В сердцевине. Стихотворения

Моя картина

— В последнем зале есть ещё картина,
она висит одна. Для вас откроем дверь,
вы — наш почётный гость. Мы вас так долго ждали...

...И я вхожу; освещена закатом
картина на стене в знакомой с детства раме:
сидит отец вполоборота к маме,
стол, скатерть с кисточками, три прибора,
печенье, чайник, помидоры,
на патефоне замерла пластинка,
и — стул пустой с плетёной жёлтой спинкой.

— Родные ваши с вас не сводят глаз,
идите к ним, садитесь, стул для вас...

...Шагнул и оглянулся: жаль другую —
откуда я уйду — картину в раме
снежинок, звёзд... дождей и яблок, звёзд...


День свободы

Распахнулись свободно ворота тюрьмы,
ни собак, ни охранников нет.
Удивляется, жмурится — из полутьмы
узник совести вышел на свет.
Узник совести взял свою старую шляпу,
очки, ботинки, серый пиджак
и на новую землю сошёл, как по трапу,—
ни решёток нет, ни собак.
Но зато есть пляж, молодые люди,
пиво в банках, шприцы, песок,
голые попки, открытые груди,
автомобили, мобильники, рок...

— Двадцать лет я молился, поверьте,
стены камеры словом долбил,
говорил о любви и о смерти,
одиноко и гордо любил.
Понял я, что прекрасна свобода,
если люди друг другу верны.
Друг единственный — больше народа,
а любимая — больше страны!

— Что с тобой? Что бормочешь, папаша?
Выбрось шляпу, долой пиджак,
сбрось предрассудки, книги,
скрипки, брюки, вериги:
за полсотни зелёных
я любовью с тобою займусь
прямо здесь, никто не оглянется,—
ты свободен, папаша. Свободен!

Что с тобой?..


* * *
Не лишённый запаса бодрости,
я какой-то вершины достиг,
непреклонный в преклонном возрасте,
неглубокий старик.
Но ещё задаюсь вопросом:
почему всё длиннее тень
за спиной? Где вчерашний день?
Почему горизонт перед носом?


* * *
Возраст — это витки спирали,
старость тенью — над жизнью вначале,
над ранимой юностью ранней,
где Она, что была всех желанней,
перед кем от восторга немею
(до того как стала моею),—
и она же, с кем жизнь сложилась,—
словно век со мной не ложилась.
Середина где? Сердцевина?
Ты прости, моя половина,
я забыл...

      Над началом — кончина...
Да, а если витки — пружина?


Антиглобалист

— Больные штурмуют больницы,
плодясь вопреки природе;
врачи припадают к бойницам,
чтоб их поразить на подходе.
Медсёстры подносят пилюли,
шприцы — пожиратели крови...
Больные лезут под пули
и жизнь отдают за здоровье.
А лидеры стран беспредельных,
усвоив стратегию эту,
без промаха лечат смертельно
открытое сердце планеты.


Эта парочка...

Неужели всерьёз вы поверили,
что с улыбкой и песней, светла,
молодая красавица Мэрилин
с некрасивым веком ушла?
Неужели не ви́дны вам тени те,
что скользят над серой толпой? —
На руках несёт её Кеннеди
с простреленной головой!


* * *
1.
Ни с того ни с сего — Ашхабад
подвернулся на склоне моих путешествий
(эхо спросит: на фоне каких сумасшествий?),
этот странный, не мне предназначенный град.
Старость... Осень... Ночного полёта бросок.
А вчера изводила меня аллергия...
То, чего излечить не сумела Россия,
это сделает Азия, юго-восток.
Впереди, за горами, Герат,—
звук магическим смыслом богат,
но останется недосягаем
для меня, проскользнувшего краем
между адом и раем —
туда и назад...

2.
Говорил мне приятель: так и пиши —
самодур вдохновенный, Туркменбаши,
понастроил дворцов, павильонов, фонтанов
для призрачных ханов,
золотой мусульманский сад
для блезиру,
на зависть миру —
город-выставку Ашхабад...

Это так, но, вернувшись в Россию,
я по Азии вдруг ностальгию
ощутил — по горé в серебре,
по песчаному солнцу с утра в октябре,
и добрее стал думать о самодуре —
всё-таки он сотворил не ГУЛАГ,
а восточную грёзу в натуре...

Солнце. Золото. Сон. Копетдаг.


* * *
Суждено горячо и прощально
повторять заклинаньем одно:
нет, несбыточно, нереально,
невозможно, исключено...

Этих детских колен оголённость,
лёд весенний и запах цветка...
Недозволенная влюблённость —
наваждение, астма, тоска.

То ль судьба на меня ополчается,
то ли нету ничьей вины:
если в жизни не получается —
хоть стихи получаться должны.

Комом в горле слова, что не сказаны,
но зато не заказаны сны:
если руки накрепко связаны —
значит, крылья пробиться должны.


Обзор современной поэзии
Поэты, поэтессы —
Гламур, деликатесы...
Фуфло и ширпотреб...

Большая редкость — хлеб.


* * *
В лес по грибы после всех —
всё равно что в Поэзию
после Пушкина и Пастернака.
И всё-таки...


* * *
Что такое старость? Проза
Романтической зари...
Телу бренному — угроза
Не извне, а изнутри.
Друг-философ, дальше носа
Загляни — увидишь свет:
Изогнулся знак вопроса
Там, где был прямой ответ...


* * *
Париж — мираж
и сон средь бела дня,
в нём я — фантом,
непознанный предмет,
в чужом раю — в краю,
где у меня
ни прошлого,
ни будущего нет.
И так легко,
и так печально.
Миф —
ни удержать, ни ухватить.
Смотрю
во все глаза, судьбу переломив,
за бесконечный миг
благодарю.


* * *
Сон приснился такой,
может, слишком простой,
если б не был бы жив
в нём прощальный мотив
голубой...
Переулок. И ночь.
Новогодняя ночь.
И тоска.
Никого. Тишина.
Только он и она
в переулке стоят,
между ними летит
снегопад.
И стоят, и молчат,
и никто никогда
им не сможет помочь.
На последнюю ночь
не спешат.
Переулок ночной
тает тихой тоской,
и во сне
голубиный снежок
всё поёт в голубой
глубине...


* * *
Дурак умел любить. А как любил дурак —
спроси у лошадей, у кошек, у собак.
Её, в параличе, любил, жалел, как дочку.
У смерти для неё, любя, просил отсрочку.
Не год, не десять лет... Я не сумел бы так.


* * *
Почему всегда есть повод у войны?
Потому что существуют власти,
и у каждой исторической страны
есть отъемлемые части.


* * *
А город мой пустеет —
мои друзья уходят
в тот лучший мир, который
всегда открыт для всех.
Старается столица
утешить — производит
очередных сограждан,
похожих, но не тех...


* * *
Прозевали точку ту,
упустили,
когда ты была в цвету,
а я в силе...
Солью сыплет ветер злой
и золою...
Обнимаюсь — пожилой
с пожилою.


* * *
Жена разучилась петь,
танцевать — уже много лет,
жена разучилась плакать,
она не шутит давно;
она научилась терпеть,
она готовит обед.
В окно стучится голубь,
ангел смотрит в окно...


* * *
Русские большевики
были разных кровей:
поляк — не поляк,
грузин — не грузин,
еврей — не еврей.
Красные —
знамя нового мира:
кто палач,
кто жертва,
кто донор —
спросите вампира!..


* * *
Позади
История без меня

Впереди
История без меня

В сердцевине —
Я