Москва... как больно в этом звуке... Стихотворения

МОСКВА

Москва... как больно в этом звуке
и ветрено, прохладно как...
Хоругви рек полощут руки
на леденящих сквозняках.
Но не отмыть Канал от крови
пока Манеж горит в лесах,
ордынский век ревёт по-вдовьи
и прячет пепел в волосах.
Летает дым над пепелищем,
добычу пробуя на звук,
и на обед находит нищий
расклёванную горстку букв.
Останки осени слагая,
он тронет жертвенную «ять»
и речь отборная, нагая
пойдёт по Пушкинской гулять.
И маятник на Спасской башне
оглохнет от её гульбы,
падёт на мостик Патриарший
под ноги уличной толпы,
где надувает снегом щёки
собор, закованный в скафандр,
где в тихий дом спешит Нащокин -
с поэмой будет Александр.

НОСТАЛЬГИЧЕСКОЕ

чайник присвистнет,
варенье на блюдце блеснёт,
вишни в окно застучат монотонно и гулко,
на батарее трехшерстный упитанный кот
сладко потянется
и ускользнёт на прогулку.

пруд.
ветви ивы
и рыжие лапки гусей.
преданный взгляд деревенской линялой дворняги.
церковь без купола - кинотеатр и музей,
очередь за молоком и за хлебом
в сельмаге.

...было
когда-то,
а кажется, только вчера –
вкус погранички,
репьи в волосах,
помидоры
в валенках зреют на полке,
шумит детвора
в прятки играя,
и прячется счастье за шторой...

СМОРОДИНА

двенадцать лет без чувства родины -
как без кола и без двора.
кислы плоды чужой смородины
из золочёного ведра.
горчат ворованные ягоды,
и ядом брызгают в тетрадь,
и между строк алеют - надо бы
слова в молитву собирать.

на даче дедовские яблоки
слезами катятся в траву,
а я плыву в чужом кораблике
по речке детства и реву.
и память щиплется, и колется,
и разъедает нрав и быт,
года выходят за околицу,
плывут по линиям судьбы.

но мне за ними не сподобиться,
быстра летейская вода,
и не молитва, а пословица
слова уносит в никуда.
пытаю прошлое вопросами
и просьбой мучаю святых,
чтоб мостик в детство перебросили
двенадцать ангелов родных.

ЩЕНОК

Вот снимок: деда отпевали,
ковши врезались в мёрзлый грунт,
гудки рыдали на вокзале
пятнадцать траурных минут.
Оркестр гремел от Привокзальной
до Коминтерна. Пришлый поп
учил науке поминальной
под сбитым куполом сельпо.
Мне девять лет, и девять жизней
в запасе, некуда избыть, -
монашки смотрят с укоризной
и гонят ладан из избы,
и, причитая на иконы,
с окладов соскребают воск.
Я помню дедовы погоны
с эмблемою дорожных войск,
и китель в пятнах от махорки
с двухцветной ленточкой в петле.
Почившему нет места в морге,
есть – на обеденном столе.
И до и после будут гости
чаи по скатерти гонять.
Так на разостланном погосте
всё небожитие – кровать,
вся жизнь – прощальное застолье,
вода и водка, гжель и хмель.
Вернувшись в город свой престольный,
я не забуду карамель
в сырой земле, утят в канаве,
ограду, вянущий венок,
шрам, что на память мне оставил
в тот день украденный щенок.