Андрей Жданов

Китайская пытка




Один неумный человек как-то раз высказал мысль, которая сперва мне показалась оригинальной, но потом я подумал, что это просто набор, на первый взгляд согласующихся друг с другом слов, в итоге, ни на миллиметр не продвигающих человека к осознанию своего убогого бытия.

Мысль была такова: «Каждый человек скучен в своём одиночестве. Пытаясь выбраться из пустоты, он порождает вокруг себя зависть и ненависть, убивая восхищение и любовь».

Сейчас, спустя много лет, прогуливаясь ранним для воскресенья утром и наблюдая начало праздника (случился День города), я зачем-то вспомнил слова этого человека. Жирного человека с окладистой бородой. Он тогда ещё как-то так по-своему улыбнулся, показал неровные зубы и налил ещё себе «Столичной». Выпил, крякнул, утёрся рукавом и подхватил немного солёной капусточки. «Вот, – продолжил он свою глупую мысль, – и поэтому я перестал мыться».

А сегодня мне подумалось, что под словом «скучен» этот человек имел вовсе не скуку, а скученность, собранность воедино всех ментальных и физических проявлений. Я задумался над этим, глядя на энтузиастов, пляшущих на сцене около Краеведческого музея. Мне показалось, что это какой-то один организм, скученный, разухабисто машет конечностями и подпрыгивает. И порождает во мне ненависть. И порождает зависть во мне к тем, кто не способен почувствовать эту ненависть и кто живёт не здесь, а бог знает в каких местах, далёких от этого праздника.

С другой стороны – я же не могу ругать свою кошку, которая утром обоссала мои кеды. Она уже старая и я не представляю, что творится в её голове. Просто обуваю другие, а эти постираю.

Тебе, читатель, когда-нибудь снился Городовичок? Мне не снился, но я не исключаю такую возможность. Надеюсь, он будет добр ко мне. А ещё, мне кажется, он должен сниться Артемию Лебедеву – как снится родной брат-дурачок.

Мысленно выхожу я на сцену и говорю: «Человек, возлюби городовичка своего, ибо не ведают сотворившие его, что сотворили зло. Ибо не понимают, что посеяли зёрна раздора, ненависти, зависти, алчности, горя и нищеты в почву высушенную болью и духовной пустотой. Возлюби это чудовище и воздастся тебе сторицей в следующих жизнях. Молись, истово молись чугунному богу на перепутье, делай поклоны медленные, лей слёзы светлые, шепчи слова бережные, и, возможно, однажды утром воскресным, летним воскресным утром, не будет тебе так тоскливо и горько от того, что проснулся ты здесь, а не где-то там, в другом месте, где не нужно молиться».

А с другой стороны, скученность-то тоже от скуки. А что не от скуки? Я сегодня чуть не угорел, когда от скуки чистил самовар нашатырным спиртом – в нём теперь отражается солнце, он сияет от моей скуки. От скуки можно вступить в ЛДПР, написать «Войну и мир», убить пересмешника, жениться, поджечь сарай, заминировать новостройку, уехать в Осло и не вернуться, вернуться к корням, сделать татуировку «Иван-да-марья», научиться красть булочки…

От скуки человек начинает собирать в кучу разные предметы (самовары те же, деньги, оружие). Все коллекционеры люди скучающие и хоть это не «толпа на автобусной остановке», однако ежли и коллекционеров взять всех и скучить, то тоже толпа. Это я к чему всё?

Пожалуй, вот к чему. Те слова моего знакомого иногда напоминают мне о том, что в большинстве случаев, когда где-то и зачем-то собираются люди, начинают говорить, что-то обсуждать с пеной у рта, лучше всего молчать. Ведь как бы ни складывались слова, всё равно соврёшь. Или прослывёшь троллем. Что, в общем-то, гораздо лучше, чем быть неуместно честным прямолинейным болваном.

Впрочем, молчать-то у меня как раз не всегда получается. А за кажущейся складностью речи скрывается откровенная чепуха. Это как во сне – бывает, взлетаешь от красноречия, песни поёшь, чёрт его знает какой цицерон, а проснулся: старая развалина, не в силах связать пары слов. Мутное это дело – сны. Мы же никогда не узнаем, снился Лебедеву Городовичок или нет – это тайна. По большому счёту, нам нет дела до лебедевских снов. Да и до любых, не важно чьих.

Вот только мне кажется, что это мы, все мы до единого, снимся Городовичку. Снимся этому «уёбищному советскому говну», снимся из года в год, снимся напролом, разбивая колени, локти, лбы и носы. Снимся с оголтелой остервенелостью, снимся — несмотря ни на что. Снимся чудовищами, а он, блядь, всё не может проснуться.

Может он подох давно, а мы просто пустой никому ненужный сон нарисованного монстра?

Иногда мне нравится эта сентенция. Потому что смешная. Смешная, как, например, эта, моя любимая: «В котле радости сварили петуха грусти».

В общем, не скучай, читатель. У тебя впереди ещё вечность чужого сна.

К списку номеров журнала «ТРАМВАЙ» | К содержанию номера