Бессарабский случай. Конспект романа

Кирилл Ковальджи родился в Бессарабии. Там – в Кагуле и Аккермане – прошло его детство. Советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 года предусматривал аннексию Бессарабии к СССР. 26 июня 1940 последовала нота румынскому послу в Москве относительно передачи Бессарабии, а также Северной Буковины Советскому Союзу. 28 июня 1940 года на территорию Бессарабии были введены части Красной Армии. Спустя год, после вторжения Гитлера на территорию СССР, в Бессарабию вошли румынские войска. Именно в этом, можно сказать, специфическом, пространстве и в этом контексте будущий писатель стал очевидцем Второй мировой войны. В этом же драматическом пространстве живут герои известного романа Ковальджи «Свеча на сквозняке».

Основой для впервые публикуемого ниже фрагмента послужили реальные прототипы и обстоятельства.

Молодой Моисей любил Маркса и Люсю, дочку известного в городе врача. Однажды Моисей разговорился с ней в городском парке, дело было поздним вечером, они в аллее остались одни на скамейке под каштанами. Он днем был на тайном собрании ячейки и, разгоряченный, не мог остановиться – все рассказывал и рассказывал Люсе, какие чудесные ребята эти рабочие консервного завода и какое светлое будущее предстоит миру, если все поймут. Но сначала должна была понять Люся. Вот он ей и объяснял простыми словами, что на наших глазах кончается предыстория и начинается настоящая история человечества без войн, без угнетателей, без попов.

Над ними была весенняя ночь 1939 года в приморском бессарабском городке при румынах. Что-то заваривалось в Европе, начинало клокотать, тучи сгущались на Западе, а на Востоке – на том берегу Днестра уже была провозглашена  новая эра, где – повторял Моисей – свободные люди жили дружно и пели:

Над страной весенний ветер веет.

С каждым днем все радостнее жить;

И никто на свете не умеет

Лучше нас смеяться и любить!

Люся сначала пыталась возражать, русские ведь убили царя, сами истребляли себя в братоубийственной  войне, сколько несчастных беженцев перешли Днестр к нам. Румыния нас спасла от той бойни.

О, возражал Моисей, свободу чуть не задавили, но она победила белых генералов и буржуев! А у нас? Старый мир, ложь и самообман. Обывательский садик на вулкане!

Люся постепенно сдавалась, заражаясь энтузиазмом Моисея, но уже становилось поздно, давно пора было домой. Так и не поцеловались, как следует. Больно резанули Моисея ее слова, сказанные у ее дверей:

– Сколько времени потеряли!

А дома на Люсю накинулся ее брат Коля – опять ты с этим пархатым шляешься, понимаешь ли ты, что они хотят расколоть страну, что у них мировой заговор.

Люсю он довел до слез. Хорошо, если бы на этом и кончилось. Но Люся в сердцах что-то ляпнула про борьбу ребят с консервного завода за справедливость, и Николай взял да и стукнул куда надо. Через два дня бедного Моисея арестовали, поколотили при допросе, но так как кроме болтовни за ним ничего не числилось, и улик при обыске не нашли, то на всякий случай дали ему год.

Но как раз за этот год мир перевернулся, и летом сорокового года в Бессарабию пришли русские и установили свою власть. Румыны бежали, похудевший, но бодрый Моисей вышел из тюрьмы и застал Люсю в слезах от радости встречи и в слезах же горя – ее брата Колю арестовали. Люся умоляла Моисея помочь, он отправился «к своим» и вернулся с печалью на лице:

– Он отсидит. Его посадили за дело, он, твой дурак, любезничал с сигуранцей…

– И ты ничего не можешь сделать? Ради меня?

Моисей развел руками.

Люся вспыхнула и выставила его за двери.

Моисей погоревал, но быстро утешился – он стал работать в газете «Знамя Советов», а там  за столиком в приемной сидела блондинка, комсомолочка Вита из Одессы, с которой Моисей нашел, так сказать, общий язык. Однако месяца через два вдруг Моисей на улице столкнулся носом к носу с Николаем. Тот  хотел было прошмыгнуть мимо, но Моисей цепко взял его за локоть.

– Ты откуда взялся?

– Не твое дело! – буркнул Николай и пошел, не оборачиваясь. Заинтригованный Моисей не выдержал и попробовал выяснить, в чем дело. Рыженький следователь в френче покачал головой:

– Молодец, что пришел, но, смотри, не перестарайся. Ты молодой советский гражданин, многого не понимаешь. Делай свое дело и о нашей встрече никому не рассказывай. …

Моисей подумал, что, наверное, доктор, отец Коли, сумел поладить с новыми властями, ему и в голову не пришло, что Колю просто перевербовали. Он устроился курьером при горкоме. Моисею был противно, но со временем даже стал здороваться с Николаем и иногда заглядывать к Люсе.

А с любовью было непросто – и у него, и у Люси появились еще фигуранты,  Николай же почему-то зачастил в редакцию, и как-то, между прочим, спросил Моисея, как он относится к пакту Сталина с Гитлером. Моисей прямо сказал, что это событие его поразило. Гитлеру верить нельзя!

Зря  разоткровенничался, потому что через несколько дней его арестовали за провокационные слухи о войне. Наверняка, опять без Николая тут не обошлось. Моисея привычно побили прямо во время допроса и отправили в кутузку. Не прошло и недели, как грянула она сама – война!. Моисей требовал пересмотра, кричал, что всю жизнь был большевиком, потому и был против пакта с фашистами, и вот оказался прав, фашисты напали на нас!

– Ты был прав? А ЦК? Сталин хотел мира, а такие как ты, войну провоцировали! Сволочь! – и следователь сбил его с табуретки один ударом.

В тесной камере, где набилось несколько десятков человек, Моисей вдруг увидел Николая. Оказывается, и того взяли. Им даже довелось лежать рядом у параши. Они несколько часов лежали молча, потом заспорили шепотом.

– Пусть я трижды подлец, – шипел Николай, – но, видишь, все подлецы. Может быть, ты из хороших евреев, но твои родичи, они во всем мире делают пакости. Они затеяли революцию в России, их Коминтерн пролез во все страны мира. Они везде. Я теперь никому не верю.

Моисей долго кряхтел, растирая ушибленный бок, потом сказал со стоном:

– Бред. Вся суть в классовой борьбе. Классовый враг выдвинул Гитлера, но немецкий пролетариат скоро его скинет, потому что он поднял руку на первую страну рабочих и крестьян. В свое время те же классовые враги проникли в Москву, убили Кирова и чуть не добрались  до самого  Сталина. Вот и меня посадили враги… Меня освободят, увидишь, а ты проиграл. Предавал и тех, и других с бредовой идеей в башке. Плохо твое дело.

– Это тебе каюк. – сплюнул Коля, – вернутся румыны, меня освободят. Твои уже бегут.

…Оба получили пулю в затылок, – им не пришлось доспорить, ибо фронт был прорван, заключенных не успевали эвакуировать, имелся груз поважней. Вышло распоряжение по-быстрому от них избавиться. Уголовников выгнали, а двенадцать политических пришлось «ликвидировать». Трупы, залив известью, закопали на заднем дворе тюрьмы.

Румыны вошли в город и через несколько месяцев обнаружили захоронение, пронесли останки в гробах через весь город до храма, отслужили панихиду…

Ой, как плакала бы, убивалась бы Люся, но она ничего знать не могла – ее вместе с отцом за несколько дней до войны выслали а Казахстан.

Об авторе: Кирилл Владимирович Ковальджи – писатель, поэт, литературный критик, эссеист.