Александр Герасимов

Тбилиси, Баку, Ереван… Стихотворения



* * *
Тбилиси, Баку, Ереван…
Ты воздухом разных стран
Дышала целое лето,
В себя принимая Кавказ.
И даже влюблялась не раз…
Предчувствие есть у поэта.

Ещё говорят, что ты
Легко принимала цветы
И вина пила, и чачу…
Мне это не всё равно, но
Мы виделись так давно,
Что нервы уже не трачу.

Гораздо важнее мне
Те дни, что прошли вдвойне
Приятней других. Но, впрочем,
Мне помнится каждый миг,
Пока мы шли напрямик
К тому, что дороже – ночи…

В касаниях ты нежна,
Во взглядах – сама княжна.
По мне ли это, по мне ли?
Ведь ямочки на щеках
(когда ты вдыхала: «ах!»),
Подкашивали колени.

И, может, я был неплох,
Раз ты выдыхала: «ох!»
И гнулась, шепча: «О, Боже…»
Мы были чисты в темноте,
Честны в своей наготе,
И не было ложью ложе.

А после бежали дни,
Мы были с тобой одни.
На разных меридианах:
Ты – далее, я – в Москве.
По талии был в тоске
И думал о дальних странах…

За Хельсинки шёл Тегеран,
А после – млечный туман
Сгущался на новой взлётке.
А я, ожидая тебя
И атлас в руках теребя,
Прослушивал метеосводки…

Но хватит! Бросай же весло!
Куда тебя понесло?
По кругу живёшь, подруга.
По кругу летят города,
По кругу все «нет» и «да»,
А я выхожу из круга!

Помашем друг другу рукой.
Пусть скачет строка за строкой,
Как будто по древу мыси.
А ты улетай! Пока!
Целую издалека!
Баку, Ереван, Тбилиси…

* * *
В деревенском домике ходиков нет,
Телефон звонит через раз.
И комода нет, где слоны на обед
Всемером, из фарфора, уходят с глаз…

В этом доме уже редко топится печь,
Покосилась от лет стена…
И калитку крапива спешит стеречь,
Отзываясь на «крапива».

Этот домик – внешне – почти аскет,
Но внутри имеется быт-уют.
Там дубовый паркет положил мой дед,
А под крышей ласточки гнёзда вьют.

Чуть пониже, в овраге, журчит родник,
И бобры прибрежный грызут ивняк.
А чуть дальше, если идти напрямик,
На развалинах церкви – репей-сорняк.

И всё реже в деревне кричит петух.
И всё меньше в деревне жилых домов.
Так, увы, выдыхается русский дух,
Прирастая крестами в грядах холмов…

Но упорно я еду косить траву
И цементом править стены уклон.
Я потом, конечно, как все умру,
Но родник очищу и справлю дом.

* * *

От станции ж/д погост недалеко.
Овражек, тюль берёз, направо – сгиб реки.
И, если бы не храм, то было б нелегко
В упор не видеть смерть – могилки-бугорки.

Но храм ещё стоял. Укором. Без крестов.
Как остов корабля, библейского ковчега,
Что крепко сел на мель, на плиты меж кустов,
Наросших на холмах последнего ночлега.

По сбитой в кровь стене, стуча в кирпич киркой,
Учился восходить какой-то альпинист.
Наверно, атеист… Когда-нибудь, рукой
Хватая облака, он оборвётся вниз.

А прочие идут; им, в общем, нету дел
До вечности, святынь, до мыслей о высоком.
И, значит, справедлив житейский их удел,
И пусть дела их рук затянутся осотом.

Картина хороша, художник даровит,
Но на концах кистей – октябрь тёплым маем…
Чтоб выжить за холстом ты должен быть убит,
Чтоб выжить на холсте – хотя б не понимаем.

Посадки вдоль ж/д весной обнажены.
Берёзы-тополя – прореженный штакетник.
Придёт ещё пора, когда однажды мы
Увидим поезда, как видит их бессмертник.

Мы будем той травой, мы тянемся на свет,
Расталкивая вьюн и луговой горошек.
Стрекозы в нас – в упор – глядят через фасет,
И птицы среди нас разыскивают мошек.

К списку номеров журнала «ДЕНЬ ПОЭЗИИ» | К содержанию номера