Продуктовые друзья. Стихотворения

ОБРАЗОВАННЫЕ ДРУЗЬЯ

Вон Ваня, закончил языческий университет, христианский факультет, спец по атеизму.
Каждого рассматривает через религиозную призму.

Потом – Петя со славяноведения: расовый ВУЗ, биофак.
Для него всяк отличен по крови, как волк – от собак.

Затем – Зоя, взята на языковое отделение за сто тысяч рублей в год.
Поглощает любого её полиглотический рот.

Конечно, Коля: обучаем поэзии, – теперь и этому делу учат в академии шаманов, –
схватывает в каждом суть, как шприц – у наркоманов.

Дальше – Даша с астрологического: по месту и дате рождения
определяет путь человека вплоть до третьего воплощения.

Да, чуть не забыл! Харитон – из Высшей школы воли, факультет настойчивости, диплом по энергичности.
Заслышит слово – превращается в глухонемого.
По поступку определяет характер, по характеру – судьбу личности.

Вот такие образованные у меня друзья, со мной вместе – семь,
и вы теперь точно знаете, кто аз есмь.



ВИНА

Есть ещё длинноволосый – Иван Карлосович –
друг, ницшеанец, философ.
Гора мышц, легко уходящая от личных расспросов.

О революции в Боливии болтаем всю ночь.
(Местных – не поднять: «рады рабству» и проч.)

А чуть раньше – вечером – идём по набережной Камы.
Закат красивый самый, виды-панорамы…

Трое грубых гопников тормозят: мол, пойдём-ка «поговорим», строят рожи.
А у Вани, надо вам заметить, одни на весь город куртка и джинсы из натуральной чёрной кожи.

Разглядев под носом ножик, те – вновь тормозят.
Возвращаются обратно в милых, добропорядочных рабят.

«Первая заповедь «рафовца» – не трогать гражданское
население», –
небрежно бросает Иван, когда прошло «увеселение».

Ну, что сказать? У Колумбии появятся первые надежды.
Хотя бы – с очередной гражданской войной.

А в России заканчиваются последние невежды,
заслоняющие свободу Ваниной виной.



ПРОДУКТОВЫЙ

Менеджер по перемещению грузов
упускает пять арбузов.

Менеджер по благоустройству территории,
убирая корки, трёт истории.

Менеджер торгового зала, на перекуре,
улыбается – издали – очаровательной дуре.

Супермаркет, закрываем административным менеджером к шести,
аки язык, умещается в горсти.

Улавливая слова, вызывающие не отторжение – уважение,
никто и ничто не приходит в изумлённое передвижение.

Ни завпродуктовым – к охраннику, ни грузчик – к дворнику,
ни понедельник – ко вторнику.

Только бревно движется – за лидером – по субботнику,
улыбаясь, аки корки, не доставшиеся бесплатному работнику.


* * *
На окраине пермской промзоны
тридцать лет я вдыхал ацетон –
потому я хочу быть здоровым
триста будущих лет. И потом –
о свободе ещё помышляю,
что тревожит мозги распиздяю.

Без богатства свободы не купишь –
и о нём я тоскую в ночи,
но судьба показала мне кукиш,
а подруга сказала: «дрочи».
Расставание было недолгим,
и теперь вместо «мы» лишь осколки.

Жить у моря. Обняться с волною.
Извлекать своё «я» из руин
той любви, что осталась со мною –
вместо той, что осталась с другим.
Не сменить бы промзону на зону –
ведь стихи столь чужды унисону.

Но, проехав по родине хмурой
пару раз – то туда, то сюда –
вспоминаешь второю натурой:
поезда здесь идут в никуда.
Как объятья. Особенно те,
что исчезнуть спешат в темноте.

Время здесь – не идёт и не едет.
Его нет. Даже если кричат
«Ах, помедленней!» – сверху соседи,
или – «Б-быстро!» (затем и зачат).
Его нет, но оно – говорит.
Дабы скрыть свой пустой габарит.