И вереском пахнет туман. Стихотворения

 

 

***

Голосовые надорваны связки,

в святцы заглянешь и зла не таишь;

встряски ли ждешь или волка из сказки,

бедный, шумящий под ветром камыш;

 

святый хранителю, нынче отвечу

облаку, птицам, вершащим полет,

тени подспудные прянут навстречу,

в рост поднимаясь из топких болот;

 

северным ветром дохнуло и вестник

ждать не замедлил, – на запад окно,

жалит крапива; язви же, кудесник,

знак на челе, родовое пятно;

 

тучная жертва, но, кровью омыта,

злаки земля отторгает сама;

зельем дурманным кропленные плиты,

пустошь скудельная. Акелдама.

 

***

И живем на звезде, на кровавой,

И живем на кровавой звезде

                                                            Г. Шенгели

по полям елисейским так звонко гуляет коса

слышен топот копыт и припепленный падает снег

разрезая туман разворачивай брат паруса

что там алефы альфы когда не дойти до омег

по полям елисейским… – не в мифах,

                                              помилуй нас Бог,

асфодели цветут приближаясь к прозрачной воде

этот глупый Нарцисс двойником почитает итог

красотою пленен отраженьем в зацветшем нигде

по полям елисейским… ослышка? 

                                              беспамятство смут?

по полям енисейским, где снег по колено и где

обреченно живут на зеленой на страшной звезде

что Землею на нашем беспечном наречье зовут

***

И где начинается темная заводь тумана

черница-душа разве духом одним осиянна

слепая, бредет через вереск и бредит престранно

лишь арфы далекой на пустоши песни слышны

 

черница-бродяжка не знает ни крова ни дома

ни пеней ни жалоб одним только ветром ведома

вот так и бредет от околицы до окоема

под неукротимые струны скалистой страны

 

смиренница в черном в чей сон неспокойный

                                                            заходишь

кого баламутишь и с кем по ночам колобродишь

кого до щекотки в круженье своем хороводишь

на воду пошепчешь и воды застынут черны

 

и вслед за тобою как тени бегут чертенята

и вереском пахнет туман на пороге заката

тропинки не видно травинка-другая примята

и черный арфист будоражит минувшего сны

 

***

Бог Нахтигаль, не все я рассказал

в одическом чаду многоголосья;

но зерна, но налитые колосья

себе готовят жертвенный финал, –

бог Нахтигаль, отрежут твой язык

чтоб слаще голос раздавался в чаще,

тирана веселить в забаве вящей –

мой соловей, ты к этому привык;

поэтому ты бог, а я никто,

поэтому ты всё, пусть безъязыкий, –

бог Нахтигаль, двуликий, многоликий…

в немецкой речи… Господи, за что…

 

***

Средь шумящих ветвей замер в профиль

                                          повернутый лист

отрезвляющий взгляд светового небесного сита

от бездумья к безумью ложится рассчитанный вист

от безумья к бездумью и карта как водится бита

 

этот профиль резной неучтенная запись строка

комбинация карт география школьные стены

точка зренья близка близорука размыта легка

обожженный хрусталик и где Навсикаи Елены

 

где рассчитанный слог и по пальцам

                                         прочтенный размер

не слышны отголоски безумной вакхической

                                                               пляски

здесь в стреноженном мире вранья воронья

                                                            полумер

так и ждешь как подвоха неумной дурацкой

                                                           развязки

 

***

в памяти выжженный след обнаружишь,

линзу едва совместив с окуляром

бедное сердце все кружишь да кружишь

зоркий зрачок над терновником ярым

 

бедное сердце тоска твоя птичья

память скитальца о небе и пепле

ищешь ли с образом сходства отличья

зоркие очи на время ослепли

 

ибо лишь в точке земного притина

корни и крона слиянны и слиты

блик на коре осокори патина

солнца сухого

сердце мы квиты

 

***

вертикальные люди на фоне дождя

вертикальные люди на фоне собора

то ли город отторгнул их уходя

то ли просто не стоят они разговора

 

одинаковы зонтики в мгле дождевой

фонари мостовая абстрактные лица

пешеходы шагают себе по кривой

ибо туфли испортит дрянная водица

 

одинаковы люди но листья летят

каждый вырезан Мастером штучно инако

двойники вертикально уйдут в листопад

в Скорпионье созвездье предзимнего знака

 

что гадать о судьбе ерунде ворожбе

вертикальный прохожий пройдет равнодушно

если мир вертикальный годится тебе

мне же только строка остается послушна

 

***

на сердце камень а под сердцем брешь

навылет напролет куда же дальше

на сердце лед оно не терпит фальши

утешь его засмейся распотешь

век темен и под веками темно

не открывай очей не сыщешь знака

вот разве «но» заменишь на «однако»

а впрочем брат не говори умно

там в небе реактивный самолет

и след его над радугой морозной

ты попрощайся с ним легко бесслезно

и пристально как чуткий оцелот;

сыграй в игру «замри и отомри»

зарю с зарею в сумерках сличая

своди изъяны соком молочая

…идут года, слепцы, поводыри

 

 

***

кривизна левизны или выступ карниза

астигматик несчастный сгущается тьма

по какому капризу взыскуешь сюрприза

искалеченной тенью крадясь в синема

за поземкой по тонкому льду силуэтом

не касаясь земли не оставив следов

в контражуре мелькнешь иксом игреком зетом

неопознанный джокер минувших годов

над тобою сплетаются голые ветки

разлетаются птицы в преддверье зимы

эти шуточки едки в помарках заметки

над раскисшей землею раствор сулемы

 

***

Ныряй и целься  – море далеко,

не в пенку ненавистную, – в десятку,

меть в око мира, а не в молоко,

а коль промажешь – доставай трехрядку.

С гармоникой губам не совладать,

аккордеон – трофейная отрада,

почти орган, почти что благодать,

дворы, послевоенная бравада…

Охрименко, вагоны, медяки,

на Валааме получеловеки,

и Ладога темнеет вопреки

Неве, и всюду гопники, абреки,

художники, сиречь истопники,

выпускники кто Штиглица, кто Мухи…

Среди дворцов, каналов и разрухи

гляди в теченье темное реки.

 

***

         Девяностые годы двадцатого века…

                                       Георгий Мосешвили

 

Заблудившиеся аргонавты

звездной пыли глотнувши с лихвой

понапишут грядущие плавты

новым ктулху одарят лавкрафты

нас за этот приют даровой

 

Равнодушная ткань мирозданья

не поддерживает разговор

ворожба заклинанья гаданья

заглушают стенанья рыданья

нежным звоном савельевских шпор

 

Но по синим волнам и по звездам

обреченных на  вечный исход

нас припавших к налившимся гроздам

«Арго» вслед разоряемым гнездам

без руля без ветрила несет

 

Пятна прозелень патина меди

выест очи Киприды укор

застывают столетья в камеди

виноградная завязь трагедий

оскверняющий почву ихор.

***

старый снег умирает под остовом голых деревьев

старый свет европейски не мал не силён не удал

не откроешь поверий по знакам разметанных

                                                                перьев

сколько б ты по обманчивым бликам не ждал

                                                             не гадал

безобразье зимы стойкий запах жилья неуюта

знойкий ветер с разбегу врезается

                                            в сморщенный лед

сигарета чадит табачок-то засыпан не круто

и прогорклая даль поджидает у самых ворот

плотно дверь затвори крошки хлеба сгреби

                                                       из кармана

пусть их птицы клюют на чернеющем талом снегу

погляди сквозь разводы случайной

                                            кафешки-шалмана

вот и встретишься с тенью своей на другом берегу

 

***

Посмотри на часы

тонкой стрелкой минутной рассвет

обозначен хотя и раздвоен двоичен двузначен

посмотри на часы

циферблат пустозвон пустоцвет

он дискретностью времени вывернут переиначен

 

все проходит сквозь сон

и сквозь жизнь неизменно пройдет

что ж ты ходишь по кругу

зажатый кольцом циферблата

а новейший Ясон

за руном снаряжая поход

захлебнется в волнах

принимая врага за собрата

 

так следи за секундой

пусть мигом сменяется миг

от трехмерного мира шагни в измеренье иного

или дальше хоть это

отчаянный путь напрямик

в многомерность пространства

не временного – временного

 

***

Тектонический сдвиг но в разломах брусчатки

серебрится трава наготове – дрова

ни скитов ни вериг это лишь отпечатки

на сетчатке роится гудит мошкара

 

пусть незрим ты но зряч и твоя креатура

водит кляч в поводу под разлет мишуры

смертоносная жила сиречь лигатура

метит дегтем и углем дома и дворы

 

слишком близок рассвет смерть струится рекою

зачумленный расстрига палач нищеброд

по колено в крови ты взыскуешь покоя

вспоминай забывая но память солжет

тектонический гул ни вины ни прощенья

Лакедему подобен бредешь сквозь века

но к истоку приблизится тропка оленья

и на том оборвется застынет строка.

 

***

Слепорожденная а надо ли гадать

о том чтобы впотьмах взмахнуть крылами

подлунную тебе не увидать

душа мельчает в суетливом хламе

но зрячие касания твои

но пальцы как ростки деревьев чутки

а крылья их удвой иль раздвои

протяжно время не дробясь на сутки

слепорожденная вся жизнь твоя полет

ответ бесслезный миру или ветру

кинематограф черно-белый ретро

и кто там плачет кто там слезы льет…

 

***

погружайся в поток

захлебнись отраженьем межликим

ибо это слиянье

таит обоюдную смерть

прихотлив завиток

алым - отблески дикой гвоздики

так на тверди земной

проступает небесная твердь

 

о высоком? - да нет,

не по чину твердить о высоком

вслед за ветром и снегом

в завьюженном городе N

по замерзшим протокам

по ранящим сердце осокам

мчится память набегом

утопая в снегу до колен

 

город выстыл и вымер

лишь флюгеры ветру послушны

бессловесный парад

проскрипит под луною в ночи

перепутаны карты - а вывески так простодушны

не узнаешь своих

и под пламенем сальной свечи

 

в винной лавке сапожник

у пекаря дрыхнет биндюжник

в кузне жара добавят

девицы веселой мадам

словно сам камнерез

деловито гуляет острожник

и палач городской

невиновен как новый Адам

 

эта сказка еще

не рассказана и на полстолько

это лишь жили-были,

зачин да пунктиром – рефрен

или наоборот -

полонез да веселая полька

под прощанье славянки

под венскую вьюгу сирен