ТРИ ЗАВЕРШЕНИЯ ШЕСТИСТИШИЯ

 

вот имя собственное мира

идёт само себя как дождь

само собой неизлечимо

само себе как правда ложь

сама себе крива мужчиной

и на экране снега дрожь

 

вот собственно и нас убили

поддев свечою гибкий нож

 

неизлечимо гибнет имя

сжиная земли сквозь живот

 

вот, собственно, и всё. приплыли

без имени – что не поймёшь.

 

* * *

В срез неба заглянул – а там колодец,

свернувшись, спит высокою водой,

 

и пахнет шерстью лёд – и свитер носит,

и дышит за звездою неживой.

 

И смотрит на меня – чужой, обратный,

голодный свет и лижет языком,

 

у мальчика – старик есть и собака

кусает сруб своим кривым плечом,

 

у языка – порезы и собака,

порезы неба чует тёплым ртом,

 

у старика спят мальчик и собака,

и он глядит в них, как в хозяев дом.

 

* * *

Голову ангела в вёдрах несу –

словно соломенный ломоть отцу,

как неродному пернатому дядьке,

как с языка ошалевшего – взятки,

осень, что женщина улицы вдоль –

в львиное блюдце над головой

 

льются в солому помятые птицы

тёмных огней – их костей вереницы

кашляют, вёдра царапают и

головы пилят, как лужи, людьми.

Только посмотришь – как в ангела скальпель –

дождь опускает – в остаток от капель

 

незамерзающего ноября –

это считай, что твой ангел на птах-

детей разлетается, видя отца –

из головы, из ведра, из гнезда

жидкий отец собирает свой прах

— крутит молчанье и курит в Потьмах.

 

(07/11/13)

 

ОКОНЧАНИЕ ЭЛЕГИИ

 

…Что ж с бабочкой? – ужо одна летит

посередине ноября и стужи,

и пишет тьму с краснеющей строки,

как от стыда, что света нет снаружи.

Элегия написана – едва ль

ты ждал, что это случится – нагие

сухие клёны прячутся в прудах,

пока звенит холодное их вымя.

И бабочка летит одна – из тьмы,

из темноты, горящей до хитина,

и смотрит, сквозь ноябрь, куда-то вдаль,

где клён назвал Адамом её имя.

(05/11/13)

 

С ДРУГОЙ СТОРОНЫ СЮЖЕТА

 

Раскуривал табак и оставались

зарубки никотина между пальцев,

которыми я дерева касался,

когда оно летело – просыпался

в невидимом сюжете. Виден порох,

точней, коробка без углов и линий.

Как помнишь ты – нас где-то здесь зарыли,

а после не достали, не отмыли –

и вот лежим мы, типа мусульмане,

до подбородка приподняв колени,

подумай: в октябре, как в Чуркестане,

гул расширяется, как будто бы по вене

плывет корабль похожий на Титаник

и тонет в свете посредине Вены.

Раскуривай табак – не оставайся,

как дерево в невидимом сюжете –

заходит в магазин, в октябрь - поддатый

и только что проросший, как Ареса

дитя – несёт в кармане он Балканку,

и спичку разжигает, как отпетый,

и смотрит в рот воды пока округлой,

и катится вода, как бы колёса,

с обратной стороны воды упругой.

Раскуривай табак –  здесь невидимка

(см. начало – то же, что зарубки)

задёргивает свет литературы.

Вокруг земля и светлячки из жести –

и свет, глотает их, из тёмной трубки.

 

(1/10/13)

 

* * *

 

Вот холодает – ангелы, как снег,

ложатся в землю, обнимают это

покоище камней и рваный свет

корней, упоминающих про лето,

 

когда зимовье было их пустым

и громко колыхалось изнутри

в скакалке исчезающего  ветра.

Вот холодает – мы ложимся в свет,

впечатанный как перья в тёплый гравий,

и пятки ангелы щекочут из земли,

и шепчут нам, что всех предупреждали.

 

(10/10/13)

 

* * *

Вот они, острые яблоки,

в воздух воткнувшие нос,

нюхают снег, пока сладкий

он и ещё не подрос.

 

Вот они в кадре застыли,

вот ещё морщат лицо

в свете, который отплыли,

поскольку незримо число.

 

Вот острые яблоки ловят

весь свет, но поймают едва ль –

ясень на свет расширяется,

снег переходит за край.

 

Вот и лежат эти яблоки,

тёмные рёбра шуршат,

дева моя раздевается –

так как не ведает дат.

 

(28/09/13)

 

 

* * *

 

Н.

 

Читай стихи мои, из немоты

написанные, будто из детсада,

записанные, словно это ты

мне их сама, сама надиктовала,

 

в дветысячитринадцатом ходу,

и этот стих никем не перечёркнут –

как будто наши дети не поймут

когда над нами снег утоптан, точно

 

замыслено иначе было им

тростинкой, в пальцах у воды зажатой,

и смерть как будто есть, но не для них,

и для молчанья будто маловата.

 

Читай стихи, как будто в детский сад

в который раз мы за детьми уходим,

и плачем, Отче, если говорим,

а дети слышат всё, сшивая склоны.

 

(19/09/13)