Рубен Пашинян

Три рассказа



Рубен ПАШИНЯН
 родился в 1975 году в Ереване. Окончил Ереванский политехнический институт, театральную студию Ереванского камерного театра. Культурный обозреватель независимой общественно-политической газеты «Новое время» (Армения) и журнала «Айреник» (Канада). Автор ряда книг. Член Союза журналистов Армении и Международной Федерации журналистов (IFJ). 




СЫНОК, А ГДЕ ЕВФРАТ?.. 

 

— Сынок, это Евфрат? 
— Нет, дедушка, это не Евфрат. 
... 
— Прости, сынок, что отвлекаю. А эта река — Евфрат? 
— Нет, ну что вы! Какой же это Евфрат? 
... 
— Я очень извиняюсь, сынок, можно тебя на секундочку? 
— Да, конечно. Чем я могу вам помочь? 
— Сынок, ну когда же мы всё-таки увидим Евфрат? Мы ведь в Армении — где же Евфрат? 
— Дедушка, вы приехали в Республику Армения, то есть — в Восточную Армению, а Евфрат находится ныне на территории Турции — в бывшей Западной Армении. Это когда-то давно Армения была настолько большой, что... 
— Это я знаю! Ты мне скажи: когда мы увидим Евфрат? 
— Дедушка, дорогой! Вы приехали в Армению всего на десять дней. За это время вы посетите Гарни, Гегард, озеро Севан, Эчмиадзин, Нораванк и ещё много других, интересных и живописных мест. Но времени-то очень мало!.. И потом, чтобы увидеть Евфрат, вам необходимо было приобрести туристическую путёвку не в Армению, а в Турцию! 
... 
— Сынок, прости, пожалуйста, я понимаю — ты человек занятой... Рассказывать об Армении — о земле наших предков — дело нелёгкое!.. Восьмой день ты показываешь нам Армению. Нас много — ты один. Устал, наверное, от наших нудных вопросов, а?..Извини. 
Наверное, ты прав, что... 
— Ну что вы говорите — это мой долг! И не как гида, а как человека, как армянина. Хоть вы, дедушка, я уверен, намного больше знаете об Армении (о настоящей Армении!), чем я. Но вы приехали из Америки со своими детьми, внуками... 
— Да, да! Вот им ты рассказывай, рассказывай!.. Они хоть у себя там в школах и проходят историю Армении, изучают армянский, но, чтобы вот так... вживую... 
— Дедушка, одну секундочку — меня опять ваши к себе зовут! Я сейчас. 
— Иди, иди! Ты только так мне и не сказал: когда же... 
... 
— Сынок, а вот эта речка — как называется? Это не Евфрат, случайно!? 
— Дедушка, это река называется Арпа! Она впадает в Аракс. Аракс берёт своё начало на Армянском нагорье — в Западной Армении. Там же, где и Евфрат! 
— Там же? Рядом?! 
— Да, но... куда вы, дедушка? 
... 
— Слушай, кто этот дед? 
— Да из туристов. Что, не ясно? 
— Нет, я в том смысле, чего ему от тебя надо? Я хоть и всё время за рулём и глаз от дороги не отрываю, но всё вижу! Чего он от тебя хочет? 
— Евфрат он хочет. 
— А ты? 
— А я ему уже устал повторять, что Евфрат в Турции, а не в Армении. Он не понимает. Или не желает понимать. Кстати, где он? 
— Кто? 
— Издеваешься? ДЕДУШКА! 
— Да вон он — у речки. 
— О, Господи! Чего ж ты молчал?! Он же старенький — не дай Бог ещё... Дедушка! Дедушка!! Де...  … 
— Спасибо, Господи, что исполнил мою просьбу. Наконец я тут! 
— Чего тебе, сынок?.. Иди поближе — я не слышу! Что ты говоришь? 
— Дедушка, это не… 
— Сынок, полей мне, пожалуйста, воды из речки. Спасибо. Я вот ничего не помню, но Алвард всегда рассказывала, что... Давай — лей! Ах, как хорошо!.. Сынок, вот ты всё об Армении знаешь. О Евфрате знаешь. А ты знаешь, сколько в этой реке людей... 
— Дедушка, так ведь... 
— Алвард рассказывала... она сейчас там — наверху, как и другие мои сёстры... мама моя, отец, брат... 
Все они у Тебя, Господи. 
У Тебя... 
А я тут. 
Но я не один — я приехал с дочкой и внуками. И этот молодой человек — наш гид — нам так хорошо всё рассказывает!..Они молодые — им надо жить: уметь любить и быть любимыми. 
Это я не знал материнской ласки... 
Точнее, знал, но не помню.  Ты знаешь, сынок, я ведь ещё совсем маленьким был, когда нас с Алвард вывезли отсюда...Сколько людей тогда погибло в этой реке!.. 
Алвард рассказывала, матери выбрасывали сюда своих младенцев, чтобы те не стали добычей зверя, имя которому турецкий солдат, а истерзанные и обезумевшие от ужасов резни, беременные женщины, смеясь, бросались в пучину Евфрата. 
В Евфрат же сами турки сбрасывали убитых ими армян. 
Это река стала их последним прибежищем! Их кладбищем! 
— Дедушка, Евфрат... 
— ...Но она же их и очистила! Осквернённые и униженные зверем, очистились они — освятились! — водами этой реки и ушли к Господу нашему! 
— Вечная им память. 
— Я не знаю, Господи, когда Ты заберёшь меня к себе, но спасибо, что исполнил мою просьбу — позволил вернуться сюда!.. Опустить руки в ЭТУ воду... святую... армянскую воду. 
Я знаю, сынок! 
Я знаю, что это не Евфрат. И не дай Бог! 
Но ведь ты сам сказал «рядом»!?.. 
Ты знаешь, почему, несмотря ни на что, мы — армяне — всё ещё живы, всё ещё существуем? Потому что вся Армения — это "рядом"!.. 
Вот ты стоишь рядом — рядом со мной Армения. 
Ты, дай Бог, когда-нибудь приедешь ко мне в гости — Армения будет рядом!.. И для тебя, и для меня. 
Я слушал тогда, эту бессвязную, как мне тогда казалось, речь старика и ничего, честно говоря, не понимал. 
— Да просто старику срочно был нужен Евфрат! Сказал бы ему: «Да — это Евфрат!» — и всего делов! — шутили потом сослуживцы. Мы смеялись...  Прошли годы. 
Сегодня 24 апреля. День Траура. День памяти безвинно убиенных армян. День геноцида моего народа в 1915 году. 
Но... сегодня ещё и день рождения. День рождения моего дедушки. Нет, не того, из США. Сегодня день рождения моего родного, горячо любимого дедушки — маминого отца, которого не стало 10 лет назад. Он тоже родился 24 апреля 1923 года. Так уж получилось, что день его рождения совпал с этим трагическим в истории Армении днём — 24 апреля. Днём, когда все армяне мира скорбят. 
И может, поэтому, перебирая старые фотографии дядей, тётей, сестёр, братьев, друзей, проживающих сегодня в России, Греции, США и т.д. — словом, не в Армении, и не потому что они бежали от рук разъярённого зверя, а потому что так сложилась их судьба, так получилось, — я вспомнил сегодня и о том дедушке… «с Евфратом». 
И вспомнил, и понял, и прочувствовал смысл сказанных им слов. 
Армения — рядом, сынок 
И Евфратов в ней больше нет!.. 
Слава Богу! 
 

 

СИ-БЕМОЛЬ, МИ-БЕМОЛЬ, ЛЯ-БЕМОЛЬ… 
МЫ БЕЖИМ НАВСТРЕЧУ СОЛНЦУ! 

 

1993-й. 
Ереван. 
Блокада. 
Канун Нового года. 

 

Монч, Арег и я.  — …Маскарад, я вам говорю! И сомнений быть не может! 
— Извини, ты сейчас глумишься или просто дурак?.. 
— Почему?! Закатим карнавал, будем по очереди играть на пианино: один играет — остальные танцуют, потом поменяемся, конкурсы разные… Вход только в карнавальных костюмах! Ну или в масках. 
— Я приду в костюме ковбоя! 
— …извиняюсь, куда поставить водку? 
— Поставь на паузу! Слушайте, надо устроить что-нибудь эдакое! 
— Да я не против, но ты представляешь себе лица ребят? В стране голод, холод, света нет, газа, а ты… 
— Так ведь то-то и оно! Сначала засмеют, но потом… непременно придут! 
— Да, да, точно! Надо только им внушить, что боязнь выглядеть глупо… выглядит еще глупее. 
— Глубоко, Монч… Вот видишь, умный — тоже человек! …Ну ладно, допустим, собрались все, предположим даже в карнавальных костюмах — что дальше? 
— Танцы, конечно! 
— Я извиняюсь, что снова встреваю, а девочки будут в бикини или это уже мы как бы по ходу?.. 
— Монч, ну причем тут это-то! 
— Арег, ты его спрашивал, так я отвечу — он дурак! ...Слушай, что значит причем?! Что еще может быть… при том?!? 
— Да поймите вы наконец, нет несбыточных мечтаний — есть мечтатели-неудачники. Мы дыхание этого города. Он умирает, и если мы сейчас размякнем, опустим руки, значит, и городу конец. Мы обязаны встретить Новый год — так, чтоб спустя лет двадцать... снова захотелось вернуться в это время! 
— Нет, ну ты смотри, что тестостерон животворящий делает… Куда вернуться, придурок, в эту холодрыгу? В эту ж… 
— …си бемоль, ми бемоль, ля бемоль. 
— Чего?! 
— Да я знаки вспоминаю — танго «до-минор». Ну на завтра! Си-бемоль, ми-бемоль и… 
— Танго, значит? Издеваетесь? Ну-ну… 
— Да успокойся ты, мы не меньше твоего погулять хотим. Сомневаемся просто. А так идея отличная. Правда, Монч? 
— Да, конечно, я вот только думаю, стоит еще меню проработать: лед, вода простая, кипяченая, снег… 
— Все, уймись! Значит установка такая — отмечаем Новый год дома, потом собираемся у Монча. Понятно, гололед, многие придут под утро… Кстати! Я буду в костюме Фан-Фан Тюльпана. Монч, а ты? 
— А я буду в форме. 
— Как он многогранен… 
— Точно! В форме правильного многогранника. Сейчас иначе нельзя. 
— Значит, решили: ковбой, Тюльпан и… куб. 
— Не куб, а икосаэдр! 
— Почему? 
— Звучит сексуальнее. 
— …си-бемоль, ми-бемоль, ля-бемоль. 
— Да заткнись ты!  …Свечей было три: в коридоре, у рояля и на столе. Ели, пили. Равенство нищих, голодных, но весёлых и счастливых!.. Играли долго. Потом под шипение, треск и занудное хныканье какой-то среднеазиатской радиостанции танцевали всё: от вальса до брейк-данса. Чокаясь бокалами с водой, произносили тосты с наилучшими — наитеплейшими! — пожеланиями. Пили и закусывали... муляжами. Пьянели, хохотали, а кого-то, помнится, стошнило. Перебрал, наверное. 
Не хватило денег на подарки нашим девочкам. Мы достали ракушки, на каждой написали конкретное имя, и затем по очереди нашептывали туда пожелания — каждый что-то свое, что-то от души, чтоб потом всё — ВСЁ это подарить девочкам и… Бежать, бежать морозным утром навстречу солнцу! Мы живы! Мы есть! Мы любим!..  — Господи, как голова разламывается после вчерашнего… 
— Оттаяла, значит. 
— Убейте этого дирижера! 
— Что было вчера? 
— Счастье, потом снова и еще на посошок — главное не вспоминать. 
— Мы девочек хоть проводили? 
— Еще как! Ты был галантен и неисчерпаем, как замочная скважина. 
— Но мы тебя ночью придушить хотели… 
— Чего так? Храпел? 
— Если бы! «Си бемоль, ми бемоль, ля бемоль… Си бемоль, ми бемоль, ля бемоль! Си бемоль, ми бемоль, ля бемоль!! Мы бежим навстречу солнцу!..» И так всю ночь! Что тебе снилось-то? 
— А я знаю?.. Девочки, наверное. 
— Мулатки… 
— Почему? 
— Ну, клавиши-то черные. 
— Да ладно вам — маскарад ведь удался! 
— Ну, это, конечно, да... Только холодно очень. 
— Да это временно — главное, мы вместе. Мы вместе, ребята!.. 
— А я неправильный многогранник: замерз. 
— Ребят, а ведь скоро весна!.. 
— Ждать долго, но приятно. 
— А давайте напишем книгу о нас — все вместе, втроем! 
— Точно, о нашей дружбе, об этом маскараде идиотском, о мечте… 
— И чтоб она никогда не кончалась!.. 

Светлой памяти Монча. 


ИСТОРИЯ НАШЕГО ДЕРЕВА 

 

Так уж получилось, что мы с женой родились в одном доме. И даже в одном подъезде. Только она жила на втором этаже, а я на третьем. Мы и сейчас здесь живем — правда, уже с детьми. Но об этом чуть позже… 
Наши родители были очень близки: все застолья, радости и печали — все было общим, даже садовый участок неподалеку от дома, где наши бабушки вместе выращивали клубнику, зелень, цветы… Вишневые деревья и сирень. Но главной гордостью была шелковица. Огромное дерево, выше четырехэтажной хрущевки, властно раскинуло оно свои лапы по тарме*, куда слеталась ребятня со всей округи. Руки, мордашки, коленки были фиолетовыми от шелковицы. 
Ярким, как те фиолетовые пятна, был и ритуал сбора шелковицы. Родители натягивали брезент, который бабушки жертвовали во благо общего дела, а мы забирались на дерево и принимались трясти его. Дикий восторг! Такая эйфория во дворе царила разве что во время Вардавара, когда стар и млад обливали друг друга водой, а тут вместо воды в ход шла шелковица. Мы опустошали ветки, пока не набиралось приличное количество ягод — ведь потом все это должно было быть поделено меж соседей. Двор у нас был интернациональный — армяне, русские, азербайджанцы, грузины, курды. Большая дружная семья. 
В том же саду у нас был небольшой стол. Наступал вечер, и мужчины склонялись над шахматами или принимались стучать нардами, а женщины выносили заветную кастрюльку с шелковицей и с ней еще всякие сладости: печенья, вафли… 
Когда моей благоверной исполнилось три годика, а мне, соответственно, пять, ее родители решили переехать в другой район. В прежней квартире соседей поселилась новые чужие люди, и шелковица поникла. 
Школа сменилась институтом, социализм демократией, и моя двоюродная бабушка, у которой входная дверь всегда была открыта, вдруг почему-то стала запираться. Мир рухнул, зеркало в коридоре сломалось, время треснуло. Дни стали длиннее, ночи привлекательней. Молодость раскрыла свои объятия, щедро одарив пьянящим потоком безумства, бунтарства и самоуверенности. Она же после помогла пережить блокаду, войну, потери… 
Наступило третье тысячелетие, а мы все где-то мыкались: моя жена на одном конце света, я — на другом. Неожиданно круг замкнулся, и мы встретились. В интернете. Потом в жизни. К тому времени каждый из нас уже успел совершить кучу ошибок, поверить, обжечься. Мы поженились, она вернулась в родные пенаты, и мы снова зажили в том доме, в котором родились. Вскоре квартира наша заполнилась детскими голосами, игрушками, счастьем. 
Бабушки и дедушки ушли в мир иной, и их место заняли наши папы, мамы, щедро балующие внуков, как некогда нас их родители. Всякое бывало в новой семье: и радость, и печаль, и болезни, и ссоры… Все снова стало общим. Только вот шелковица вдруг стала камнем преткновения: жена утверждала, что дерево посадил ее дед, я же с пеной у рта доказывал обратное. Для разрешения спора в качестве третейских судей привлекались мамы и папы, но и те мгновенно разделялись на два полярных лагеря. Тупик. 
Шелковицы мы уже не собирали, разве что покупали с рынка — ну, спрашивается, кому лезть на дерево? Я после операции, дети еще малы… Но споры продолжались с завидным постоянством, порой перерастая в ссоры. 
— Это дерево посадил мой дед, а саженцы ему передал его отец. Мой прадед был главным агрономом Закавказья. Он собирал коллекцию по всему миру. Объездил всю Россию, Украину, Белоруссию, Закавказье, был ранен в Крыму... Попал в Турцию, там тоже спасал саженцы, в том числе кусты нашей сирени и эту самую шелковицу, которая, как выясняется сегодня, была посажена твоим дедом! — возмущался я. 
— Вот почему из-за нее столько споров — она турецкая. Теперь, оказывается, еще и шелковица… 
— Какая ж турецкая, она ж из Западной Армении! И потом, какая может быть национальность у деревьев? 
— У тех, что растут на камнях — может. И не турецкая она вовсе, а здешняя — потому что посадил ее мой дед. А твой помогал… 
— Чего ж ты ее не собираешь тогда?.. 
Тут, как правило, наступала пауза… 
— Знаешь, не тот у нее уже вкус. Нет радости, детства, музыки, общей любви, единой судьбы. Ну скажи, кого мы позовем держать брезент?.. Весь двор в машинах, заляпанных нашей шелковицей… Им волю дай, так они вообще срубили б это дерево к чертям. Какой тут может быть вкус?.. Из подъезда в подъезд общаемся в интернете, а ты говоришь — шелковица. 
Постблокадное искушение, соединившее далеких и разъединившее близких — интернет. Недавно я набрел на старую запись «Верни мне музыку»: Муслим Магомаев исполняет песню Арно Бабаджаняна. В комментариях представители трех закавказских деревьев восторгаются чарующей музыкой и шикарным исполнением. Никто не говорит о национальностях, наслаждаются искусством и с упоением вспоминают годы, когда песни рождались не для ссор, а для радости, улыбок, на счастье. 
Мы уже давно не вместе… Встречаемся в интернете, как на поле боя. Спорим и готовы убить друг друга из-за… того, что было создано нашими предками для нашего же блага. Нам на радость. 
Может, мы шелковицы переели или просто повзрослели?.. 
Как вернуть ту музыку? Надо с чего-то начинать… И лучше всего — с себя. 
* Тарма — подпоры (жерди) для лозы, как правило, в виде деревянного настила, устанавливаются на небольшом возвышении на трубах 
** Вардавар — (дословно «розы в цвету») — один из излюбленных в народе армянских праздников, отмечаемый на 98 день после Пасхи. Согласно обычаям праздника, принято обливать друг друга водой, что носит очень масштабный характер. 


К списку номеров журнала «ГВИДЕОН» | К содержанию номера