Мы смотрели ворону. Стихотворения

***

Эротическая газета Еще

Танатический журнал Уже*

 

Какая-то здесь подмена, какое-то невеже...

 

Гляди, допустим у нас ЕЩЕ, –

Что же за страшное ждет уже!

Как если б кто-то чужой собрал твои ягоды

И подкрадывается к моему бланманже.

 

А теперь представь – мы с тобой УЖЕ.

Эврика, аллилуйя, контакт, горячо!

Пробуждение мафии, суперфинал Фаберже

И Еще! Еще!

 

* Первые две строчки – Вадим Гущин и Кирилл Якимец (около 1997 года).

 

 

Омар

 

В этот день по радио передали только две новости.

Первая – про Мукачево,

вторая – про Египет.

За рулем сидел невозможно красивый парень, а рядом – его невеста

или жена.

 

Первую новость он сделал погромче,

как (это я знал) прямо себя касающуюся.

То есть, да, разумеется, и меня.

Но не как происходящее на глазах,

Что захочешь –

не забудешь,

А словно проекцию или сечение.

Работу хорошего соцреалиста, которую не забудешь.

Про молодого водителя с фабрики, его невесту,

как они слушают радио (ты бы точно так и сказала).

 

Зато вторая...

Вторая новость была для меня.

Там хоронили старого актера.

Такого старого, что даже маме было поздно о нем мечтать,

а бабушке – дочери священника,
жене секретаря союза,

арматурщице шарикоподшипникового завода,

авторитетному цветоводу –

вообще неприлично.

В итоге о нем мечтала только одна половина человечества,

которая любит брюнетов.

 

Образцовая церемония, сказали по радио.

Последние годы на родине (это я опять уже знал).

И еще упомянули, немного переборщив с акцентом,

серебряное шитье со стихами из Корана.

 

На этой фразе водитель почти убирает звук,

но я всё замечательно слышу,

это же, в конце концов, моя новость.

Про то, что покойный на закате лет,

представьте, забыл все свои роли.

 

И ту, за которую номинировали

И ту, от которой у всех перебило маковки,

И, даже, где они вместе с тем, со вторым,

с блондином,

По которому вскрывалась оставшаяся половина.

 

Вот это новость, вот это – я понимаю – локальный конфликт!

Я ведь только что сам забыл имя этого Лоуренса.

А часом ранее – как зовут мальчика,

который живописно обиделся на фото со дня рождения.

 

Так мы добрались до конца санаторного переулка.

С утра две таблетки и никуда не поедем.

О! Питер О Тул! Просто запоминай – Петр! Петр Втулка!

Федя.

Боже, как хорошо! Федя.

 

 

Источник Петра и Павла

 

На источнике Бога нашего и шести уток

Все такое новое

Такое веселое

 

Дети здороваются

Женщины улыбаются

И совсем не сердятся из-за

Опрокинутых бутылочек

 

Только представь, на поляне, у зимнего дома

кипит самовар,

А рядом – Дед!

Живой.

И даже немного дикий.

С тридцатилетней красоткой-дочерью или, кто их знает, женой...

Такие, знаешь, – подмосковно-курортный Том Б.

и ортодоксальная Златеника.

 

Она вся на подхвате – заваривает гостям липтон,

Вытирает подсвечники, распоряжается насчет канистр,

А он просто сидит, как бородатый гриб, там –

Моховик или какой-нибудь груздь волнистый.

 

На источнике Бога нашего – ничего себе база:

Часовня, навес для гостей, самовар, дом, хорошо – без будки.

Все такое новое

Такое веселое

И так сразу!

 

А, да, еще утки.

 

 

Nursery rhyme (блюз)

 

Гулял вчера на районе один

И все люди были как ящики

А навстречу мне – молодой армянин,

Вежливо говорящий

 

Вроде бы – телефону

Но я-то все понял, брат!

"Такой примитивный, что даже супруга

ВАША

Сможет его собрать!"

 

Ваша супруга сможет

Даже супруга сможет

Такой примитивный, что даже сможет

Ваша Его собрать!

 

 

***

Вертит-коптит бессонница

На спицах белый сон

Столетница, лимонница,

Игрушечный лимон.

 

У страшных листьев бабочка

Стреляет по лучу

Так тихо, что судьба в очках

И так, что я шепчу

 

– Это чья в гости душенька

Из белого луча?

Крылом пиджак накушенный

И хоботом – праща.

 

– Живи, держи периметр

Кусай конфеты-дни,

А только не смотри меня

И ножницы смахни!

 

В линолеуме ножницы

Испуганно торчат

Лимон бежит к лимоннице

И как-то без луча

 

 

***

От Донского до Узкого восемь вёрст,

и туда-обратно слетает дрозд

Виктор Качалин

 

Не допрыгать воробышку

из Узкого в Новодевичье

По асимптоте ходит в утопленном городе птичья

почта. Слушай, а может не надо? Легко мне и клёво

До конца кочевать на гиперболы гор Воробьёвых.

 

Что за ветер в Нескучном...

Но едва засыпают березы –

Отрывается вниз по теченью тень паровоза,

Запоет барсучок, по касательной прыгнет лошадка

И летит на земле через край смотровая площадка

 

Для чего тебе, маленький,

притворы, читалки, пустыни?

Зимородочий мельк, – возмутительно, правильно-синий...

Или мало миров на секунду назад возвращает

По каскаду листвы тело самого черного чая?

 

Если правда так чешется –

предпоследний, двенадцатый способ,

Осевое движение в оба конца без вопросов.

За секунду вперед, по рябинке хрусталь прививая

Видишь – дрозд на реке прибывает!

 

 

***  (акростих)

В лучшее время, на лучшей звезде,

От ужаса заболев,

Человек бежит из города Дэ,

Ища себе счастья в Эф.

 

Простая задача, линейный вид

Асопоса купорос.

Да не убоись того, кто сидит

И задает вопрос.

 

Электричка везёт тебя в Нетуда,

Доспи от моей темноты.

Играет и морщится на прудах

Переменная ты.

 

 

***

Мы смотрели ворону

Мы касались орла

Мы встречали влюбленного

На моменте сверла

 

Этим солнечным боксом

Захвати свой берет

И у девушек с фоксами

Дай моих сигарет.

 

Дом достаточно узок

Слишком плечи тесны.

Говори мою музыку

От Вазузы-Шексны,

 

Чтобы сняли не в фокус

Не в размере москву

И с огромными фоксами

Погуляли в мозгу.