Петр Казарновский

Валерий Земских. Кажется не равно / Серия "Русский Гулливер" (М., Центр современной литературы, 2009). Рецензия



"Всегда есть тот, кто спросит", — утверждал поэт Валерий Земских. И вновь и вновь он заставляет угадывать в своих стихах ответы вопрошавшему, из которых смутно доносится смысл вопроса. Сознание в процессе таких признаний, или свидетельств, оказывается текущим во времени — пожалуй, главном герое создаваемого поэтом мира. Время — здесь главный катализатор изменений. Но, фиксируя их, автор не просто каталогизирует предметно-событийный мир. Каталог — застывший (чтобы не сказать – мертвый) перечень, как музей в одном из стихотворений книги — одно из тех мест, "куда не надо": там безжизненность равна заданности, предначертанности. А Валерию Земских (или его "лирическому герою"?) дорого движение — не собственное, а совместное с окружающим, при котором ожидание ответной реакции исключает ее единственность. Так, сидя в поезде и глядя на рядом стоящий состав, мы некоторое время не можем с уверенностью сказать, наш или тот поезд начал движение…
Но не только герой свидетельствует об уловленных изменениях во внешнем движении; окружающий мир отражает лик поэта в его изменчивости, и, не ровен час, он исчезнет, а в запотевшем зеркале никто не отразится. При вглядывании вперед или назад, вверх или вниз поэт избегает стройности: биография или отчет о прожитом дне натыкаются на фиктивность, так как само восприятие капризно, изменчиво. Потому, очевидно, в поэтике Земских, очень отчетливо проявившейся именно в этой книге, обнаруживается отказ от утверждения, от догматики — до такой степени, что с самого начала высказывание обнаруживает свою двойственность или его конец опровергает начало:

Черные лапки
Черные
Не совсем черные
Даже скорее совсем не черные
Серые
Не то чтобы чересчур серые
Самую малость
Почти не видно что серые
Можно сказать что слегка белые
Ослепительно белые
Лапки

Непрерывное движение, упрямо увиливающее от прямизны, навязываемой ему глуповато-слеповатым сознанием (своего рода маска, надеваемая поэтом изнутри), приходит если не к остановке, то к неисчислимым потерям, вплоть до утраты смысла того или иного жеста:

Вскакивает и бежит
Спотыкается
Падает
Вскакивает и останавливается
Бежит
…………………………………
Падает
Садится
Поднимается и падает
Лежит
Озирается
Вскакивает и бежит, —

или до отсутствия логики между действиями и их результатами:

Сколько ни вырезай из бумаги
…………………………………
Сколько ни сжигай на свечке обрезки
Сколько ни ставь перед темной доской в углу
                                                             белые тени
Все пойдет по иной тропе
И с другого бревна
Упадешь
И захлебнешься…

Вообще, частица НЕ, фигурирующая в названии книги Валерия Земских, очень многое определяет здесь в глубинной тематике и концепции: поэт исследует мыслимые формы отсутствия, опустошения, исчерпанности, фиктивности (симптоматично, что в сборнике В. Земских "КнигА", 2001, есть раздел "Нет"), при этом не упуская микроскопически малые величины.

…А сейчас просто не существует
Это только кажется
Что оно не равно нулю, —

В этом открывающем книгу стихотворении говорится о странной непрерывности жизни, не перестающей, однако, быть дискретной, когда в "паузу" открывается обнаруженное блуждающим умом: неопределенность и неоднозначность — устойчивое чувство погружающегося в этот мир, язык которого подчеркнуто прост, обыден, а внутренний опыт наблюдателя или участника (как справедливо заметил в предисловии к книге Арсен Мирзаев, здесь нельзя быть уверенным в тождестве автора, героя и участника непроявленного диалога) намеренно овнешнен, диалогическое начало старательно скрыто, что позволяет остранять подмеченную цепную реакцию предметов и явлений едва уловимым синтаксическим сдвигом:

Пуля вылетает медленно
Но достигает цели
Цель в ожидании
Курит
Раскланивается
Говорит пока
До завтра
Завтра в недоумении
Будет оно или не будет
Оглядывается на соседей
А те отливают пули

Прочтение в такт сдвигу заставляет интерпретировать конструкцию последних четырех строк как самостоятельную, где ожившее личное "завтра" способно контактировать с "соседями" — "вчера" и "завтра", которые из "сегодня" говорения-"выстрела" суть соответственно "сегодня" и "послезавтра": подобные сложные построения не всегда поддаются логической расшифровке, что заставляет видеть в них своеобразные коаны. Формально все выглядит безупречным, но подспудно примешивается то, что может быть случайно уловлено боковым зрением или мелькнет при вглядывании в одну точку, отчего мир теряет узнаваемость, "понятность", надежность. "Все не так, — замечает поэт. — А как надо уже забылось".
Валерий Земских давно работает в технике верлибра, обнаруживая замечательную изобретательность: не обремененный жесткой формой, он создает посредством повторов и параллелизмов подлинно герметичные тексты:

Красен был день
и солнцем и ливнем
и тем что вовремя
наступил
и весь день продержался
и к вечеру
как положено сдал свою вахту
Красен был день
и никому не запомнился
был он как все
то туман то снег
и ветер был и безветрие
Красен был день
никто не отметил его
календаре

Перемена точки зрения — следы спора, диалога, в котором пресловутая истина все дальше и дальше. Три безучастно спорящих мнения в движении, обреченном на бесплодные ответы вопрошающему, — знак энтропии, стихии, все подчиняющей в мире новой, восьмой поэтической книги Валерия Земских.

К списку номеров журнала «ЗИНЗИВЕР» | К содержанию номера