Сергей Хомутов
Музыка не может постареть. Стихотворения
***
Всё выстрадано миром, пережито,
Всё принято, что можно и нельзя,
Предсказано, исчерпано, избыто,
И не одна зачёркнута стезя.
А бездорожье не сулит прозренья,
Спасения безверье не даёт,
Сменяются явленья, поколенья,
Ступая то на пламя, то на лёд.
И двери заколочены, и ставни,
Грядущего не осязает взгляд…
Видать, настало время слушать камни,
Которые вот-вот заговорят.
***
Можно молчать, наболевшее тупо скрывая,
Трудно, да как-то привыкнется – и ничего;
Пусть вырывается, даже порой разрывая,
Но разрывает лишь только тебя самого.
Крикнуть бы, выплеснуть то, что в немой упаковке
Стиснуто, скрыто, – сдержаться гораздо больней.
В доме повешенных не говорят о верёвке,
Только, наверное, думает каждый о ней.
БЛОК. СМУТНЫЕ ГОДЫ
От Прекрасной Дамы до
Проститутки – опыт странный,
Скорбное сознанье, что
У фортуны лик обманный.
Мир легко разворошить,
Да сберечь святое сложно,
А под серым небом жить –
Для поэта невозможно.
И кого теперь винить
Над стаканом и закуской,
Чем бессилье объяснить,
Кроме как тоскою русской.
Да и что она, вина,
В переломанной эпохе?..
В каждой женщине одна,
В каждом теле, каждом вздохе.
Эта, кажется, близка,
Но какая в том порука,
Если та же в ней тоска,
Или хуже – просто скука?
Сколько разных да иных…
Только в ощущенье тризны
Он давно глядит сквозь них,
Дальше века, дальше жизни.
***
Скрытый враг опасней явного,
Это – истина понятная,
Впрочем же, яснее ясного –
В каждом ничего приятного.
Тот с дубиною тяжёлою,
Этот больше склонен к лезвию,
Всякий со своею школою,
Выучкою многолетнею.
Явный – хрястнет с маху в темечко,
Скрытый – тщательно охотится,
Плохо, что в любое времечко
Выбирать их не приходится.
СОВРЕМЕННОЕ
Как просто было – взял уехал за границу:
На Капри иль в Париж,
иль в праздничную Ниццу…
Но и теперь для вас подобное возможно –
Слетать на острова и на моря не сложно.
Всё то же – там и здесь блаженная свобода,
Да только различишь: где – высота, где – мода.
В «серебряных» годах,
в насущном постиженье
Рождалась глубина, являлось возвышенье.
Ну а сейчас – балдеж гулящего народа,
Желания уже совсем иного рода.
Зачем же зря туда, уж лучше у подъезда
Собраться, как всегда,
привычней нету места.
Зальёшь бутыль в себя, и ты уже на небе,
Купаешься в грязи весенней, точно в неге.
Как поменялся мир и человеки в мире,
Сыграй-ка мне, алкаш, симфонию на лире!
Нет, что-то я не то, не обижайся, друже.
Пока что – ничего.
Боюсь, что будет хуже.
ОСЕНЬ 2015
Помутились у века глаза,
В них кровавые мальчики пляшут,
Видно, чёрная ждет полоса,
Дни ближайшие это покажут.
Мир людской,
словно дьявольский сход,
Одержимый корыстью одною, –
Достоевский из гроба встает
И стоит за моею спиною.
Он уходит, а я остаюсь
Посреди разноликого сброда,
Сумасшествием власти давлюсь
И безверьем родного народа.
Отстраненный от правды сполна
И в правах пораженный навечно,
Не гадаю уже, чья вина
В том,
что столькое бесчеловечно.
Только чую, как сердце стучит,
Да лицо небесам подставляю,
Только слышу, как совесть кричит,
И блаженную благословляю.
***
Жизнь ставит невозможные уже,
Немыслимые попросту задачки
Твоей
стократ надломленной душе,
Потратившей сегодня все заначки.
Ты многое познал, постиг сполна,
И не из книг,
а собственной судьбою,
Горчит слюна, и тяжелит вина,
И тянет, как булыжник, за собою.
Последний выход… Сложно выбирать,
В чём представать
предельно откровенно,
Когда в спектакле, что дано сыграть,
И шут, и трагик ты одновременно.
***
Царь природы, не слишком ли ты
Возомнил о себе, раздувая
Непомерный объём пустоты,
Всё трудней этот воздух скрывая.
Что ты сделал для царства, скажи?
Не упрочил его, не возвысил,
Умножая свои кутежи,
К ужасающей бездне приблизил.
Топором и ружьём, и огнём
Ты своё отмечаешь правленье,
Так недолго пребудешь на нём,
Самозванец – гордыни явленье.
Дикарём, палачом становясь,
Исчерпаешь ты мирные сроки,
Если с матерью рушится связь,
То последствия будут жестоки.
Трон твой прелыми нитками шит,
А в короне – поддельные блёстки,
Не от страха, от смеха дрожит
Над тобою листочек берёзки.
ВЫЗОВ
Ты поклонения достоин
По яростным своим делам,
А я – не воин, я – не воин,
Я – ветер с пылью пополам.
Ты покорил чужие страны
К ногам народы положил,
А мне твои порывы странны, –
Я просто над тобой кружил.
Всесилие твоё воспето,
Отли?то в славе на века,
А я на изобилье это
Смотрю спокойно свысока.
И хоть всего лишь ветер пыльный,
Но миг – и брошусь, как гюрза…
Ну чем ответишь ты, всесильный,
Когда плесну в твои глаза?
***
Видно, даром годами копал глубину, –
Как-то всё у поэта не так преломилось,
После дома – бездомность прибила ко дну,
После милости Вышней – людская немилость.
Миром целым владел – только сполз в нищету,
В полной трезвости был – придушили запои,
Вроде, женщину встретил, да снова не ту,
Вроде, строки, – но что-то опять не такое…
Шёл на свет – угодил в обступающий мрак.
Божье Слово искал… Да попутали черти.
Даже в самом последнем – немыслимо так,
Что не смерть после жизни, а жизнь после смерти.
***
Когда ты в гору тянешься легко,
То хочется провидеть далеко
И ощущать дыхание небес,
Не замечая рядом
смертных бездн.
Когда ты верой неизменной жив,
И, волю до предела обнажив,
Не кланяешься ветреной судьбе –
Любая правда не страшна тебе
И высота незримая видна.
…Летящим в пропасть
правда не нужна.
***
Я живу, под собою не чуя страны…
О. Мандельштам
Что личное горе твоё среди общего счастья,
В которое ты не способен блаженно врасти,
И празднества нет, и простого людского участья,
И нечем себя обогреть и, по сути, спасти.
Ты можешь пойти в услужение, гимны слагая,
Да только поэт над своею не властен душой,
Иначе, наверно, беда приключится другая –
Очнёшься в реальности дикой, постылой, чужой.
Что личные тяготы в вечном отчаянном споре
С придуманной кем-то единой для многих судьбой,
Одно лишь страшнее – среди всенародного горя
Блаженство, да это уже не случится с тобой.
***
Новая поэзия стара,
Старая поэзия нова, –
То, что с твоего течёт пера,
Мысли, воплощённые в слова.
А за ними красота и боль,
И любовь, и холод, и тепло.
Божия незыблема юдоль,
В человечью – столько нанесло.
Где-то – сердце, где-то – голова,
Ну а где-то – сущая мура…
Новая поэзия нова,
Старая поэзия стара.
Невозможно гения презреть,
Вечны глубина и высота,
Музыка не может постареть,
И всё те же в радуге цвета.