
Солнце, чайки, богини в бикини,
вопли спасателей, хриплых почти.

Пью из бутылки шипящую «кинли»,

чтобы с ума от жары не сойти.

 

ЗАРИСОВКА

Мимо проходят с винтовками парни –

их отпустили на встречу с шабатом.
Запах ванильный соседней пекарни

преодолеть не под силу солдатам.
Сласти в пакетик насыпаны ловко,
кофе в стаканчике куплено тоже.
Сели в сторонке, а с боку – винтовка,
словно овчарка у ног – настороже…


 


 

УЧИТЕЛЬНИЦА
Имя её – Эстер, а я зову её – Шемеш,
что значит «солнышко» в переводе с иврита.

Спрашиваю – может, имя своё изменишь,

а она отказывается сердито.
На лице конопушки, в глазах – синева,
рыжих волос неуёмный огонь,
и характерец тоже – зазря не тронь,
но улыбка – увижу и забываю слова…


 

ОДА МОЕЙ МАШИНЕ

Свою машину зову железякой.

Ездит – и ладно!

Не снится ей ралли.
А покупать другую не думаю – на кой
бес мне новая – чтобы украли?
Зато как она летит по магистрали –

сливается в зелёную полосу мимо бегущий лес!

По ночам, слышал,  плакала, так что свечи сгорали,
ей, наверное, снилось, что она – мерседес…


 

ДЕНЬ ПОЭЗИИ
Был День поэзии решением ООН
в  таблицу славных праздников внесён,

когда поэты могут до упада
читать стихи, поэмы, верлибрень,
и разливая по стаканам хрень,
закусывать кусочком мармелада.

А где-нибудь идёт тусовка муз,

ругающих писательский союз,
чехвостят нас последними словами
и вытирают слёзы рукавами,

но главное – не порывают уз…


 

СТАРАЯ КОШКА

 

Кошка стара – думаешь: вот-вот помрёт,
делишь с ней любимый деликатес,
мы с ней понимаем – страдать будет больше тот,

который останется жить под синью этих небес.

Век кошачий короче, чем век человечий,
два десятка – и сгорает, как та свеча…

Иногда с облачка спрыгивает под вечер
и под бок приткнётся, сладко урча…

 

*  *  *

Злые люди – волки, хитрые – лисы,
то, что есть на виду, – это подобие сцены,

Все преображаются, уходя за кулисы,

там иные запросы и непомерные цены.

Там иногда приходится улыбаться ублюдку,

или идти безропотно на приманку афиши.
Вот поэтому Гамлет держит печально дудку,
а скрипач шагаловский слезть не желает с крыши.

 

ЛЮБОВЬ-ЛЮБОВЬ


Ой, не говорите – любовь-любовь,
где сладкие губы, тёмные ночи,
страсти истома,

скажу короче –
это лишь юных сердец обман.
Когда косая приходит тихой стервой
и просит рассчитаться на первый-второй,
и каждый кричит: я – первый, я – первый…

Может быть, это – любовь-любовь?

*  *  *
Неожиданно приснилась Венеция…
Десять лет прошедших в штрих-пунктир

превращаются по закону инерции
в ничто, в прозрачный эфир.
Зелёная вода, снующие вапоретто,

вопли чаек у сан-микелевских плит,

вроде был там и видел всё это –

так отчего же сердечко болит?

 

*  *  *
Сядешь у синего моря, где  ветер воет сердито,
а про себя мечтаешь – увидать бы сирену:

выбежит вдруг из пены смуглая Афродита,
поцелует в губы и превратится в пену.

И смешной, словно клоун, вышедший на арену,


замерев на минуту среди пляжного гама,
не увижу сирену, а услышу сирену,
и побегу в укрытие прятаться от «кассама»…


 

*  *  *
стартует неделя – бегут сумасшедшее дни
будильник для них – стартовый пистолет
захлёбываешься во времени – не утони
рано ещё болтать с боженькой тет-а-тет

он ещё не открыл свой для общенья чат
радуют ветви вновь молодою листвой

птицы поют за окном кошки рядом урчат

смотрит жена в глаза – если открылись – живой…


 


 

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера