Андрей Романов

Прощай, весны нежданная утрата. Стихотворения

В возрождённом альманахе «День поэзии – ХХI век» как-то сама собою сложилась традиция печатать стихи ныне здравствующих поэтов, а ушедших собратьев поминать подборками и литературными эссе к их мемориальным датам. Однако случаются и исключения…

«Прощай, весны нежданная утрата» – так абсолютно пророчески была названа последняя книга стихов Андрея Владимировича Романова, которую автор так при жизни и не увидел... 29 мая 2014 года, как раз на Вознесение Господне, его огромное, больное сердце сделало последний бешеный толчок в груди и остановилось…

Поэт Андрей Романов – личность совершенно примечательная и незаурядная в питерских издательско-писательских кругах. Литературный эрудит, который сам всю жизнь оставался большим ребёнком, с душой распахнутой настежь и готовой помочь каждому мало-мальски талантливому литератору. Скольких он воспитал чистейшим русским словом, которое только и сохранилось в культурной столице Родины. Да, он нажил множество врагов, будучи вспыльчивым и резким, стоя до последнего за истину, а вернее за то, что являлось безусловной истиной в его понимании, точнее  – за ресноту. Сложно сказать, что больше привлекает в поэзии Андрея Романова. Неповторимая энергетика? Художественность? Загадочность? Да, безусловно. Однако самое главное, на наш взгляд, заключается в уникальном умении поэта любить жизнь во всех её проявлениях.

Андрей Владимирович Романов много сделал для отечественной литературы: воспитывал учеников, выпускал питерские журналы и альманахи, вёл передачи на Ленинградском радио, курировал литературную премию им. Бориса Корнилова, а в 2007 году удостоился чести быть главным редактором уникального альманаха «День поэзии «Санкт-Петербург – Россия». Благодарность, полученная им от министра культуры и массовых коммуникаций России, была вполне заслужена. До своего 70-летия, которое мы готовились отмечать в 2015 году, он не дожил всего 7 месяцев, однако свою новую подборку в «День поэзии. 2014» успел отправить в редакторат ещё в феврале с.г. Его похоронили под Ленинградом, в так любимой им Суйде, недалеко от могилы Арины Родионовны.

Прощайте, дорогой Андрей Владимирович. Вы ничего не задолжали поэзии. Скорее – это она задолжала Вам.

 

Андрей ШАЦКОВ,  главный редактор альманаха «День поэзии – ХХI век»

 

* * *

 

Прощай, весны нежданная утрата:

На Лиговку пробрался майский снег.

И в этом не гадалка виновата,

А со двора обрушившийся смех,

 

Который не согласен с нашим счастьем,

Но приказал разграбить Летний сад,

Где мы горды скульптурным соучастьем

Тех, кто красив, надменен и усат.

 

Тревожный жребий выпал из портфеля,

Рассыпав годы по земле сырой,

Давай, сбежим из царства Куршавеля,

Преодолев границу в мир иной.

 

И если Рим грозит нам Колизеем,

А взять нам Трою выпадет едва ль,

Давай рискнем представить мир – музеем

И воскресить московский фестиваль.

 

Сливай бензин, – трамвай в метро не ходит,

Гостиный двор навеки выключай…

На перекрёстке глобус колобродит,

Маршрутка денег требует на чай,

 

Но снег отведав, что же есть блокада,

Победно тает, вечность распознав,

Где вдоль кинотеатра «Баррикада»

Летит в зенит подорванный состав.

 

* * *

 

Не раскрывай сусальное окно,–

Сентябрьский день там засылает в школу

Охрипших листьев злое толокно,

Согласно временному  протоколу.

 

А Невский вдоль Гостиного двора

Ползёт к Садовой, от любви сгорая,

И, поглощая щи из топора,

Напрасно ждёт последнего трамвая.

 

Вослед ему студенты разбрелись

По выцветшим от времени районам,

Где  аспирантки вдруг разобрались,

В чём прелесть аниона с катионом:

 

Где  Летний сад, инфляции под стать,

Не отличает суффикс от приставки

И, листопад мечтая  обуздать,

Повысит исторические  ставки.

 

Но ты сокройся в дождевой воде, –

Нас ждёт Фонтанка, плача от безделья

И брак наш рекламирует везде

Остатками от лиственного зелья.

 

А нам бы вновь на паперти присесть…

Ведь, отрицая в свадьбе соучастье,

Мы школьный двор забыли, где он есть,

Вернув потомкам выцветшее счастье.

 

* * *

 

Ты зачем в тетрадке накропала,

Что, когда мы спим с тобой вдвоём,

Суетится память вдоль канала,

Сомневаясь в имени твоём?

 

Ведь блокадной мамы

                             не спросившись,

Не желая путать хлеб с весной,

Ты взошла на паперть, согласившись

С палачами площади Сенной.

 

Носоглотка на ветру не зябнет,

Локоточки больше не болят.

Оглянись! Весну приносит зяблик

Для ревнивой кучки дошколят,

 

Он, расправив крылья, запоздало

Распугал внеклассное враньё,

Отрядив с Московского вокзала

В Летний сад шальное вороньё.

 

Не ровняй наш возраст

                      с послесловьем,

Где вотще бессмертью вопреки,

Нам, гордясь космическим здоровьем,

Угрожают звёздные стрелки,

 

Но, страшась тропиночки отвесной

И мечтая пришлых наказать,

Мы летим над пропастью словесной,

Не пытаясь правду рассказать…

 

* * *

 

Снежный мрамор во двор опустился,

Наслаждаясь булыжным родством,

И ему в подворотне приснился

Божий дар в одеянье простом;

 

Там любовь, на последнем дыханье

Скорость света мечтая постичь,

Межпланетных небес полыханье

От Садовой  сумеет отстричь.

 

На студёном Литейном проспекте,

Растворясь в галактической мгле,

Пишут школьники в классном конспекте:

«Не желаем сидеть на игле…»

 

Но, продав криминальное место,

Чтоб пожизненный срок отложить,

Принимают ростральное средство,

Без которого смертным не жить.

 

Тяжело пробиваться сквозь тучи,

Обещая сподвижникам свет,

Где подруг восьмиклассница учит

Перед  свадьбой готовить обед.

 

Там, где мрамор не просится в ящик,

Предназначенный вечному сну,

Где потомки людей предстоящих

В подворотнях не верят в весну.

 

* * *

 

Мой дед – он, богословие осилив,

Дворянский быт и Веру уравнял:

Служил у императора России, –

Именьем закаспийским управлял.

 

И пусть в объятьях древнего Морфлота

Плывут на Марс ночные корабли,

Наш правнук обнаружит вдруг на фото

Наивных предков в Баирам-Али.

 

Гражданских войн и ужас революций

Нам, слава Богу, в Питер не вернуть,

Хотя провидец греческий – Конфуций

Сто тысяч лет сменить мечтает путь.

 

Но дед Андрей, – мой стопроцентный тёзка, –

В НКВД услышав приговор,

Скончался у блокадного киоска,

Осилив с «кулаками» Беломор.

 

Столетье – прочь! Я жив ещё, ребята,

И вы меня не смеете костить,

Пока в лесу бессмертные опята

Блокадный голод силятся простить.

 

Пока в Лесном, на сумрачной Сосновке

Гремит асфальт, сметая стебли трав.

И дед мой объясняется неловко.

И ловит вечность, смертью смерть поправ.

К списку номеров журнала «ДЕНЬ ПОЭЗИИ» | К содержанию номера