Мария Андреевских

Белая полночь. Рассказ

«И почему на старинных фотографиях у всех такие  сосредоточенно-напряженные лица?» – думала девушка-библиотекарь Катя,  просматривая увесистый фотоальбом, вобравший в себя мгновения из  позапрошлого и начала прошлого века. Вот многочисленное семейство:  женщины в длинных платьях, мужчины в черных костюмах, маленькие дети – и  хоть бы один улыбнулся или помахал рукой в камеру. Катя тяжело  вздохнула, убирая альбом на место. В то время фотографирование было  каким-то торжественным священнодействием: не дышать, не моргать, «сейчас  вылетит птичка». Скука… но какая-то особенная, западающая в душу.  Жужжали лампы под потолком книгохранилища, разливая свой тусклый  синеватый свет, книги уютно теснились на полках. Не всем понятен такой  уют, но для неё нет лучшего места на земле. Катя поудобнее устроилась на  низенькой табуретке и стала сочинять стихи.
Время плывет по спирали,
Бабушка кормит птиц,
Век девятнадцатый –
Стертая память дат, имён, лиц…
Отвратительная вторая строчка! В процесс стихосложения непрошено вторгся  образ её собственной бабушки в стареньком пальто и берете, в руках –  пакет с хлебными крошками, стаи голубей вокруг… «Внученька, напиши про  меня стих!» Катя потрясла головой прогоняя картинку; бабушку она,  конечно, любила и не хотела обижать, она напишет про неё стих, но потом,  потом! А сейчас… «Память не знает границ»? «Пыль пожелтевших страниц»?  Да, это уже лучше. Итак:
Время плывет по спирали,
Пыль пожелтевших страниц…
Начала читать Катя про себя, но закончить ей не удалось. Где-то  поблизости раздался грохот. Катя вскочила с места, и едва успела  заслонить собой стопку нерасставленных книг. В узком проходе между  стеллажами появилась её начальница – Изольда Степановна. Круглые очки её  съехали на кончик длинного носа, рыжий парик сбился набок, и вид у неё  был довольно грозный. Она, должно быть, споткнулась о тазик с бог знает  какой химической жидкостью, оставленной здесь сотрудниками отдела  реставрации для лучшей сохранности книг… Катя сдержала улыбку.
– Ты чем это тут занимаешься?
– Да вот, Изольда Степановна, новые книги расставляю, – ответила Катя, тотчас принимаясь за работу.
– Ты их уже полчаса расставляешь! У тебя решительно нет никаких  способностей к библиотечной работе! Но я придумала для тебя занятие, и  не делай кислое лицо, тебе понравится! У нас будет в эту субботу  литературный вечер, от тебя требуется почитать там стихи поэта Николая  Чумазова и рассказать его биографию.  
– Николая… какого? – Катя ничего не могла с собой поделать, настроение у неё было, что называется, – смешинка в рот попала.  
– И нечего хихикать, – строго сказала Изольда Степановна. – Это, между  прочим, первый поэт, книга которого, была издана в нашем городе. Он был  очень талантлив и умер молодым. Посмотри в энциклопедии, поищи его  публикации в газетах и вообще займись, наконец, делом! – Изольда  Степановна удалилась, чуть прихрамывая на высоких каблуках, и снова  споткнулась о злополучный тазик. До конца рабочего дня оставался всего  час, но Катя взялась за работу с энтузиазмом: наконец-то ей  представилась возможность заглянуть в тайны прошлого, а не только  заниматься ерундой вроде расстановки книг. Вскоре она уже сидела в  просторном и светлом читальном зале, а на столе перед ней лежали  подшивки газет начала прошлого века – том городской энциклопедии и  тонкая книжечка в серой обложке. Та самая, первая книга, изданная в  городе, сохранившаяся в одном экземпляре. Катя раскрыла блокнот и  аккуратно записала: «Николай Чумазов (а вовсе не Чумазый!), годы жизни  1895–1915. Отодвинув энциклопедию, взяла в руки серую книжечку, желая её  открыть, но что-то останавливало – книге сто лет, страшно и  прикоснуться… Катя ещё посмотрела на неказистую обложку и решительно  открыла книгу на первой странице. Здесь была фотография поэта. В отличие  от своих современников, виденных Катей в альбоме, он улыбался просто и  открыто. В то время редко фотографировались, и здесь он совсем молодой,  должно быть, лет семнадцати. Одет в какой-то мундир, может гимназическую  форму. У него же всё ещё было впереди! и вдруг… Да, жаль… Вздохнула про  себя Катя. А как легко его себе представить! Здесь, в этом здании, где  сейчас публичная библиотека, раньше был народный дом. Собирались  известные люди, ставили спектакли, поэты читали стихи… Может быть, и он  тут бывал? Даже наверняка… Катя представила его так ясно, что испугалась  сама. Вот он стоит рядом, а у неё на языке вертится бестактный вопрос:  «И от чего же ты умер, Коля?»  
– От чахотки! – вдруг ответило видение незнакомым Кате голосом. – От  чахотки! – повторил молодой человек в серой форме, прежде чем Катя  успела опомниться. – Она, проклятая! Я так хотел жить! Ты видишь меня?  Слышишь? Не исчезай только! – взволнованно говорил он, вцепившись в край  стола, а потом и вовсе выкинул фокус: взял простой карандаш, открыл  одну из подшивок и написал на первой странице пожелтевшей газеты: «Н.Ч.»  Катя зажмурилась, отчаянно затрясла головой, прогоняя наваждение. Бедой  всей её жизни была слишком развитая фантазия, но такого ещё не  случалось. Она открыла глаза, в читальном зале было пусто и уныло. Часы  показывали без пятнадцати шесть, пора идти домой. Катя сложила газеты и  книги на свой рабочий стол и закинула рюкзак на плечо. В её голове  теснились разные мысли: сходить к психиатру? Может, выпишет какое-нибудь  лекарство?.. А может… он и правда был здесь? Для девушки, которая всю  жизнь интересовалась сверхъестественными явлениями, ничего удивительного  в этом не было, кроме того, что в её повседневную реальность они ещё не  вторгались. Прежде чем уйти, Катя задержалась у своего стола и с  некоторой внутренней дрожью развернула подшивку газет «Голос Приуралья»:  инициалы «Н.Ч.» действительно красовались там… Катя наморщила лоб и  открыла энциклопедию, заложенную на статье, которую так и не успела  прочесть до конца: «Умер от скоротечной чахотки в возрасте 20-ти лет».  Катя захлопнула книгу. Что бы это ни было, но на сегодня с неё хватит!  Нужно сменить работу, устроиться в современный офис, где и платят  побольше, и привидения не досаждают сотрудникам. Она не пошла домой, а  решила пройтись по «Васильевке» – пешеходной улице знаменитой множеством  чугунных скульптур: здесь и сказочные персонажи, и просто образы  старого Челаченска: дворник, пожарный, двугорбый верблюд – символ  города. Катя обрадовалась им, как старым друзьям. Первые дни осени,  деревья, чуть тронутые позолотой, неспешно гуляющие люди, уличный  музыкант играет на флейте. Как здесь светло, красиво и радостно!  Библиотека уже казалась ей какой-то мрачной пещерой, где и не такое  может примерещиться. Нет, надо менять работу, пока и вовсе умом не  тронулась, но об этом она подумает потом, может быть, завтра или в  понедельник… А пока надо бы дописать стих:  
Время плывет по спирали –
Пыль пожелтевших страниц…
Век девятнадцатый…  
Дочитать ей снова не удалось, мужской голос вдруг окликнул её по имени.  Катя подняла голову. Вот так сюрприз! Это был Женя – её студенческая  любовь. Не виделись они уже лет пять, и он вырос. Это первое, что  бросилось ей в глаза. Раньше был выше на голову, а теперь она доходит  ему затылком разве что до диафрагмы. Сколько же лет человек растет? До  двадцати пяти, кажется… Но это сейчас не важно. Катя с досадой  посмотрела на свои цветные кеды. Нужно было надеть нормальные туфли на  каблуках! Она столько раз представляла, как случайно встретит его на  улице и он удивленно скажет «Как же ты изменилась, как повзрослела!» А  на деле, увидел всё то же самое – старые джинсы, всегда растрепанные  светлые волосы и футболка с облупившейся надписью «linkin park»,  студенческих времён… и черти дёрнули её надеть…  
– А я, представляешь, – радостно затараторил Женя, – ещё с того конца  Васильевки тебя узнал по футболке! Ты нисколько не изменилась! Ну как ты  теперь поживаешь?
– Да ничего, всё нормально, – равнодушно пожала плечами Катя, – работаю в  публичке, живу всё там же, с бабушкой и морской свинкой.  
Они сели на скамейку возле фонтана, ту самую, где расположился  задумчивый чугунный человек – скульптура, называемая в народе «Пушкин».  За Пушкина его принимали из-за цилиндра и бакенбардов, на самом же деле,  это просто щёголь начала века. Катя знала, поскольку работала в зале  краеведения публичной библиотеки, но всякий другой человек, подходивший к  этой скульптуре, неизменно говорил одну и ту же фразу:
– Пушкин не похож! – сказал Женя обняв статую рукой.
– А ты что видел Александра Сергеевича, чтобы говорить, похож или не  похож? – сказала Катя, которой не хотелось вдаваться в объяснения.  
– А как же, виделись в семнадцатом, под Москвой! – с важным видом заявил  Женя, Катя улыбнулась, такая псевдоисторическая околесица всегда  удавалась ему особенно хорошо, некоторые даже верили.  
– Женя, а как ты сам то? Где живёшь? Где работаешь?  
– Я живу в Питере, работаю там в одном крупном издательстве, а сюда приехал к родителям.
Катя одобрительно посмотрела на него.
– Ты молодец! Наверное, женился?
– Нет… – сказал Женя, вдруг став серьёзным. – Я много думал о том,  почему мы расстались тогда, а ты разве нет? Мне Валя говорила, что ты  написала про меня стих… Прочти?  
– Нет. Не могу, он дурацкий… – смутилась Катя.
– Ну всё равно, прочти!
– Хорошо, слушай:
Жужелица сутулится,  
Если нет солнца на улице,
На такую злясь неудачу,
Ящерица целый день плачет.
Моль молча молится,
А богомол устав от бессонницы…
– Постой, постой! Что за ерунда? – засмеялся Женя. – Жизнь насекомых это прекрасно, но где же тут про меня то?  
– Это акростих, если сложить начальные буквы строк, то получится «Женя Маликов», дай мне дочитать и сам увидишь!
– Нет, не надо. Неужели тебе всё время хочется дурачиться, даже когда  речь идёт о серьёзных вещах? Почему бы тебе не написать что-нибудь  красивое?  
– Я пишу то, что чувствую, – сказала Катя, вдруг почувствовав  неловкость; она вовсе не хотела его обидеть, но и врать не умела. – Если  это всё, что осталось в моей душе от наших отношений? Они были  дурацкими и закончились нелепо, а ты что хотел услышать? Розы-Грёзы?  Любовь-Морковь?  
– Катюша, ну как ты можешь написать нормальные стихи, если ты сама  ненормальная! У тебя же чёрти что в голове, а я уже и забывать начал! Ну  ладно, я побежал, звони мне на домашний, если помнишь!  
Катя грустно посмотрела вслед Жене, на свои разноцветные кеды, на  «Пушкина». К глазам неожиданно подступили слёзы, потом захотелось  смеяться, а потом её сознание вдруг наполнилось отчаянной тоской по  дому, хотя она не была там всего-навсего с утра. Ей так хочется увидеть  бабушку и морскую свинку Тотошу, они никогда не назовут её  «ненормальной»!.. Катя хотела встать со скамьи и двинуться в путь, но её  остановил голос, который она надеялась никогда больше не услышать.
– А я бы никогда не принял его за Пушкина!  
По другую сторону от чугунной фигуры сидел Николай Чумазов в своей  серенькой форме. Так… Всё гораздо серьёзнее, чем она думала! Настоящий  он или нет, но прохожие его точно не видят. Катя надела наушник от  сотового: пусть люди хотя бы думают, что она разговаривает по телефону.  
– Коля, я, по-твоему, похожа на героиню сериала «говорящая с призраками»?  
– На кого?
– Ах да, откуда тебе знать… Ты и телевизора-то не видел. Сейчас двадцать  первый век, понимаешь? Время совсем другое, и у нас ничего общего! У  меня, если ты заметил, и у самой много проблем: мне двадцать пять лет, а  дома у меня только бабушка и морская свинка, я всего-навсего  библиотекарь, а вовсе не медиум! Вряд ли я смогу быть тебе чем-то  полезной…  
Катя огляделась по сторонам, и, к своему ужасу, увидела лошадь с  грустными глазами, щипавшую травку неподалёку, извозчика курившего  махорку на козлах коляски, старинный особняк купцов Якушевых сверкавший  новыми зеркальными витринами, и даму в шляпе со страусиными перьями,  спускавшуюся по ступенькам. «Пушкин» и фонтан исчезли.  
– Коля, не шути так, – сказала Катя голосом строгой учительницы. – Верни меня обратно! Чумазов лишь пожал плечами.
– Я не виноват! Понимаешь, время – как картина: художник накладывает  один слой масла за другим, но наши мысли и чувства порой позволяют нам  видеть сквозь эти слои. Ты это умеешь, и я такой же… был. Ты видишь  меня, значит, видишь и всё остальное. Сто лет не было никого, кто мог бы  мне помочь, и вот, наконец – ты, и прямо накануне белой полуночи…  Помоги!
– Стоп. Стоп. Давай по порядку! Что такое «белая полночь» и чем я могу тебе помочь?  
– Это очень трудно объяснить… Понимаешь, я был не готов умереть, я  привязан к городу, к улицам, к вот этому старому клёну, о котором я  когда-то написал стихотворение. Кто-то смотрит на этот клён и держит  меня этим. Кто-то сидит на этой скамье, видит те же дома – и держит! Я  здесь оставил слишком много того, что нельзя потрогать руками – своей  души, понимаешь?
– Честно говоря, не совсем. Ты запутался во времени и пространстве или что-то вроде этого. Но что такое «белая полночь»?
– Это единственный момент, когда все взгляды и все мысли людей оторвутся  от земли и обратятся к небу, на один только миг, но я смогу уйти.  Приходи в дом Покровского; ты знаешь, это самый старый дом в городе,  пятнадцатого сентября, в полночь. Приходи проводить меня.  
– Постой, но почему я должна тебя проводить? То есть, какова моя роль в этом?
– Мне страшно! Разве ты могла бы уйти из дома навсегда? Это ведь как  ударить кого-нибудь, срубить дерево, выбросить книгу, разве ты смогла бы  это сделать? Вот и я такой же… Я не могу решиться, просто постой рядом –  и всё!
– Хорошо, Коля, я приду.  
– Спасибо.  
На коленях у Кати оказался свёрнутый пополам листок бумаги. Рядом сидел  «Пушкин», солнечные лучи играли в струях фонтана. Она аккуратно  развернула лист:
Чайка
Хрустальная чайка над озером носится
И что-то волнам говорит:
То, кажется, к ним на покой она просится,
То к небу, тоскуя, летит.
И слышатся в голосе чайки печальной
Молитвы святые слова,
Как будто в лазури простора эмальной,
Там молится Богу она…
И вслед улетающей чайке, тоскуя
Взывает больная душа:
– Лети ты, о чайка, в обитель святую
И там помолись за меня!*
Аккуратный почерк и эти нелепые трогательные «Ъ» на концах слов… Вот  какой стих она прочтёт на литературном вечере! Бедный Коля, как же он  страдает целых сто лет… Она сделает все, чтобы ему помочь. До 15  сентября остаётся две недели, это будет вторник. Катя включила календарь  на своём телефоне. Только бы не забыть… Забыть такое едва ли возможно,  но Кате доводилось и проспать выпускной экзамен, и сесть не в ту  маршрутку, собираясь на первое свидание, словом, она хорошо знала свою  рассеянность.  
* * *
Они с Женей ходили на ночной сеанс в кино, а после он проводил её до  дома. Катя пила чай у себя на кухне и была совершенно счастлива. Вдруг  ночное небо озарилось яркой белой вспышкой, а после раздался грохот  невероятного по своей силе взрыва. Где-то послышался звон выбитого  стекла. Катя подбежала к окну и устремила свой взгляд к небу… Из комнаты  выглянула бабушка.
– Катюша, было чего, а? Салюты что ли пускают? Праздник какой из новомодных?  
– Бабушка, я не знаю… – испуганно проговорила Катя.
Оказалось, что в эту ночь, в небе над Челаченском, взорвался метеорит.  Белая полночь… Все взгляды и мысли людей оторвутся от земли и обратятся к  небу… И как же она подвела Колю! Не потому что побоялась, а потому что  забыла! Тупица.
* * *
Женя вернулся в Питер. Их расставание ознаменовалось крупной ссорой.  Катя снова пила чай у себя на кухне, грустная и подавленная. Он надеялся  только на неё, а она подвела его! И всё из-за человека, который так  отличается от неё самой и от Коли! Ей захотелось снова прочесть стих про  чайку. Она достала из сумки тот самый листок, буквы на нём поменялись.  Вместо стихотворения она прочла следующее:
Если бы ты была рядом, я не смог бы уйти. Прости, что я тебя потревожил,  ведь ты живая, а я нет. Не беспокойся обо мне, я там, где должен быть. Я  сделал свой решительный шаг. Будь счастлива и перестань цепляться за  прошлое. Спасибо за то, что была добра ко мне. Прощай.  
Катя задумалась, а затем придвинула к себе ноутбук и отправила на  литературный конкурс недавно дописанную повесть, которую никому не  показывала, и была уверена, что никогда не решится показать.
* * *
Летом Катя получила на конкурсе первую премию и поехала отдыхать на  море. На берегу, усыпанном галькой, к ней подошла чайка – удивительная  птица, кажется, совсем не боялась людей. Катя опустилась перед ней на  корточки: «Лети, чайка, помолись за меня, за бабушку, за Женю тоже, и за  Колю. Пусть он на меня не обижается. И передай ему, что у меня тоже всё  хорошо».

*В рассказе использовано стихотворение челябинского поэта Михаила Чучелова (1898–1919).

К списку номеров журнала «БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ» | К содержанию номера