Александр Кобринский

Ани хозер бе тшува

     – Мазаль здесь живет?

     – Я Мазаль.

     – Здравствуйте! – и спешно продолжил: – Я Иона, который вчера звонил. 

     – Заходите, я вас ждала! 

Он прошел следом в довольно просторную гостиную. Она, не глядя на гостя, подошла к дивану и легла, обрисовав линию бедра кустодиевского наполнения. 

     – Извините, если не вовремя… 

     – Да нет, присаживайтесь, – ленивым движением показала она на стоящее в углу кресло, – расскажите о себе.

     – Безработный, непьющий, неженатый и, как видите, даже не лысый. Ну вот и всё, – умолк.

     – Одинокая я. Детей нет. Женихов хоть отбавляй, а подходящий не попадался. Господи, – побледнела она, – опять началось! 

     – Что с вами? 

     – Не волнуйтесь. Сейчас пройдет. Аритмия. Мужа вспомнила. На глазах умер. В мгновение. Закупорка мозговой артерии. Так мне причину объяснили. Но я-то знаю, что бедолага умер от непосильной работы. Весь день на солнце. Грузчиком. При язве желудка, которую оттуда привез. А вы работаете? 

     – Получаю пособие. Худо-бедно, а жить можно!..

     Мебель в гостиной отличалась скупой необходимостью – диван, стол, стулья… При такой простоте бросалось в глаза бесконечное количество религиозной атрибутики – портреты известных раввинов и огромное разнообразие безделиц от сглаза. 
     – Верующая? 

     – Не знаю, как ответить. 

     – Я ортодоксальный атеист. 

     – Смешно. Чаще именно атеисты становятся религиозными фанатами. 
     – Такое уподобление не по мне.

     – В иудаизме и меня на сегодняшний день не все устраивает. По древнейшему обычаю, так как я бездетная и муж умер, на меня имеет право брат моего мужа. 

     – Если по сердцу, так почему бы и нет? 

     – И в мыслях не допускаю. А иначе зачем бы я давала объявление в службу знакомств? Я надеюсь, что присутствие в доме мужчины в какой-то мере пресечет домогательства, с которыми я никак не могу примириться, потому что его жена, Мири, моя подруга. И главное – ему не я нужна, а квартира. И вдобавок ко всем моим цурес1 директор ешивы2 раввин Пинхас на меня глаз положил, – сказала Мазаль и выдержала паузу, как бы проверяя впечатление, которое на него производит. – У Пинхаса жена при смерти. Ты, говорит он, обязана со мной тыры-пыры, потому что Бог, отняв у меня пахоту, тебя взамен моей Мойры под мой плуг посылает. Я отказала, так он угрожает побиением камнями. Ты, говорит, в душе язычница и на нашу синагогу порчу наводишь. И я сумею убедить в этом ешиботников3. Сама догадайся, что тебя ждет. Место глухое. И не вздумай жаловаться. Все равно не поверят. Мол, у бабы муж умер, вот она с ума и спятила. 

     – Так вам, Мазаль, мужик, получается, только для проформы нужен. 
     – Ошибаетесь, господин хороший.  Ухажеров у меня уйма. И не шалтай-болтай, а солидных. Да вот ни с одним не сошлась. Живу одна. Извините, – сказала она неожиданно, – может, чайку хотите или перекусить? Так не стесняйтесь. Идите на кухню. Чаевничать будем вместе…

 

      Мазаль оказалась не столько верующей, сколько суеверной,  что сказывалось в нелепости её разнообразных требований… Могилу мужа она посещала раз в неделю. Разговаривала, как с живым. Просила шепотом о чем-то сокровенном. И если шла к надгробью дорожкой справа, то уходила дорожкой слева и требовала от Ионы неукоснительного соблюдения такой же очередности. У кладбищенских ворот находилось несколько умывальников с огромными кружками, и перед тем, как уйти, она набирала в кружку воды и, держа в правой руке, поливала левую, затем, держа в левой, поливала правую, и так ровно три раза. Совершив ритуал омовения, она стояла возле Ионы и неотрывно следила, чтобы он выполнил то же самое, и очень переживала, если он ошибался в очередности или в счете. Опуская ноги утром с постели на пол, необходимо было вначале коснуться пола правой ногой… И даже обработка зелени для салата требовала ритуальной определенности… Если луковица, к примеру, употреблялась не целиком, то головку срезать запрещалось, и не с целью лучшей сохранности продукта, но во избежание какого-нибудь несчастья. Если в разговоре  упоминался умерший, то к его имени обязательно добавлялось слово «покойный»… Мазаль постоянно посещала гадалок и оплачивала эти услуги с безоглядной щедростью. Через довольно короткое время жизнь с ней приобрела для Ионы рутинный характер…

      Он хорошо изучил все её причуды, и со стороны их совместная жизнь казалась безоблачной и беззаботной, хотя самим Ионой случившееся воспринималось как вынужденная посадка самолета на случайном аэродроме… 

     День выдался жаркий… И к тому же Мазаль, вероятно, встала с левой ноги, потому что кондиционер с утра вышел из строя и квартира превратилась в люциферову духовку… И на улице спасения не было никакого, потому что вокруг бетон, асфальт, песок и выжженная солнцем трава. Чтобы хоть как-то спастись от жары, Иона лежал на полу, совершенно расслабившись, стараясь ни о чем не думать – ни о хорошем, ни о плохом. В пятом часу дня Мазаль сказала: 

     – Сегодня мы пойдем к Эйнат. Твое присутствие необходимо, потому что я хочу, чтобы она нам погадала, как единому целому – понимаешь? – что ждет нас с тобой  до конца года, повезёт ли тебе на работу устроиться, да и прочее – будут ли у меня от твоего семени дети – понимаешь? – я хочу иметь ребенка, хочу стать матерью. 

     – А кто такая эта Эйнат? 

     – Моя подруга. Самая  знаменитая гадалка. О ней чудеса рассказывают. Её дом стоит на самом берегу моря, неподалеку от ешивы, сразу же за арабской деревней… Кстати, при ешиве живет тот самый раввин Пинхас. 

      Как только жара пошла на убыль, они вышли из дома. 

     – Это в шести километрах отсюда,  поедем на автобусе. 

     – Нет, – сказал Иона, – мы не испытываем физических нагрузок, – пешком полезнее. 

     – Но у меня больное сердце.

     – Твоя аритмия – результат психологического шока. На самом же деле со здоровьем у тебя все в порядке, – возразил Иона.

     – Но дорога к Эйнат пролегает сквозь тростниковые заросли, за которыми неподалеку палестинская деревня – понимаешь? – там арабы. 

     – Я с ними на стройке вкалывал – они ничем от нас не отличаются… 

     – Демократ! – съехидничала Мазаль, но прошла мимо автобусной остановки, показав этим самым Ионе, что согласна принести себя в жертву. 

     Асфальтированная шоссейная дорога, пролегающая сквозь барханы и кактусы, перешла в низину с каким-то болотистым запахом, и вдоль дороги по обеим её сторонам внезапно выросли тростники. Идти стало легче, потому что откуда ни возьмись подул ветерок, и вокруг серебристо зашелестело. Мазаль скорее бежала, чем шла.

      Ей чудилось, что вот-вот на дорогу выскочит араб в белой чалме и, издав ликующий гортанный вопль, перережет ей горло. Местами, там, где заросли редели, сквозь просветы в тростнике виднелась арабская, казавшаяся безлюдной, деревня с близнецово квадратными домиками и плоскими крышами... Но дорога свернула, и открылась горящая на солнце полоска Средиземного моря... 

     И показались здания пресловутой ешивы – трасса проходила вблизи этих старых построек, выложенных из красного кирпича. Неподалёку от одного из зданий стояла группа ешиботников, и один из них, толстенный, весь в чёрном, поддерживаемый собратьями, яростно кричал и показывал в их сторону. В его воплях четко выделялось своими повторениями слово «зонá»4.

     Иона изредка посматривал на Мазаль, отметив её лицо, перекошенное куда более выразительным страхом, чем на тростниковом отрезке преодоленного ими пути. Но, слава Богу, ничего, кроме угрожающих выкриков, не последовало... Скопление невзрачных зданий ешивы осталось у них за спиной, и вскоре, миновав барханное возвышение, они увидели в некотором удалении от берега двухэтажный коттедж. Мазаль достала из нагрудного карманчика мобильный телефон.

     – Эйнат, мы на подходе!

     Знаменитая гадалка ждала их у приоткрытой двери. Они вошли в полутемное помещение, увешанное высушенными пучками разнообразных трав и кореньев, украшенное подковами и какими-то колесами, похожими на штурвалы давно отслуживших кораблей, бороздивших когда-то моря и океаны с помощью допотопных паровых двигателей. Эйнат пристально посмотрела на Иону, и он отметил её удивительные глаза, чуть ли не в полтора раза больше обычных.

      А ещё его внимание привлекала их роговица, напоминающая чем-то игольчато-кристаллическую побежалость мороза на оконном стекле. Несколько вытянутые и сужающиеся к центру губы представляли из себя нечто клювообразное – этому облику особенно способствовали ноздри, отстоящие не менее чем на пять пальцев от верхней губы. 

     – Твой сегодняшний приход, Мазаль, не к добру.

     – Но мы же договаривались. 

     – Да, но я не предполагала, что эзотерическая энергия твоего друга переключает течение времени на обратное, – сказала гадалка и добавила с взволнованной настороженностью: – С тех пор, как он здесь, вся комната наэлектризована. 

 

     – И в четырёх стенах её Дух Божий неистовым светом горящего куста искрится! – подхватил Иона с иронией. – Эйнат, я преклоняюсь перед вашим умением  разыгрывать, но не надо наделять меня способностями, мне несвойственными.

     – Можете не верить, – улыбнулась гадалка и добавила, – но проверить стоит. 

     – А как и на ком? – полюбопытствовал он с ехидцей. 

     – На мне,  – ответила она.  – Попробуйте определить мои анатомические особенности. Я не сомневаюсь, что вы это сделаете немедленно и не хуже просвечивающего аппарата, – губы Эйнат выпятились настолько, что она стала похожа на длиннорылую обезьяну. 

     Иона приблизился к гадалке, поднёс ладони к её голове, закрыл глаза и спросил: 

     – Что я должен говорить, если ничего не чувствую? 

     – Всё, что в голову взбредёт, – голос гадалки сохранял  полную серьёзность. 

     – У вас два мозга, два сердца, и мне кажется, что вы не гуманоид, – выпалил Иона, скорчив идиотическую гримасу. 
     Гадалка посмотрела в глаза Ионе. 

     – У меня действительно два мозга и два сердца, – сказала она взволнованно и, направившись к письменному столу, открыла выдвижной ящик, – вот рентгеновские снимки и окончательное заключение о патологии. Скажу правду, Иона, – её глаза загадочно заблестели, – вы и в последнем не ошиблись.

     Мазаль, свидетельница происходящего, преодолевая тяжелое оцепенение, спросила: 

     – Эйнат, может быть, я с Ионой, – она взяла своего сожителя под локоть, – в другой раз приду, когда ты свою депрессию одолеешь? 
     – Другого раза не будет, – отрезала Эйнат и добавила, – затылком чувствую!

     После гадания на кофейной гуще она решила их проводить. По дороге к  автобусной остановке со стороны ешивы в их сторону скорым шагом направилась орущая толпа. Стали слышны глумливые выкрики. Полетели первые камни. Акция была хорошо продумана, потому что дорога к дому оказалась отрезанной второй группой ешиботников. Поняв, что расправа неминуема, преследуемые побежали к морю. У Мазаль неожиданно начался приступ аритмии, и она глотала на бегу воздух, как рыба, выброшенная на берег. Наконец беглецы достигли прибрежного мелководья и, отчаянно разбрызгивая по сторонам воду, удалились от опасной береговой кромки.

      Толпа последовала за ними, и вода забурлила от падающих камней. И тут с Эйнат начала происходить метаморфоза. Её тело веретенообразно вытянулось и превратилось в ластообразного колосса. 

     – Залезай ко мне в пасть, – сказало чудовище громовым голосом. 
     Иона оглянулся. Мазаль колыхалась на воде спиной к небу – вокруг её головы расплывалось красное пятно. А прямо перед ним, вздымая брызги, хлопал по воде хвостом гигантский рыбоящер. Сгрудившиеся на берегу преследователи онемели от ужаса. 

     – Я возвращаюсь к религии моих предков! я раскаиваюсь!  –  крикнул Иона и, сложив ладони рупором, повторил то же самое на иврите, – ани хозер бе тшува!

     На глазах изумлённых ешиботников он вошёл в открытую зубастую пасть ихтиозавра. Зверь зашлёпал яростно плавниками и, одолевая мелководье, уплыл в глубокое море. 

 

_ __ __ __ __ __
1 цурес (идиш) – несчастье.

2 ешива (талмудическая школа) зародилась и развились в Израиле и в Вавилоне как институт для изучения Устной Торы. Вначале учившие Тору собирались в домах учения, но с увеличением численности учащихся стали строить особые здания поблизости от них. Здания эти назывались «ешивот» (множ. число от «ешива»). 

3 ешиботник – учащийся ешивы.  

4 зонá (иврит) – проститутка.

 

 

 

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера