ТКЕИАНТОР

1. ОН

Я заметил её до начала – она села справа, через два места. В кино пришла одна. Лицо – сосредоточенно-беспомощное, что ли. Дичится, смотрит на свою потёртую сумочку, с нетерпением ждёт, когда погаснет свет. Такие девчонки бывают ершистыми с перепугу, а на самом деле застенчивые и добрые. К ним надо подходить умеючи. Коли глупа – то кротко и настойчиво, коли умна – в самый раз огорошить чем-нибудь неожиданным. Я хотел всмотреться, заставить её оглянуться, но тут свет обмелел, будто вытек. И тогда она быстро надела очки и заслонила их рукой – стеснялась... Ни за что не упущу её, решено.
На экране шел сентиментальный фильм – типичное враньё со счастливым концом. Счастье... До чего же люди привыкли дурачить себя. Самовнушение – куда ни плюнь. Иногда нормальные хуже сумасшедших. Нет, братцы, я всё-таки предпочитаю доподлинно знать, что счастье – состояние столь же мимолётное, как смех.
Оглянулся – как поживает девушка, с которой мне предстоит познакомиться? Подалась вперёд, смотрит картину. Неужели ей нравится? Значит, дура. Тем лучше. Уж если пришла в кино одна...
Я подошёл к ней, когда выходили:
– Мне кажется, я вас где-то видел...
Она глянула на меня (очки исчезли вместе с темнотой) и улыбнулась:
– Очень оригинально. Очень.
Мне это понравилось – не глупа.
– Я вас действительно видел, – говорю, – в зале. Вы так упоённо смотрели эту дребедень, прямо диву давался.
Она промолчала. Нас разделил людской поток, я догнал её на улице.
– Хочешь, я угадаю, о чём ты думаешь? – сказал я.
Она удивлённо посмотрела на меня. Ей-богу, я не ошибся – что-то в ней ясное, наивное. Уголки глаз, правда, подведены и губы тронуты помадой – определённо хочет нравиться.
– Тебе скучно, – продолжал я, – не знаешь, как время убить. Ты нервная, впечатлительная, боишься случайных знакомств. А ты не трусь, я тебя не съем.
Отвечает, легко пожав плечами:
– Я не боюсь.
Слова у нее получаются мягкие, ясные…
– Вздор, – говорю. – Боишься сама себя. Я вот не боюсь сказать – мне некуда деться. Женился сдуру, всё пошло прахом. Не мой это промах, а общая беда – брак отстал от современности, как звук от реактивного.
– А я замужем. И, представьте себе, счастлива.
Замужем? Тем лучше. Но – «счастлива»! Извини, дураков нет. Как перевести это слово на нормальный язык? Муж с солидным окладом, отдельная квартира с удобствами? Она отвечает, что учителя не получают солидных окладов, а комната – в старом доме, и соседей – хоть пруд пруди... Ах, с милым и в шалаше рай? Слыхали мы эту сказку! А ты уверена, что муж тебе не изменяет? Она смутилась. То-то! Помолчав, спросила невпопад, люблю ли я детей. Я честно ответил, что в такое время не могу брать на себя ответственность за будущего ребёнка. Пусть мне будет хуже, зато я свободен. Ты – против свободы? Я-то знаю, что такое семейное счастье. Самая хорошая песня приедается, когда её поют изо дня в день...
– Вы споёте мне новую песню? – провоцирует она меня. Прелесть, ей-богу! Защищается мужем, а идет рядышком со мной.
– Спою. (Мы оба засмеялись.) Спою, хотя нелегко, я зверски устал. Попробуй целый день возиться с шизофрениками, а потом попасть на слабоумный фильм.
– Вы – врач? – спрашивает с уважением.
– Да. Столько приходится возиться с этой дурацкой психикой, аж до смерти хочется голой простоты и ясности. Вот мы понравились друг другу, зачем финтить?
Она тихохонько смеётся, будто поддразнивает. Крыть ей нечем, но чувствую, что какая-то её мысль всё время ускользает от меня. Ничего, попадёшь в сачок, это тебе не с пижоном препираться. Чудная всё-таки мне попалась девчонка. Хорошенькая, тёплая, не больно отпирается, а всё врет, что счастлива, что ей ничего не надо. Я доказал, этого не может быть, а она – свое. Не кокетство, нет, – какая-то странность. Будто ведёшь точный расчет, а результат не сходится. Хорошо, начнём сначала. Говорю:
– Правда ведь, ты хорошо помнишь, когда и где тебя впервые обнял парень (допустим, твой будущий муж). А вспомнишь ли сотый его поцелуй?
– А надо считать? – улыбается она. Я гляжу на неё и с замиранием чувствую, что наступает момент, когда теория без практики мертва. Чертовски хочется целоваться назло всем шизофреникам.
– А меня запомнишь, если я сейчас...
Я наклонился к ней, она вывернулась – не очень решительно.
– Ты страус, – я говорю, – очень симпатичный страус. Ну, признавайся честно: тебе бывает с ним скучно?
– Ну и что? (Так. Один ноль в мою пользу.).
– А почему одна пошла в кино?
– Просто так. (Два ноль в мою пользу.)
– Ну, так пойдем в кафе. Просто так.
– Нет. Не хочется. (Такое нет – почти да.)
– Скажи, – спрашиваю, – тебе когда-нибудь снилось, что тебя хочет кто-то зарезать длинным ножом?
– Кажется, да... (Три ноль в мою пользу.)
– Это опять же значит, что я прав. По Фрейду ты не удовлетворена, охладела к мужу. Сон – хитрая штука, он выдаёт затаённые, даже неосознанные желания.
– Я желаю пойти в кафе? (Сто тридцать три в мою пользу!) Беру её под руку и шепчу на ухо:
– Именно!..
– И выпьем вина и потанцуем? (Миллион в мою пользу.)
– Ага! – только и успел я сказать, как она сделала вираж:
– Значит, по всем правилам.
– А что? Ты делаешь успехи.
– Спасибо.
Что за черт! Всё понимает – современная вроде, а ни с места. Будто человек охотно налил себе стакан вина, вертит его в руках да никак не пригубит. Ерунда какая-то. Одно из двух: или не наливай, или – пей. Прямо пунктик: в ресторан – нет, в парк – нет. Битый час на улицах, дождь пошёл, я ей пиджак на плечи накинул. Но чуть что – опять нет. Аж зло взяло – думаю, не отстану, пока не пойму. Не хочешь в ресторан – не надо. Пошли к тебе домой, раз муж в командировке. А она:
– Посмотрите, кто идёт!..
Я, как дурак, обернулся, она в это время вскочила в подоспевший троллейбус. Двери захлопнулись перед моим носом. Глупо.

2. ОНА

Как проводила Игоря, стало мне грустно. Тыкалась, как щенок, туда-сюда, в кино по дороге зашла. Фильм пустяковый, шумный, а мне как раз – забыться. Жаль, что не пять, не сто серий, смотрела бы, пока не кончится его командировка, что с ней поделаешь?
На выходе какой-то парень, ладно одетый, с бородкой клинышком, заговаривает, а глаза у него цепкие, уверенные. Молодой психиатр оказался. Я была немножко рада отвлечься. Он очень старался, щеголял эрудицией, анекдотами сыпал, я не очень вникала, слушала его голос – очень простой, мальчишеский – и думала о своём...
На улице засветились фонари, хотя в её глубине ещё широко стоял розовый отсвет заката. Девочки на аллее играли в бадминтон, сосредоточенный крепыш на трёхколёсном велосипеде чуть не наехал на меня. Я поправила ему шапочку, он сердито мотнул головой и понесся дальше – самостоятельный!
А психиатр с бородкой толковал, что любовь требует обновления. Подводил теоретическую базу. Видно, не такой уж он уверенный, раз ищет подпорки.
Забавный парень. Жаловался на жену и всё такое. Но тоже с теорией. Семья устарела, должна быть свобода отношений. Если свобода, говорю, то я вольна выбирать. Мне по душе семья.
Опять не верит. И пристаёт. Не нахал, просто не доходит, а так – безобидный. Даже жалко стало – парень неглупый, а чего-то не понимает. Выпытывал минусы в моей жизни и вокруг, но это не математика, тут дело не в минусах. Всё равно, что у человека плохое зрение, плохие почки, а это никак не значит, что он плохой человек. Врач-то это должен знать. А он уверен, что в браке нельзя быть счастливой, и нельзя ручаться, что муж не изменяет... Хотела тут послать его к черту, какое ему дело, я, в конце концов, верю: если разлюбит – скажет. Или сама почувствую...
Вроде, был игривый разговор, а коснулся вещей нешуточных. Да, мне и скучно бывает, и досадно, и сомневаюсь не раз... Всё так, я не скрываю. И немножко удивляюсь, что выкладываю это почти незнакомому человеку. Видно, легче быть откровенной с незнакомым...
Дура я всё-таки. Он тут же всё в свой актив зачисляет, руку на талию.
Я вывернулась. И это вышло под музыку: шёл навстречу парень, бренчал на гитаре. Смазливая девушка шла рядом с коляской, оба откровенно сияли.
– Вы любите детей? – спросила я моего спутника. Но вместо ответа он сослался на сложность эпохи. Жаль. Вот мы, современники, почти одногодки и всё-таки...
На углу стоял высокий человек без шапки, смотрел невидящими глазами. Лицо, как восковой слепок, только брови очень густые. А глаза... Странное лицо. Пуговицы нет на воротнике, а галстук строго затянут. Мимо прошла полная женщина с авоськой, набитой апельсинами. Она глянула на странного человека и оступилась, апельсин покатился по тротуару. Какой-то мальчишка поймал апельсин и понес владелице, держа его в руках, как маленькое солнце. Забавно, – подняв его с асфальта, мальчишка не удержался – понюхал. А странный человек, наверное, ждёт кого-то, но это будет печальное свидание. Как у Блока: «И я молчу, и тёмным кругом мои глаза обведены. Она зовет печальным другом, она рассказывает сны...» Я сказала моему психиатру об этом, чтоб немножко отвлечь, он оглянулся, ответил по-своему:
– У него больные почки. Судя по отёчным подглазникам... Вдобавок фиксированные зрачки говорят о склонности к депрессии. Это неврастеник... И при чём тут Блок? Видишь, у тебя ассоциативное мышление, перескакиваешь с одного на другое... Говоришь, некая дама рассказывала Блоку сны? Если бы читала Фрейда, остерегалась бы выкладываться...
– Почему? – Мы всё шли к закату, но он поблек за крышами… И звёзды не появились – в полнеба стояли тучи. Ветерок взметал какие-то бумажки, шевелил окурки. Хоть он взялся подметать... В сумерках психиатр с бородкой почти красив. Если б молчал. А он забегает вперёд, чтоб заглянуть мне в лицо:
– Потому что сны выбалтывают самые затаённые желания. Видела, например, сны, когда на тебя нападают?
– Кажется, да... А вот недавно видела удивительный цветной сон, В рыжей пустыне белый дворец, вроде Парфенона. Колонны бесконечные, будто покачивались в синем небе. И ни души. Высокий покой, лёгкая тревога и совершенно беспричинная радость... Всё мне кажется, что где-то стоит эта необыкновенная колоннада...
– Лучше не видеть снов. Здоровому человеку ничего не снится.
Мы прошли мимо станции метро. Как всегда, там дежурят влюблённые. Только теперь бросилось в глаза, что свидания ждут, в основном, девчонки, а мальчишки опаздывают или не идут...
Не эта ли обидная перемена внушила моему спутнику, что хороший вечер не здесь, а в прокуренном заведении?
Говорю – я не синий чулок и уже не девочка – мне просто не нужно, я люблю, как говорится, другого. Мне, говорю, интересно с вами болтать, спорить. Как человеку с человеком. Ну и что?
И вдруг пошёл дождь. Крупные капли вспыхивали на асфальте, на спинах троллейбусов, привычное движение людского потока сбилось, будто споткнулось, потом замельтешило, как в немом кино. Засуетился и мой психиатр: давайте в кафе или, на худой конец, – в подъезд. Я сказала, что мне нравится дождь, давайте шлёпать по воде. Он недоуменно согласился, потом решительно снял с себя пиджак и накинул мне на плечи. Рубашка его тут же намокла, а он храбро мотал бородёнкой и улыбался. Славный всё-таки парень.
За сеткой дождя перед нами вспыхивали неоновые буквы: сначала большие белые – КИНО, потом между ними красные, помельче – театр, и получилось какое-то марсианское слово тКеИаНтОр. Я даже повторила вслух.
Однако ему было не до этого, он стал нервничать и, глотая слова, уговаривать идти домой. Разумеется, с ним. О вине уже речи не было – попьём, мол, чай, согреемся... В конце концов, я вскочила в первый попавшийся троллейбус. Так он и остался на тротуаре с очень смущённой мордашкой. Смешно.
…………………………………………………………………………………
…Не думала я, что встречу его ещё раз.
Пришлось вчера пойти в поликлинику. С одинокой соседкой что-то неладно, заговариваться стала. В регистратуре не приняли вызов на дом – не буйная, так пусть сама придёт. А как она придёт, как ей скажешь, что надо врачу показаться? Ещё повесится. Но девицы в белых халатах непрошибимы. О человеке речь, а они со злорадством – не положено, не мешайте работать. Дико, ей-богу: молодые девчонки, откуда столько черствости? Я и так, и сяк, наконец, в отчаянии просто накричала на них: авось проснутся!
И вдруг, оглянувшись, увидела того парня с бородкой. Он тоже был в белом халате и пристально смотрел на меня. Я обрадовалась знакомому человеку, но он засуетился, будто вспомнил важное дело, и слинял, не оглядываясь. Я так была поражена, что засомневалась: уж не обозналась ли? Мало ли молодых врачей с бородкой! Я ведь была без очков...

3. ОН

Не повезёт – так не повезёт. Целый час бился с одной лифтёршей. Предстарческий психоз. Не ест, убеждена, что должна помереть за какие-то грехи. Навязчивая идея возмездия. Считает, что попала в тюрьму. Я старался уловить логику её бреда. А она вдруг заверещала: – Ты умрёшь. Завтра умрёшь. Выйдешь на улицу и умрёшь, страшно, небось? – Нет, говорю, ни капельки. Все помрём, что тут особенного? Говорю с улыбкой, но, признаться, неприятно, когда тебе внушают такие вещи с нечеловеческой убеждённостью и идиотским вдохновением. Вышел в приёмную, вижу – буянит какая-то молодая женщина, кричит на сестёр. Им хоть бы хны – привычные. Однако…
Боже мой, это ж та самая, к которой подбивался с месяц назад. Вот так встреча! Она крайне возбуждена, блеск в глазах, размахивает руками. Меня осенило: вспомнил, как она на мой вопрос ответила дикой абракадаброй. Я тогда переспросил, она повторила с дурацкой улыбкой:
– Ткеиантор!
Чуяло мое сердце, что тут что-то не так! Она тогда уже была одержима упорной идеей, что всё хорошо и везде хорошо, логика отскакивала от неё, как мяч от стены. Как я сразу не догадался, что следующей фазой будет резкое недовольство окружающим, агрессивность. Бедная женщина.
Тут она оглянулась, узнала меня и расплылась в улыбке. Только этого не хватало! Пусть кто хочет с нею возится, только не я! Ещё скажет, что ждёт от меня ребёнка, или что я – Иисус Христос. Я повернулся и ушел, чувствуя спиной её взгляд, как наведенное дуло пистолета.