Белла Верникова

Без халтуры и без цензуры. Недавняя литературная история





Поэты моего круга, с начала 1970-х гг. читавшие самиздат, не могли сочинять «паровозы», совмещая их со своими стихами, поскольку не умели и не хо-тели писать заведомую халтуру.
                                                         (автоцитата)


Сегодня я нахожу в Интернете отзывы о своей литературной работе людей, с которыми знакома уже несколько десятилетий, и чью поддержку я чувствовала в 70-е – 80-е годы, когда в Со-ветском Союзе не было реальной возможности для не члена Союза писателей издать книгу стихов.
Так, одесский журналист и культуролог, зам. редактора аль-манаха «Дерибасовская-Ришельевская» Евгений Голубовский в интервью, названном вещей тютчевской строкой «Нам не дано предугадать...» в журнале «Мигдаль» (июнь 2006) отмечает: «В Израиле – отличные поэты Петр Межурицкий, Белла Вернико-ва... Я очень рад, что они присылают нам свои материалы».
Евгений Михайлович Голубовский вел отдел культуры газеты «Вечерняя Одесса» со дня основания издания в 1973 г. до се-редины 90-х гг., посильно замещая своей журналистикой и ре-дакторской работой отсутствие литературного журнала в почти миллионном городе с яркими культурными традициями, которые подвергались не меньшей цензуре, чем новое современное ис-кусство. Именно ему я принесла для публикации статью «По-этический круг» об изданном в 1991 г. в Одессе без цензурных и редакторских правок сборнике «Вольный город», в который во-шли стихи неофициальных поэтов из студии Юрия Михайлика при местном объединении молодежных клубов (ОМК). Моя статья была напечатана в «Вечерней Одессе» в начале марта 1992 г., и ее текст актуален до сих пор. Значительную часть ста-тьи я привожу в эссе «Как на ветру, во времени своем» (2007), опубликованном в сетевых и печатных литературных журналах Израиля, Италии, Украины, – эпиграф к данному тексту взят из этого эссе. А в 2008 г. в Одессе вышел открытый в Интернете альманах ОМК, полностью перепечатавший мою статью «Поэтический круг». В ней выражено ощущение человека, рабо-тавшего в литературе без общественного признания, но без халтуры и без цензуры:
«О том, что поэт не нужен обществу, что его гонит толпа и отторгает свет, достаточно много написали еще классики. В на-ше время классическую коллизию “поэт и толпа” сменило со-стояние “поэт в толпе”. Все мы люди толпы и дети своего времени – плохо образованные, замотанные неустроенным бытом, обделенные судьбой и гармонией. Но шестое чувство, непонятно как доставшееся человеку толпы в наследство от великой русской поэзии, требовало служения, которое не терпит суеты и профанации. Общество же требовало иного – если ты нормальный человек и хочешь стать литератором, будь добр, пиши о том, как хорошо в стране советской жить … вышивай цветки на мундире системы».
Такие цветки официально назывались гражданской поэзией, а в просторечьи – «паровозами», так как к ним можно было при-цепить «немного лирики – о любви и о природе, и чтобы все бы-ло изложено общедоступным языком – никаких тебе больных вопросов и пограничных ситуаций, лексических и ритмических сдвигов» (автоцитата). Самым известным «паровозом» была поэма А. Вознесенского «Ленин в Лонжюмо». Вознесенский был выставочный поэт, ему разрешалось даже то, что со времен сталинских чисток считалось преступлением – формализм. В оправдание идеологических поблажек критик А. Урбан, пере-фразируя раннего Шкловского, писал в журнале «Вопросы ли-тературы» (№4, 1973) о поэзии А.Вознесенского: «Искусство должно увеличивать емкость… Сами его средства призваны не только исполнять конструктивные функции, но и служить приме-той еще не до конца явленного содержания. Вызывать                                               определенные чувства».
С подобными декларациями, далекими от официальной ли-тературной жизни 70-х – 80-х годов, я была согласна тогда и со-гласна сейчас – приведенное высказывание А. Урбана разме-щено в 2012 г. в одном из моих метатекстов с графикой на сайте «Иероглиф».
В ранних стихах, достаточно традиционных по форме, я шла, как заметил критик (здесь и далее использованы критические отзывы, помещенные на обложки моих книг «Свободная инто-нация» и «Воспоминание в цвете»), «от простой разговорной фразы, банальной жизненной ситуации», в чем выражалось стремление говорить в стихах нелитературным языком. Значи-тельно позже я прочла в статье Тынянова о Хлебникове о «не-боязни поэтического честного слова, которое идет на бумагу без литературной “тары”, небоязни слова необходимого и не заме-нимого другим, “не побирающегося у соседей”, как говорил Вя-земский».
Статью «Поэтический круг», со ссылкой на публикацию в аль-манахе ОМК я включила в книгу «Свободная интонация» (Моск-ва-Иерусалим: Э.РА, 2010, стр.15-20), куда вошли мои стихи, эссе, графика, появившиеся в первое десятилетие 21 века в пе-чатных и сетевых изданиях разных стран – России, Украины, Израиля, Италии, США. Книгу предваряет эпиграф, слегка измененная цитата из «Этюдов о Пушкине» Семена Людвиговича Франка: «В основе художественного творчества лежит если не личный эмпирический опыт творца, то всегда его духовный опыт».
В этих воспоминаниях я хочу рассказать о том, как эмпириче-ский и духовный опыт соединились в попытках издать книгу сти-хов в Одессе и в Москве в годы, когда трафаретную надпись «период застоя» сменила яркая наклейка «перестройка». Как сказано в моем эссе 2007 г. о том времени: «Если поэту и уда-валось напечатать несколько стихотворений в московском лите-ратурном журнале, невозможно было не члену Союза писателей выпустить книгу стихов в условиях монополии Госиздата. Еди-ничные исключения случались в столице и подтверждали общее правило – система стремилась свести к минимуму число публи-куемых авторов, работавших в литературе без оглядки на пред-писанный идеологический и эстетический канон».
В начале 80-х меня, сотрудника одесского литературного му-зея, познакомили в Москве с хорошим писателем и светлым че-ловеком Юрием Владимировичем Давыдовым, автором романа о секретной полиции и народовольцах, названного строкой из стихотворения Б. Пастернака: «Глухая пора листопада». С 1949 по 1954 гг. Ю.В. Давыдов сидел в лагере, о чем не сообщалось в его биографии.
В опубликованных обществом «Мемориал» списках репрес-сированных в советские десятилетия значатся миллионы имен. Обвинение в массовых репрессиях как преступлении против че-ловечности имеет юридическую формулировку, вынесенную на Нюрнбергском процессе: «Обвиняемые проводили политику преследования, репрессий и истребления, бросали в тюрьмы людей без судебного процесса, подвергали их преследованиям, унижениям, порабощению, пыткам, убивали их».
В моей графической работе «Писатели в Гулаге и на воле» бледные очертания лиц несчастных увиты венком из колючей проволоки. Как говорила Анна Ахматова: «Пора понять, что людей берут ни за что».
Имя Ахматовой, автора «Реквиема» и собеседницы Н.Я. Мандельштам в двух книгах воспоминаний, фигурировавших в самиздате, много значило для нашего литературного поколения. Стихи Анны Ахматовой служили мостом в Серебряный век рус-ской поэзии, о чем я пишу в эссе 2005 г.: «Я помню, как дурац-кие табу эпохи соцреализма обнаруживали свою нелепость при чтении поэтов Серебряного века, сохранивших (те из них, кто выжил) естественность речи и в более поздних своих текстах».
Если автор экзистенциально мотивировал свою литератур-ную работу, к примеру, как в моих стихах конца 1970-х гг.: «Хо-чется сильной открытой строки, жизнь объяснившей и тронув-шей душу», то мотивация редактора была не менее экзистенци-альной. В условиях идеологического контроля над литературой (от цензурных предписаний до негласных представлений о том, что «проходимо», а что нет) редакторы литературных журналов и издательств предпочитали печатать безликие стихи и прозу, опасаясь, как бы чего не вышло.
В 1986 г. я собрала рукопись книги стихов «Прямое родство», получила несколько писательских рекомендаций, и отнесла ма-шинопись в одесское издательство «Маяк». В конце года мне ее вернули с внутренней рецензией и отрицательным редакцион-ным заключением. В моих бумагах сохранились издательская рецензия одесского поэта Игоря Неверова, из которой я приведу фрагмент, характеризующий «дурацкие табу эпохи соцреализ-ма», и редзаключение, где в издании книги мне было отказано, с перечислением длинного ряда стихотворений как непригодных – эти стихи я печатаю и сегодня в своих поэтических подборках и лирико-графических метатекстах.
Из отзыва Игоря Неверова на рукопись стихов Беллы Верни-ковой (одесское издательство «Маяк»):
«Есть у Беллы Верниковой два “опасных стихотворения”. Во всяком случае, кем-то провозглашенное “табу” надо всем, что касалось интимных отношений между мужчиной и женщиной, долго тяготело над нашей лирикой. Так вот, я бы  просил отне-стись с полным доверием, без ханжеского испуга к таким сти-хам:

Какая-то площадь, оркестр духовой,
пришедшие с фронта солдаты,
распаренных танцами и духотой,
уводят их жены куда-то.
И только один остается в кругу,
без женщины, с костылями,
под музыку – слезы сдержать не могу –
он вальс в полутьме ковыляет.
И вот я иду с ним, и знаю куда,
и что будет дальше, я знаю,
и нет замешательства, просьбы, стыда,
и здесь не любовь никакая,
и даже не в жалости дело, а в том,
что счастлив, не надо и спрашивать,
и если помянет, так только добром,
а если забудет, не страшно.

Да, здесь автор идет по лезвию ножа. Но в силу своей та-лантливости и обостренного чувства такта, не впадает в по-шлость. Как и в другом стихотворении /”Паренье тел, в которых дрожь”/, это высокие строки, хотя вроде бы о “впадении в грех”. Не всем поэтам подобное удается. Не всегда получается это и у Верниковой. И стихотворение “Не только тем страшна война”, на мой взгляд, не получилось.
Самое главное, чем подкупает рукопись Беллы Верниковой, это определенность авторского мироощущения, оптимизм, доб-рота и в то же время требовательность к себе и к людям. Не ло-зунговая требовательность, а ее проявление в принятии или отрицании персонажа или явления самим сердцем поэта. И что ещё немаловажно – у Беллы Верниковой – свой голос. Пусть еще и берущий иногда не по силе высокую ноту, и потому срывающийся, но свой.
При всей строгости и категоричности по некоторым стихам (см. пометки на полях), я за то, чтобы готовить к изданию поэтический сборник Беллы Верниковой. Потому что выход ее книжки может стать заметным событием в литературной жизни города, любовь к которому так неоднозначно заявлена во многих стихотворениях рукописи.
…………………………….
Игорь Неверов
29 ноября 1986 г.
Одесса»

Полностью это же стихотворение приводит критик Анатолий Либерман в рецензии на мою книгу стихов «Звук и слово» в «Но-вом журнале» (№ 229, 2002), вот фрагмент из его статьи: «Хотя Белла Верникова широко пользуется верлибром (и это у нее получается лучше, чем у многих), самые сильные ее стихи на-писаны в традиционной манере, и они прекрасны. … Простота здесь кажущаяся (простота во всех истинных произведениях искусства кажущаяся). Читатель, привыкший к анализу, обратит внимание на изобретательные ассонансы, скупость средств в описании (отчего так выпуклы детали), недосказанность…».
А в 2011 г. стихотворение «Вальс сорок пятого года» стало романсом и звучит в авторском исполнении Александра Матю-хина вместе с другими его романсами на стихи разных поэтов в моих лирико-графических метатекстах на сайте «Иероглиф».
Редакционное заключение 1986 г. хочу предварить перечнем названий литературных журналов, где напечатаны забракован-ные редактором стихи: «Юность» (Москва), «Радуга» (Киев), «Дерибасовская-Ришельевская» (Одесса), «Сетевая словес-ность», «Бег» (Санкт-Петербург), «Артикль» (Тель-Авив), «Ин-терпоэзия» (Нью-Йорк) и др.; в переводах на английский и япон-ский языки: «Confrontation», Issues 39-43. (Long Island University, USA, 1989); «METAMORPHOSES». A Journal of Literary Transla-tion (Amherst, Mass., USA. Winter 1998); «Modern Poetry in Trans-lation» (Oxford, United Kingdom, MPT 4); «Hokusei review» (март 1995, Япония).

Ред.заключение на рукопись Б.Верниковой «Прямое родст-во»
                                (одесское издательство «Маяк»)
Стихи, составившие рукопись, раскрывают внутренний мир лирической героини, ведут разговор о взаимоотношениях между людьми, взаимосвязи поколений, предназначении человека.
Произведения, представленные автором, демонстрируют свое видение мира, оригинальную образную систему, самобытный авторский почерк.
Наиболее удачными, законченными стихотворениями явля-ются «Широкий человек приемлет…», «Старые названья…», «Чудесные дети…», «Когда садятся в летний день за стол…», «Не выльешь восторга…», «По окраинной улице…», «В городе ночь…», «Вот человек…», – на которые и следует ориентиро-ваться в дальнейшей работе.
Однако есть к рукописи ряд замечаний, основное из которых – тяготение автора к чрезмерной усложненности конструкции стиха и узкотемность, фиксирование незначительных жизнен-ных эпизодов, возможно, автобиографических деталей. При этом основная мысль выражена сумбурно, а то и вовсе не прочитывается. К таковым относятся произведения «В дни от-решенного покоя…», «Что увидел ты, прохожий…», «Подраста-ли у мамы…», «В спортивно-оздоровительном лагере…», «Чув-ствительная к букве языка…», «Бражный шаг…», «Мне снилась покойница…», «Наш дом стоит…».
Надуманными представляются нам стихи «Какая-то пло-щадь», «Не только тем страшна война…», «Сказочка…», «Ухо-дит близкий человек», «Популярность и доступность…», «Мы теперь уходим понемногу…», «Признания стали короче…», «Есть в Москве…» «Порционные прогулки…», «Мне тридцать лет…», «Ну вот, пришел черед Татьяны…», «Он был раздра-жен…».
Вообще следует отметить некоторую интонационную одно-образность и тематическую узость представленного сборника. Автору следовало бы по возможности расширить круг освещаемых проблем и интересов, избегая при этом репортажности. Пока же автор зачастую замыкается лишь в личной неустроенности лирической героини, ее переживаниях. В стихах мало ощущается гражданский темперамент.
Следует уточнить концовки, поправить стиль в стихотворени-ях «Как человека…», «Пенится легкое зябкое море…», «Актер».  
Нагромождение образов, смысловая неточность отличают стихи «Желание уберечь…», «Троллейбус замедлит…», «Как седеют прядями…», «Литературовед Смирнов…», «Мой город».
В представленной рукописи есть ряд стихотворений, напи-санных на должном идейно-художественном уровне, но основ-ная часть рукописи еще нуждается в серьезной авторской рабо-те и дополнении новыми стихами. В данном виде рукопись к изданию не пригодна, но лучшие стихи дают основание продолжить работу с автором на перспективу.

10.12.1986
  
Получив отказ, я по совету московских друзей отнесла ту же рукопись в одно из столичных издательств. Там она тоже не была издана, но внутреннюю рецензию написал известный критик Лев Аннинский, отметив сильные стороны моей поэзии и выделив в качестве удачных ряд стихотворений, забракованных в отказе одесского издательства. Отзыв Л. Аннинского впослед-ствии предварил публикацию подборки моих стихотворений в киевском литературном журнале «Радуга» и был помещен изда-телем на обложку книги стихов «Звук и слово» (Иерусалим: Фи-лобиблон, 1999).
Об этом отзыве, сравнивая его с редзаключением издательства «Маяк», говорил в своем выступлении 1988 г. о положении дел с изданием книг молодых авторов писатель и журналист, в те годы корреспондент одесской молодежной газеты Вадим Ярмолинец. В моей папке с редакторскими отка-зами сохранился текст выступления В. Ярмолинца:
«Редакторы издательства “Маяк” некомпетентны, не в со-стоянии понять и оценить рукопись, если она не шаблонная, не вписывается в тот стереотип серой литературы, которую в ос-новном выпускает издательство.
Вот показательный пример. В одно и то же время – конец 1986 г. получены два отзыва на рукопись книги стихов Беллы Верниковой – от издательства “Маяк” и от известного критика Льва Аннинского. То, что редактор упрекает в узкотемности, фиксировании незначительных жизненных интересов, трактует-ся критиком как “житейский драматизм, открыто и просто вхо-дящий в стихи”. Стихи, отнесенные редактором к “выраженным сумбурно”, критик относит к лучшим в рукописи. И вообще, критик говорит о поэзии Беллы Верниковой, а редактор об отдельных удачных стихотворениях, а большую часть рукописи считает непригодной к печати.
О том, что редакторы издательства “Маяк” выбрасывают из рукописи 20-30 лучших стихотворений, а в остальных требуют переделки по собственному вкусу, говорил в прошлом году на встрече с общественностью города представителей издательст-ва, которая проходила в Доме ученых, поэт Тарас Федюк (об этом писала “Вечерняя Одесса”).
Если достаточно традиционные стихи Беллы Верниковой ре-дактор считает чрезмерно усложненными по конструкции, то что говорить о литературе с нетрадиционной стилистикой, с эле-ментами фантасмагории, выражающей наше сложное время.
Так, в “Юности” №10 напечатан рассказ Сергея Четверткова “Монета” – посмотрите, какие авторы представлены в этом но-мере – Варлам Шаламов, Максимилиан Волошин, Юрий Щер-бак. И раздел “Проза” представлен рассказом Сергея Четверт-кова. Принесите такие рассказы в “Маяк” – там не знают, с како-го конца такую прозу читать. То же можно сказать и о повести Анатолия Гланца, опубликованной в журнале “Химия и жизнь” в разделе фантастика, где публикуются Рэй Брэдбери, Стругац-кие и другие известные фантасты.
В “Литературной газете” писали, что по положению издатель-ство дает рукопись на рецензию по своему усмотрению. Вот они и дают своим авторам, которые тоже не понимают отличную от их привычной стилистики литературу. … Если сами редакторы издательства “Маяк” не компетентны, пусть дадут возможность автору обратиться к известным, авторитетным писателям за оценкой своей рукописи, и принимают эту рецензию, учитывают эту оценку.
Уже сегодня, из тех авторов, что печатались у нас в “Искре” и произведения которых я знаю, в издательство могут быть пред-ставлены хорошие профессиональные книги: стихов – Беллы Верниковой и Татьяны Мартыновой, стихов и прозы – Сергея Четверткова, Анатолия Гланца, прозы – моя, Юрия Невежина. Это все хорошая литература, почему она не может выйти в род-ном городе, а должна доходить сюда через Москву, где собира-ются авторы со всего Союза, и издательских проблем еще боль-ше...»

В последние советские десятилетия не печатали не только неофициальных (как говорят сегодня – неподцензурных) поэтов и прозаиков, трудно было пробиться через редакционные рогат-ки и авторам, уже получившим литературную известность. Одно из свидетельств приведено в моем развернутом дневнике писа-теля в Живом Журнале, пишет Роман Тименчик:
«К 1970-м годам работать в советских архивах с фондами начала прошлого века стало ощутимо затруднительнее. Издательства все менее охотно давали туда отношения, хранители находили все новые отговорки и предлоги для отказов. В советскую печать я со своими темами и не совался, экономил рабочее время, после того как столкнулся в столичных журналах и альманахах со всем набором вежливых и невежли-вых отказов. Редактор журнала “Литературное обозрение” не стал печатать набранный материал про раннюю Ахматову. “Опять про культ личности”, – сказал он, не читая. Редактор “Альманаха библиофила” сказал, что очерк мой слишком хорош для его издания. Только Мариэтта Чудакова, не жалея собст-венного времени, отчаянно пробивала мои сочинения и в каких-то случаях это увенчивалось успехом, да покойный Саша Чуда-ков тоже все время старался пристроить меня к печатанию, да покойная Таня Бек взялась провести в “Вопросах литературы” статью об И. Анненском, правда, так, чтобы ее не было в оглав-лении. Тартуские “Ученые записки” были исключением. Там можно было даже напечатать статью о гумилевском “Заблудив-шемся трамвае”, правда, не тиснув ни разу запретных семи букв, а именуя автора “Заблудившегося трамвая” автором “За-блудившегося трамвая”».
Иннокентию Анненскому посвящено несколько записей в мо-ем дневнике писателя в ЖЖ и на сайте “Иероглиф”, в которых показана значительность не оцененного при жизни и забытого в советские годы поэта и критика, и актуализируются его выска-зывания о литературе, как это: «Лирика стала настолько инди-видуальной и чуждой общих мест, что ей нужны теперь и типы женских музыкальностей. Может быть, она откроет нам даже новые лирические горизонты, эта женщина, уже более не кумир, осужденный на молчание, а наш товарищ в общей, свободной и бесконечно-разнообразной работе над русской лирикой».
Несмотря на советские идеологические табу, как сказано в моем эссе 2005 г., наша лирика фиксировала смену жизненных установок, форм восприятия и поведения, не замеченную офи-циальной литературой. И такие стихи находили отклик, о чем сегодня имеются записи в Интернете. Так, незнакомая мне чи-тательница пишет: «…Расстались мы, было тяжело, наткнулась в те времена на ранний стих Беллы Верниковой, и он наверно спас меня. Вот почитайте, в нем заложен большой смысл» (ок-тябрь, 2006 г.)
Неожиданный отзыв я нашла в письме писателя Григория Семеновича Кановича, полученном в мае 2001 г., после того, как подарила ему свою книгу стихов «Звук и слово»: «…мне давно хотелось прочесть Ваши стихи, которые мне не раз нахваливал Марк Георгиевич Соколянский». О профессоре Одесского уни-верситета М.Г. Соколянском я пишу в эссе «Одесса – Иеруса-лим. Из дневника писателя», когда рассказываю о лекциях Юрия Михайловича Лотмана в Одессе осенью 1985 г.
Хочу привести еще один отзыв, найденный в Интернете, – одесского писателя и моряка Дмитрия Скафиди, с которым мы не были знакомы: «Белла Верникова – одесская поэтесса, хо-рошо известная (не только одесситам) по сборнику “Вольный город”, а также по своему “сольному” сборнику стихов. Без ее участия трудно себе представить поэтическую номинацию Се-тевого Дюка. Мне нравятся эти стихи – простые и теплые, све-жие и добрые. Белла сейчас живет в Израиле». (31 июля 2000. Из откликов в номинациях конкурса «Сетевой Дюк 2000»).
Дмитрия Скафиди уже нет в живых, его памяти я посвятила метатекст с графикой на сайте «Иероглиф» (2010), где дана ци-тата из его фантастической повести «40 градусов по Михалы-чу»:
«За спиной вырастали невесомые сияющие крылья, а из черноты Космоса глядели миллионы печальных глаз…»
Напечатанное в «Юности» (№4, 1988) стихотворение «Вот человек, тебе малознакомый…» несколько раз цитировали в сети читатели поэзии, одним из таких отзывов хочу закончить свои воспоминания: «Да-да, я тоже знала и выписывала это стихотворение! Но оно почему-то ушло у меня на какие-то задворки памяти. Но стихотворение-то ушло, а вот образ “спа-сения от пустоты” – остался».                                                                                                                                              
                                                                              февраль-март 2013

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера