Олеся Шамбур
Нужно просто чуть-чуть пожить... Стихотворения
СИМЕИЗ
Мой Свет, от святой до безбожницы -
Нужно просто чуть-чуть пожить.
Гляди, как крыльями-ножницами
Выстригают своды стрижи,
Засмотревшийся вдаль, влюблёно
Пестик тычет на юг кизил.
Небо – это морское нёбо,
Море – это небесный язык –
Полепечет-пошепчет и схлынет,
Но побуквенно не разобрать.
Вот так и меня на мякине
Вчера провела благодать,
И сердце безвольно повисло,
Намаявшись вымещать.
Шатается маятник мысли,
Слова в Между-речьи кишат
Об облаке в грязном халате,
О свадьбе узды и звезды.
Промоина в циферблате –
Теперь каждый час – сквозит,
Вывевает лишние числа,
Прививает к дикой лозе.
Лагуна – лакуна смысла,
Оскалившего львиный зев.
Плывёт над скалой втихомолку
Очищенный апельсин,
И катится камень под горку
Доколе достанет сил,
Как веры-проведы людям.
Зачем? Тут один Бог – весть.
Крымское Плоскогрудье,
Счастье, наверное, есть…
DREAMCATCHER
С двенадцатым ударником труда
Молельный дом челом ударит небу,
Покатая покатится туда,
Где схимы скирд и нет гостей к обеду.
Где жемчуг падает слезами с низок вниз
И хоронится в яме при дороге,
Где языком сгребает василиск
Венки и лавры со стволов двуногих,
Яремный луг с лужатами почил
И васильковыми губами сказки шепчет
О тайном заговоре подлинных мужчин
И подлости животворящих женщин.
Туда – в янтарный незнакомый край,
Где деток сладкой ватой причащают,
Где светский лай и золотой бугай
Окажутся ненужными вещами.
Там звень ударит зычно, не задев
Ни перепонок, ни препон сердечных,
Но переломит, как заветный хлеб,
Искрошит в звуки ладанных наречий,
И пустит в кровь, словно рыбак – улов.
На нерест в безграничность «паутины»
Уйдёт косяк рыбоголовых слов
По оптоволоконной пуповине.
МЕРЛО
В угоду зелёной рыбине
век склонялся, как будто лик,
напрягая мышцы стальные,
берег трогали корабли,
с непривычки краснело море,
позвонки хрустели на вздох,
виноград давился в подоле –
по коленям струился сок -
тельце лопалось в швах о тельце,
трубы дым выпускали под свод,
оловянной судьбы младенцы
в брюхе рыбины множили род,
под червлёные хляби и самбу
извергались в солёную муть
одноногие стойкие ямбы,
чтобы сразу же утонуть.
НАГАСАКИ
как поцелуй в макушку,
невесомый, розовый пепел:
цветущих сакур аллеи.
неубиенный Пушкин
разжимает ладони –
легкокрыл и светел,
журавлик бумажный
в идиллическом небе тонет –
поэт отнимает кисть у Клее
синкопы пейзажа
пришпилить в книги.
зрачок вбирает, не выбирая -
становятся
вечностью миги
и навсегда пропадают.
Триптих (без названия)
* * *
Баю-бай,
земля – поля,
хлебопашцы алтаря.
Некто – жрец,
а я-то – жнец –
вишь – на шее бубенец.
Жрец поглядывает строго,
жнец косою - звень да звень,
и наводит на плетень
тень спелёнутого стога.
За долами – солнца донце,
над покосом – звездопад –
звень да звень –
на дно колодца
сыпет сны для ангелят.
Тишина колышет тайну,
и ладонь лежит на лбу.
Ни весёлый, ни печальный
жнец идёт в свою избу.
Бубенец всё - звень да звень –
завтра будет новый день.
* * *
Белой тиной заплывает,
Завивает вензеля
Безмятежно огневая
Беспризорная земля.
Тяжко облаку-коняшке –
До захода не успеть –
Дьякон в ситцевой рубашке
Мнёт покорливую плеть.
Опадает зной на ветки,
Яблоня глупа бельём,
Дом заветный ветхий-ветхий,
Свод небесный слёзы льёт.
На младенце зреет венчик –
Ликовать или скорбеть?
Только то на свете вечно,
Что не сказано тебе.
Липнут к нёбу в богомольне
Умыслы – не по словцу.
Там где тише и раздольней,
Благовольней льнёшь к Отцу.
И идёшь, как с поводы´рем –
По мощёнке, без узды –
Да по перьям, да по пырьям
На свечение звезды.
* * *
Отелилась Зорька на утро –
Тайность тайн голубая.
В халабуде течной и утлой
Луша печь колупает.
Сеном пахнут ржаные щёки,
Рухнула дверь сарая,
И цедя´тся сквозь вылаз потоки,
В трухлый пол упираясь.
Луша знает, как людям лучше,
Жжёт лучину и шепчет:
«Дай мужчинам добрую душу,
Чистую – дай женщинам»
На окно украдкой косится –
Полдень привычно медлит.
Чтоб не спиться, вяжет на спицах
И распускает петли.
Мой Свет, от святой до безбожницы -
Нужно просто чуть-чуть пожить.
Гляди, как крыльями-ножницами
Выстригают своды стрижи,
Засмотревшийся вдаль, влюблёно
Пестик тычет на юг кизил.
Небо – это морское нёбо,
Море – это небесный язык –
Полепечет-пошепчет и схлынет,
Но побуквенно не разобрать.
Вот так и меня на мякине
Вчера провела благодать,
И сердце безвольно повисло,
Намаявшись вымещать.
Шатается маятник мысли,
Слова в Между-речьи кишат
Об облаке в грязном халате,
О свадьбе узды и звезды.
Промоина в циферблате –
Теперь каждый час – сквозит,
Вывевает лишние числа,
Прививает к дикой лозе.
Лагуна – лакуна смысла,
Оскалившего львиный зев.
Плывёт над скалой втихомолку
Очищенный апельсин,
И катится камень под горку
Доколе достанет сил,
Как веры-проведы людям.
Зачем? Тут один Бог – весть.
Крымское Плоскогрудье,
Счастье, наверное, есть…
DREAMCATCHER
С двенадцатым ударником труда
Молельный дом челом ударит небу,
Покатая покатится туда,
Где схимы скирд и нет гостей к обеду.
Где жемчуг падает слезами с низок вниз
И хоронится в яме при дороге,
Где языком сгребает василиск
Венки и лавры со стволов двуногих,
Яремный луг с лужатами почил
И васильковыми губами сказки шепчет
О тайном заговоре подлинных мужчин
И подлости животворящих женщин.
Туда – в янтарный незнакомый край,
Где деток сладкой ватой причащают,
Где светский лай и золотой бугай
Окажутся ненужными вещами.
Там звень ударит зычно, не задев
Ни перепонок, ни препон сердечных,
Но переломит, как заветный хлеб,
Искрошит в звуки ладанных наречий,
И пустит в кровь, словно рыбак – улов.
На нерест в безграничность «паутины»
Уйдёт косяк рыбоголовых слов
По оптоволоконной пуповине.
МЕРЛО
В угоду зелёной рыбине
век склонялся, как будто лик,
напрягая мышцы стальные,
берег трогали корабли,
с непривычки краснело море,
позвонки хрустели на вздох,
виноград давился в подоле –
по коленям струился сок -
тельце лопалось в швах о тельце,
трубы дым выпускали под свод,
оловянной судьбы младенцы
в брюхе рыбины множили род,
под червлёные хляби и самбу
извергались в солёную муть
одноногие стойкие ямбы,
чтобы сразу же утонуть.
НАГАСАКИ
как поцелуй в макушку,
невесомый, розовый пепел:
цветущих сакур аллеи.
неубиенный Пушкин
разжимает ладони –
легкокрыл и светел,
журавлик бумажный
в идиллическом небе тонет –
поэт отнимает кисть у Клее
синкопы пейзажа
пришпилить в книги.
зрачок вбирает, не выбирая -
становятся
вечностью миги
и навсегда пропадают.
Триптих (без названия)
* * *
Баю-бай,
земля – поля,
хлебопашцы алтаря.
Некто – жрец,
а я-то – жнец –
вишь – на шее бубенец.
Жрец поглядывает строго,
жнец косою - звень да звень,
и наводит на плетень
тень спелёнутого стога.
За долами – солнца донце,
над покосом – звездопад –
звень да звень –
на дно колодца
сыпет сны для ангелят.
Тишина колышет тайну,
и ладонь лежит на лбу.
Ни весёлый, ни печальный
жнец идёт в свою избу.
Бубенец всё - звень да звень –
завтра будет новый день.
* * *
Белой тиной заплывает,
Завивает вензеля
Безмятежно огневая
Беспризорная земля.
Тяжко облаку-коняшке –
До захода не успеть –
Дьякон в ситцевой рубашке
Мнёт покорливую плеть.
Опадает зной на ветки,
Яблоня глупа бельём,
Дом заветный ветхий-ветхий,
Свод небесный слёзы льёт.
На младенце зреет венчик –
Ликовать или скорбеть?
Только то на свете вечно,
Что не сказано тебе.
Липнут к нёбу в богомольне
Умыслы – не по словцу.
Там где тише и раздольней,
Благовольней льнёшь к Отцу.
И идёшь, как с поводы´рем –
По мощёнке, без узды –
Да по перьям, да по пырьям
На свечение звезды.
* * *
Отелилась Зорька на утро –
Тайность тайн голубая.
В халабуде течной и утлой
Луша печь колупает.
Сеном пахнут ржаные щёки,
Рухнула дверь сарая,
И цедя´тся сквозь вылаз потоки,
В трухлый пол упираясь.
Луша знает, как людям лучше,
Жжёт лучину и шепчет:
«Дай мужчинам добрую душу,
Чистую – дай женщинам»
На окно украдкой косится –
Полдень привычно медлит.
Чтоб не спиться, вяжет на спицах
И распускает петли.