Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | Проект АРЕаЛ | ГЕОЛОГИЯ | Только для своих | Спонсоры | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Виктор ПрядкинОб авторе: Кандидат экономических наук, профессор Международной академии общественных... >>> |
Курт ГейнОб авторе: Член литературного общества «Немцы из России». Курт Гейн... >>> |
Виталий КузнецовОб авторе: Учредитель и главный редактор журнала «Северо-Муйские огни», член... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаСеверная АмерикаКанадаСШАЦентральная АзияКиргизстанУзбекистанСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Михаил ЮдовскийКаждая роща священна. Стихи***
В каком-то тысячелетии – я не припомню в каком, когда этот мир был голым и шествовал босиком по диким высоким травам, по солнечному песку, любовь принимая за голод и жаждой сочтя тоску – тоску по чему-то большему, нежели был он сам, земле поклоняясь трепетно и преданно небесам, и строил зелёные храмы из шелестящих лесов, связуя в одну молитву множество голосов, когда в поднебесье радуга семью лугами цвела, и по коре сосновой медом текла смола, и в сотах пчелиных плавали золото и янтарь, и лунный фонарщик в сумерках свой зажигал фонарь,
тогда я проснулся, кажется, тогда я глаза открыл, почувствовав прикосновение тяжелых совиных крыл. И виделось небо звёздное, и слышались голоса. И чьи-то глаза пронзительно смотрели в мои глаза.
***
Зелень глубин всплывает песчаной мелью. Воды топорщатся, сети полны улова. Воздух пропитан солнцем, как карамелью – губы слипаются, если промолвишь слово.
Выскользнув в небо, падает рыба оземь. Солнце рисует на чешуе руны. Я не пойму – вроде должна осень тонкими пальцами рвать на дожде струны.
Рыжий багет, зелень, бутылка кьянти, над головой сонно плывут души. Ты шевелишь губами, сказав «отстаньте» мыслям внутри и голосам снаружи.
Строен камыш, мелкий песок светел, на поцелуй ловят стрекоз жабы. Лишь иногда мир покачнёт ветер – видимо, Бог в небе раздул жабры.
***
На переломе суток царственно, как елей, тёмно-вишнёвый сумрак капает из щелей.
Тонким наплывом пятен, списком чужих имён буду с тобой закатен, словно конец времён.
До синевы обрита, в небе луна сгорит. Тихо плыви, Таврида, стаей ночных ставрид.
Вынырну из расселин, выползу на порог – твой светоносный эллин, твой иудейский бог.
Волны твои и скалы переберу в горсти и прошепчу устало сдавленное «прости».
***
Я с одной стороны, ты с другой стороны. Выпирающий угол кирпичной стены, задевая края невысоких небес, на крошащемся воздухе сделал надрез.
Ты с одной стороны, я с другой стороны. Это страшно и странно – быть старше страны, породившей тебя, отпустившей тебя, то ли дверцей скрипя, то ли сердце скрепя.
Наши стороны врозь, словно стаи ворон – я с одной, ты с другой, только нету сторон. И почудится мне, повидавшему свет, что тебя уже нет и меня уже нет.
Я по краю иду босиком, босяком, то с зажжённой свечой, то с ночным светляком. И случайной молитвой смутив тишину, я тобой помянусь. И тебя помяну.
***
Мера воздастся за меру и мена за мену, жатва воздастся за жатву и битва за битву. Если прислушаться – каждая роща священна. Каждое слово и даже беззвучье – молитва.
Я прихожу в этот солнечный храм как язычник, я растекаюсь янтарно по стенам и сводам, голосом крови, солёным, багровым и зычным, сердце озвучивший горним и дольним породам.
Тьму прожигая светящимся оком окурка, татуирован зелёными иглами хвои, странствую капищем рощ, полубог-полуурка, в поисках древнего смысла и девственной Хлои.
И прорицаньям с божественной слепостью веря, скалясь ответно небесных созвездий гримасам, я открываю в себе первобытного зверя и вдохновенно кормлю его собственным мясом.
***
Я видел сны – причудливые сны. Негаданны, непрошенны, нелюбы, они наружу лезли, словно зубы из розовой младенческой десны,
и бредили, и мучили меня, и лиственно шуршала простыня, как будто под ветрами осыпаясь. И сны мои, густея, как белок, жевали одеяла уголок, изнемогая, но не просыпаясь.
Молилась ночь, не раскрывая рта, и забродившей массой темнота в бочонке спальни, как вино, крепчала. И только отдалённая стена, оскалившись отверстием окна, беззвучно и отчаянно кричала.
И отзывался цокот каблуков на медленно светлеющей брусчатке, и утро из-под тёплых облаков высовывало розовые пятки.
***
Запах прелости и прелести. Старый клён Иван Иваныч листья, как вставные челюсти, оставляет в луже на ночь.
И глазами високосными созерцает небо в звёздах, обнажившимися деснами пережёвывая воздух.
***
Я высился фабричною трубой, из вечной мерзлоты вылазил бивнем, когда серело небо над тобой, с утра опохмелившееся ливнем.
И чувствуя на сердце листопад, я становился влажен, гол и чёрен, разбрасывая камни невпопад и отделяя плевелы от зёрен.
Разламывались искры о кремень, чадили войны, пастыри кадили – от красного асфальта Теньаньмэнь до тихого кафе на Пикадилли.
И подступала чуждая тоска, и расползалась родственная смута – как будто я от сердца до виска, забыв себя, принадлежал кому-то.
***
…а мир состоял из сотен подъездов и подворотен (в которые я был вхож) и, взбалмашно авантюрен, распахивал двери тюрем, дворцов и масонских лож,
меня приглашая внутрь, где розовый перламутр на стенах слоями рос, стояли колонны строго, и спиртом единорога морочил единорос.
Сочтя на пути ступеньки, со звоном катились деньги по ломким хребтам держав, и хмурый с похмелья сумрак монеты бросал в подсумок, с патронами их смешав.
Не выпив с утра ни грамма, юродивый спал у храма, ресницами шевеля. И было темно и сыро. И Бог отдыхал от мира – как вахтенный от руля.
***
Вечерний город глотает коктейль неона, играет мышцами улиц, строений глыбы взвалив на плечи. Я странствую, как Иона, по чреву этой огромной кирпичной рыбы.
Густеет небо в почти незаметных звёздах, латунный месяц до боли в глазах надраен. Вдыхает тело холодный осенний воздух, раздвинув жабры глухих городских окраин.
Зима уже близко. Пока мы не околели внутри этой туши – без света, тепла и Бога – я для тебя сыграю на укулеле и приготовлю пару стаканов грога.
Выпей немного, зубами стуча о грани. Мир здесь, конечно, тёмен и углекисел, но погоди – я выращу куст герани из алфавита и умноженья чисел.
Зыбкое время вербует секунды в челядь, сонно зевает, смотрит тоскливо в лужу. Кажется, рыба скоро раздвинет челюсть и апатично выплюнет нас наружу.
Там – те же осени, те же, наверно, зимы. Только мгновения тянутся там веками и проплывают, как древние рыбы, мимо, чуть шевеля тяжёлыми плавниками.
***
Темнеет так, что даже шторму непоздорову. Чаек рать клюет кoрму, грустит по корму и улетает умирать. Вечерний свет, чернильно-синий, течёт по кромке ватерлиний, плывёт кругами по воде и ощущает отторженье. Дробясь на части, отраженье звезды потворствует звезде. Залив ворочается хмуро у побережья взаперти, втянув ноздрёй через купюру дорожку Млечного Пути. Простор зевает пустотою, перекрестив зиянье рта за той последнею чертою, где нет, похоже, ни черта. Ты подбираешься к порогу, приблизив дальний огонёк, как одинокий ближе к Богу – который так же одинок.
***
Когда мой дом покинет человек, страдая от осеннего похмелья, когда щетину тридевятьземелья покроет пеной бритвенною снег
и чётко отпечатает следы покинувшего дом мой человека, и жизнь перетечёт из века в веко чахоточным мерцанием слюды,
тогда в почти кромешной темноте взорвётся время, прожитое даром, и чайник, задыхающийся паром, меланхолично свистнет на плите,
и выскользнет из пальцев оберег, смутив миры и потревожив войны. И станет в доме пусто и спокойно – когда мой дом покинет человек.
И собственные сущности дробя в хмельном угаре самоотторженья, я мельком посмотрю на отраженье и не увижу самого себя.
Я стерегу последний мой редут, прошелестев рукой по всем октавам. И сумерки мохнатым волкодавом мне на колени голову кладут.
К списку номеров журнала «ЮЖНОЕ СИЯНИЕ» | К содержанию номера |
ГолосованиеПортал "Мегалит" приглашает вас выбрать автора месяца из поэтической серии "Только для своих", изданных в феврале 2016 года. С книгами и авторами серии вы можете ознакомиться в разделе "Книги" или в спецразделе "Только для своих (см. меню на любой странице портала)ЖурналыЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГОСОБНЯКМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНСЕВЕРДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯБАЛТИКА-КалининградСеверо-Муйские огниНОВЫЙ СВЕТАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИНАЧАЛОКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИСлово-WordГВИДЕОНКольцо АИНФОРМПРОСТРАНСТВОЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАСорокопут [Lanius Excubitor]ДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСТЕРЖЕНЬГРАФИТБЕЛЫЙ ВОРОНИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATНАШЕ ПОКОЛЕНИЕЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:ДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯТело ПоэзииСВОЙ ВАРИАНТБАШНЯ22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРААРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПЗНАКИ11:33УРАЛ-ТРАНЗИТАЛЬТЕРНАЦИЯ |