Пограничное состояние

— Нам нужно поговорить,— осторожно сказала она, когда поздно вечером, покончив с дневными заботами, они удобно устроились на диване.

В подчёркнуто спокойной интонации её голоса он почувствовал искорку серьёзности предстоящего разговора. Это было некстати. Серьёзные разговоры вообще некстати, потому что они приносят проблемы, которые заставляют думать, давать обещания и принимать решения. После душного летнего дня хотелось просто расслабиться у экрана телевизора. Он умоляюще посмотрел на неё. Она поняла его немую просьбу, но намерения своего не изменила.

— Нам нужно поговорить. Удели мне немного времени.

— Сейчас будет фильм...

— Фильмы ты смотришь каждый день.

Он взял пульт и нажал кнопку. Телевизор ожил, и на стенах комнаты, утопающей в мягких сумерках, замелькали разноцветные тени пляшущей рекламы.

— Выключи его, пожалуйста,— попросила она.

— Я хочу фильм посмотреть.

— Выключи.

— Что, настолько серьёзно?

— Да. По крайней мере, для меня. Но я надеюсь, что и для тебя тоже.

Он недовольно погасил экран телевизора. Отброшенный пульт упруго подпрыгнул на диване. Они помолчали.

— Если что-то надо купить, то я заранее согласен.

— Нет, покупать ничего не нужно.

— Тогда я тебя слушаю.

— Не догадываешься, о чём пойдёт речь?

— Я же не следователь.

— Давай поговорим о нас с тобой.

Он нетерпеливо заёрзал на месте.

— Ты против такого разговора?

— Нет, конечно, но... не хотелось бы сейчас. Да и к чему вообще эти разговоры, если у нас всё хорошо?

— Да, хорошо. Слава Богу.

— Ну вот.

— Тогда тем более нам нужно поговорить.

— Почему тем более?

— Потому что.

Он внимательно посмотрел на неё.

— Не понял.

— Мы с тобой живём уже полгода,— сказала она.— Как ты думаешь, это много или мало?

— Это нормально.

— Нормально для чего?

— В смысле... вообще.

— Я тебе за эти полгода ещё не надоела?

— Нет, конечно.— Он искренне удивился прямой постановке вопроса.— С чего ты взяла?

— Тебе хорошо со мной?

— Ну... в принципе, да.

— А без принципа?

— Тоже... Что за допрос такой, я не понимаю?

— Это не допрос... Можно, я ещё спрошу?

Он сделал неопределённое движение плечами:

— Спрашивай.

— Скажи, пожалуйста, я тебя устраиваю... как человек?

— Боже мой. Конечно, устраиваешь.

— Давай я спрошу ещё более конкретно: я тебе нужна?

Он взглянул в её карие, необыкновенно серьёзные глаза.

— Да что с тобой сегодня?

— Ответь, пожалуйста, если можешь,— настойчиво попросила она.

— Конечно, ты нужна мне.— Его ответ прозвучал, быть может, чуть более убеждённо и твёрдо, чем этого требовало деликатное чувство правды.

— Тогда скажи мне...

Она замолчала. Волнение мешало ей подобрать нужные слова.

— Что же с тобой всё-таки?

— Ничего.

— Ты какая-то... необычная.

— Не волнуйся. Всё хорошо. Всё замечательно.

— Я и не сомневался.

Они помолчали ещё.

— Тогда... если я нужна тебе, если мы устраиваем друг друга, если нам хорошо рядом... тогда, может быть, имеет смысл принять решение?

Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, но не найдя ответа, развёл руками.

— Давай уже будем жить семьёй.— Она трогательно, по-детски, улыбнулась.

— Ведь мы и так вместе живём.

— Я бы хотела по-настоящему.

— Для тебя это так важно?

— Конечно. Очень важно.

— Обычная формальность. Зачем она тебе?

— Мужчине трудно понять.

— Живут же люди и без этого.

— Люди живут по-разному.

— Ну... если ты считаешь, что это необходимо...

— А ты так не считаешь?

— Не знаю. Я не задумывался.

— Когда-то нужно задуматься.

— Что-то случилось?

— Случилось.

Он беспокойно взглянул на неё.

— Ты меня не пугай.

— Просто теперь нам нужно думать не только о себе.

Он нервно почесал голову:

— Давай уже прямо. Жара, вечер — я плохо соображаю.

Он ожидал ответа, не сводя с неё глаз, и что-то подсказало ему правильное направление мысли.

— У нас будет ребёнок...

Он растерялся, несмотря на то что интуитивно угадал её ответ.

— А это точно?..

— Я была у врача.

— И что он сказал?

— Это же самое.

— Понятно...

В последовавшем молчании она застыла немым вопросом. Он задумчиво покусывал нижнюю губу.

— Что ты скажешь на это? — наконец спросила она чуть дрогнувшим голосом.

Едва уловимый излом её интонации подсказал ему, какого именно ответа она ждёт и насколько ей важен такой ответ. Вопрос поставил его перед выбором: солгать или обидеть. Он не хотел делать ни того, ни другого.

— Это хорошо.

— Правда? — с надеждой спросила она.

— Конечно... Хорошо, что ты сказала мне об этом... Сколько уже?

— Больше четырёх недель.

— Ты не знала?

— Последние дни предполагала, но выяснилось только сегодня... Ты хочешь ребёнка?

Так как откровенный разговор не оставлял никаких лазеек для дипломатических полутонов, он нашёл в себе мужество ответить прямо и честно:

— Не знаю.

— Не знаешь... — повторила она и, помолчав, добавила: — Тебе ведь уже за тридцать.

— Ну и что? Стать отцом никогда не поздно.

— Зато можно опоздать стать матерью.

— Тебе рано беспокоиться по этому поводу.

— Я так хочу малютку. Ты не представляешь, какое это сильное чувство. Его не преодолеть. Это инстинкт, с которым невозможно спорить. Он всё равно окажется сильнее. И будет тысячу раз прав. У мужчин, наверное, это как-то иначе. Вы по-другому относитесь к этому... Почему мы не понимаем друг друга?

Как всякий человек, которого обстоятельства ставят перед необходимостью оправдываться, он чувствовал себя неловко. Его слова, мысли, желания носили отпечаток растерянности и были не по-мужски мелкими. В наступившей паузе неудобного диалога он пытался найти причину, которая делала его беспомощным и уязвимым в этом принципиальном разговоре мужчины и женщины.

— Ты не хочешь от меня ребёнка? — спросила она.

— Не в том дело... Причём здесь от тебя или не от тебя? Просто я считаю, что ещё сам не готов к этому.

— Неправда.— Она улыбнулась одними губами.— Ты меня не любишь.

Он возмущённо вздохнул и... промолчал. А действительно, что чувствует он к женщине, сидящей рядом с ним и пытающей его взглядом своих глубоких, понимающих глаз?.. любит ли её? Задавшись этим вопросом, он понял, что в ответе на него и таится разгадка мучительных проблем половинчатости и неопределённости.

Честно сознался себе, что искренней любви к ней, в романтичном её понимании, не испытывает. Хотя было бы неправдой и то, что он её не любит. Нелюбовь — это равнодушие. Но здесь легко ошибиться и принять за равнодушие безмятежное спокойствие, внушаемое тебе уверенностью в этом человеке. А он был уверен в ней. Быть может, больше, чем в себе. Уверен... И только?.. Ни ярких, сильных чувств, ни раздражающей неприязни эта женщина в нём не вызывала. С ней было просто тепло, без каких-либо эмоциональных колебаний. Хорошо это или плохо — сказать бы сейчас он не смог. Может, потому что за полгода уже прозаически привык к ней? О ребёнке не думал в принципе: ни от этой женщины, ни от какой бы то ни было вообще. Поэтому решение такого вопроса в одну минуту было для него делом как нереальным, так и неразумным.

Он ничего не ответил ей.

— Не любишь,— уверенно повторила она, приняв его молчание как согласие.

— Мне нужно разобраться в себе,— сказал он.

— У тебя на это было полгода.

— Значит, мне недостаточно.

— Сколько тебе ещё нужно времени?

— Не знаю... Немного... Потерпи. Потом примем окончательное решение.

— Я уже готова его принять.

— А я — нет. Пойми меня. И не обижайся. Хорошо?

— Хорошо,— грустно согласилась она.— А как с ребёнком?

— Ну, это ведь ещё не ребёнок. И вообще пока не человек.

— Не человек...

— Даже если мы поженимся, я не думаю, что сразу же следует обзаводиться детьми. Пока поживём для себя.

— Я уже слишком долго живу для себя. В этом нет никакого смысла.

Он философски вздохнул и бросил быстрый взгляд на её расстроенное и как-то странно изменившееся лицо. Бывают моменты, когда под неожиданным углом зрения мы видим в чертах знакомого человека ясно проступающие знаки будущей старости и понимаем, во что превратит его когда-то безжалостное течение времени. Ему стало жаль её. Он подсел ближе и обнял мягкие ссутулившиеся плечи.

— Давай подождём немного. Определимся, потом уже будем планировать детей.

— Я понимаю,— сказала она.— А с ним что делать?

— Ну... — Он договорил жестом руки.

Она отвернулась от него:

— Господи... Я боюсь.

— Чего?

— Не знаю.

— Все это делают.

— Я понимаю... Всё равно. Ты не представляешь, как это страшно.

— Бедные женщины,— искренне посочувствовал он.— Сколько же боли вам приходится вытерпеть за жизнь!..

— Я говорю не о боли.

— А о чём?

Она не ответила.

— Он ещё не человек.

— Ты уже говорил это.

— Я повторяю, чтобы это не мучило тебя.

— Я боюсь... Я не могу даже объяснить... Совсем не в физической боли дело.— Она мелко дрожала от нервного возбуждения.— Я никогда не делала этого. И не хочу. Понимаешь — не хочу... Что-то внутри меня протестует, я не знаю, чей это голос. Но я слышу его и... боюсь.

— Ты слишком впечатлительная.

— Наверное... Ведь действительно, что здесь особенного? Если это делают все. И ничего... Ничего... Правда?

Некоторое время тёмную комнату давила глухая, тягостная тишина.

— Как же мы не убереглись? — сокрушённо выдохнул он, когда эта тишина стала уже невыносимой.

— Я виновата. Но не пойму в чём. Ты не подумай только, что это я с умыслом. Нет, клянусь тебе — нет! Просто нелепая случайность.

Она хотела ещё что-то добавить к своему оправданию, но передумала и в отчаянии закрыла лицо руками.

— Я поняла,— сказала она едва слышно.— Я всё поняла. И сделаю так, как надо.

— Прости меня.— Он коснулся её щеки, потянулся к губам, но она отстранилась.— Прости.

— Пойду спать. Я вся какая-то разбитая.

Она поднялась с дивана.

— Хорошо,— согласился он.— А я посмотрю фильм. Это мистика. Я обожаю мистику.

— Пожалуйста, смотри... Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Она ушла в другую комнату. Ушла плакать. Он понимал это и по-хорошему не должен был оставлять её сейчас одну. Но менять своего решения не хотел и, значит, помочь ей ничем не мог. Сентиментальные разговоры ни к чему хорошему не приводят. Можно сломаться, наделать глупостей, а потом пожалеть об этом.

Уже стемнело окончательно. Он встал, прикрыл створки комнатной двери, взял пульт с дивана и включил телевизор. Убавив звук до приемлемого уровня, с удовольствием погрузился в вымышленный кинематографический мир душегубства и чертовщины.

Вскоре захватывающее действо прервала вездесущая реклама. Он снова взял пульт и начал последовательно нажимать кнопки. На одном из каналов шёл вечерний выпуск новостей. В какой-то точке земного шара произошло сильное землетрясение. Во весь экран телевизора демонстрировались руины рухнувших зданий, изуродованные улицы и смятённые кварталы. Комментатор взахлёб рассказывал о трагических судьбах людей, застигнутых этим несчастьем. Показали какого-то мальчика, извлечённого спасателями из-под обломков, чудом оставшегося в живых. Он был в состоянии шока, поэтому даже не плакал. Крупным планом взяли его глаза: страдальческие и не по-детски серьёзные.

Следующим фрагментом новостей стал сюжет о взрыве газа в чьей-то квартире жилого дома. Пострадал только нетрезвый хозяин квартиры, находящийся теперь в реанимации. Балансирование его духа между жизнью и смертью комментатор определил словами — «пограничное состояние».

Он поднял пульт и вернулся на нужный канал. Там уже шёл фильм. Он задумался. Пограничное состояние... Интересная фраза. Возникает образная ассоциация. Возможность бытия и небытия. Пограничное состояние... Хм... Потом его опять захватило действие фильма, и он позабыл про новости, катастрофы и чьи-то несчастья.

Далеко за полночь мистический триллер, всласть напугав своих зрителей и наполнив их души суеверным ужасом, подошёл к концу.

Выключив телевизор, он вышел на балкон — подышать свежим воздухом. Немного постояв и рассеяв остатки гнетущих впечатлений, направился в спальню. Сбросил с себя одежду, присел на краешек кровати.

Укрывшись одеялом и свернувшись калачиком, она уже спала. Её ровное дыхание окончательно успокоило его. Он осторожно прилёг рядом и натянул на себя одеяло. Едва прикрыв глаза, сразу же почувствовал, что засыпает.

Провалившись в темноту бессознательного и некоторое время просуществовав там, он оказался вдруг в какой-то невероятной местности. Нервный импульс отдыхающего мозга сигнализировал ему о том, что он видит сон.

Спящий чувствовал своё бесплотное тело и в то же время видел себя как бы со стороны. Кругом было странное освещение, которое нельзя было отнести ни к свету, ни к тьме. Это напоминало серый рассвет ещё не победившего дня. Нигде не было источника этого освещения. Проходило какое-то время, но кругом не становилось ни светлее, ни темнее. Тогда он понял, что здесь нет никакого светила, что это изначально серый мир. Спящий осмотрелся по сторонам. Сквозь плотную пелену окутавшего тумана он не видел ничего вокруг. Под ногами была странная каменистая почва. Он попытался представить себе, где бы на Земле могла существовать такая местность...

Вдруг туман стал рассеиваться. Рядом начали вырисовываться неясные контуры какого-то вытянутого строения. Он рассмотрел его. Это был старый глухой деревянный барак, похожий на коровник или курятник, такой же серый, как и всё окружающее пространство. Абсолютную тишину не нарушал ни единый звук. Спящего что-то подтолкнуло обойти этот барак. Он бесшумно двинулся по каменистой почве, удивляясь, что острые камни совершенно не причиняют боли его босым ногам. Спящий отметил для себя, что призрачный барак был очень реален. Он отчётливо видел на его стенах ржавые шляпки вколоченных в доски гвоздей. Удивительно, насколько правдоподобным иногда может быть сновидение.

По мере того как он обходил угол строения, его взору открывалась другая картина. С этой стороны барак имел множество окон и дверей. Окна были маленькими, двери — покосившимися. Внутри помещения царил такой же сумрак, как и снаружи, но спящий был уверен, что здесь кто-то живёт. И как бы в подтверждение его догадки блёклый туман, покрывавший весь двор, начал вдруг испаряться в никуда.

Во дворе оказалось множество детей. Все они сидели прямо на земле, в одинаковых позах, опустив головы. Они ничего не делали, просто сидели и, казалось, ждали чего-то. Спящий начал подходить к каждому ребёнку и заглядывать ему в лицо. Он не понимал, зачем это делает, но ему непременно нужно было найти кого-то. Его поразило выражение лиц этих детей. У всех оно было безучастным и каким-то недетским. Они совершенно равнодушно смотрели на него и потом печально опускали головы.

Он уже обошёл многих деток и думал, что эта его обязанность подходит к концу, но когда поднял глаза, увидел, что сидящих детей стало ещё больше. В этом сером пространстве спящий внезапно почувствовал себя ничтожным, жалким и пустым. Это ощущение было очень пронзительным, и даже во сне он осознавал, что чувств подобной глубины ему никогда не приходилось испытывать в реальной жизни.

Вдруг как будто сзади к нему кто-то подошёл. Он не услышал ничего, но оглянулся, точно зная, что кто-то находится позади. Рядом стоял мальчик и смотрел на него. «Папа, ты меня ищешь?» — спросил мальчик.

Спящий знал, что у него нет детей, и хотел сказать об этом ребёнку, но передумал, решив по умолчанию подчиниться воле этого странного сновидения. Он присел возле мальчика и заглянул в его грустные глаза. Он уже видел такие глаза раньше, но во сне никак не мог вспомнить, где и когда.

«Что вы все делаете здесь?» — спросил он у мальчика. «Ждём»,— ответил тот. «Чего вы ждёте?» — «За нами приходят и ищут нас, но не могут найти. У нас нет имён, нас никто никогда не видел. И ты бы тоже искал бесконечно».

Спящий хотел спросить у ребёнка, как он оказался в таком месте, но понял, что в самой сути своего сознания знает ответ на этот вопрос.

«Нам здесь хорошо,— сказал мальчик.— За нами присматривает эта женщина». Он указал рукой в сторону. Там, между обречённо сидящими детьми, безмолвно стояла высокая женская фигура в тёмных длинных одеждах. «Она очень добрая,— добавил мальчик.— Она заботится о нас».

Какая-то необыкновенная жалость к этому ребёнку наполнила всё существо спящего, и во сне ему показалось, что он плачет настоящими горькими слезами.

«Папа... — окликнул мальчик.— Папа, будь осторожен. Ты можешь не пройти земного экзамена».

Спящий задумался над тем, что означают такие слова, а мальчик вдруг повернулся и пошёл в барак. Следом за ним потянулись и остальные дети. Вскоре все они исчезли в этом шатком строении, которое, поглотив их, оставалось всё таким же серым и безжизненным. Двор опустел, и только высокая женщина в тёмных длинных одеждах неподвижно стояла на своём прежнем месте.

Спящий решил подойти к ней и поблагодарить за доброе отношение к обездоленным детям. Вот он оказался рядом. Она стояла спиной и была очень высокой — на целую голову выше его. Он хотел позвать её, но внезапно ему показалось, что эта женщина всё знает о нём: о его мыслях и поступках — прошлых, настоящих, будущих. Ему стало стыдно, как человеку, вдруг оказавшемуся среди большой толпы совершенно голым. Спящий сделал попытку отойти, но ноги отказались повиноваться. Женщина стала медленно поворачиваться к нему. Не в силах оторвать взгляда от её движения, он замер, осознавая, что сейчас должно что-то произойти. И когда она остановилась перед ним и заглянула ему в лицо, он увидел мертвенно-бледные кости её черепа с чёрными провалами пустых глазниц.

В то же мгновение какое-то живое существо внутри спящего испуганно затрепетало, сжалось и побудило исторгнуть из себя ужасный, нечеловеческий крик...

Пробежавшая по телу судорога заставила его проснуться!.. Он понял, что кричал во сне. На тонкой грани сознания сумел уловить остатки ускользающего ощущения холодного потустороннего страха, затихающего совсем не в сердце, а где-то глубоко-глубоко в груди. Сердце бешено колотилось, выполняя лишь свою физиологическую работу.

Тяжело дыша, он откинул одеяло и сел на кровати. Привычные реалии материального мира постепенно размывали жуткое впечатление ночного кошмара. Он тревожно осмотрел тёмную комнату, словно фантомы сновидений могли за ним последовать и сюда. Устыдившись своих детских, нелепых страхов, унял взволнованное, шумное дыхание. Электронные часы показывали половину третьего. Значит, он спал не более часа.

Рядом с ним, отвернувшись лицом к стене, тихо и размеренно дышала она. Её крепкий сон свидетельствовал о том, что в этом мире ничего не произошло.

Было очевидно, что теперь, находясь в возбуждённом состоянии, он какое-то время не сможет уснуть. Оставаться в плену бессонницы и ворочаться с боку на бок не хотелось. Разбуженный организм требовал действия, и, встав с постели, он направился на кухню. Щёлкнул выключателем настенного светильника. Сел на стул и при электрическом освещении начал внимательно рассматривать хорошо знакомые предметы, будто впервые видел их. Ночное путешествие в нереальный мир никак не отпускало его: он каждую секунду думал об этом.

Конечно, ему и прежде в своих снах приходилось сталкиваться с нагромождением жутких фантасмагорий, но никогда ещё эти встречи не носили такого подробного и правдоподобного характера. Он задумался. Почему всё это приснилось ему? Какие именно эпизоды прошедшего дня могли вызвать в его отдыхающем мозгу череду таких причудливых видений? Он попытался логически разобрать свои ощущения. Рука потянулась к выключателю и нажала кнопку. Свет погас. Он решил, что так будет легче сосредоточиться. И действительно, окружившая темнота сразу же настроила ещё не остывший от впечатлений мозг на нужную волну.

Без сомнения, главной причиной беспокойных сновидений явилось вечернее выяснение отношений. Её незапланированная беременность застала его врасплох. Появление ребёнка в семье — это решительный шаг, и, совершая его, нужно принимать в расчёт не только собственные желания и эмоции. Здесь необходимо согласие обоих.

Неудивительно, что разговор, потребовавший больших психических затрат, сохранился в каких-то тайниках памяти сложнейшего живого компьютера, называемого человеческим мозгом. Отрицательная эмоциональная нагрузка снова и снова возвращала подсознание к проблеме этого разговора, прокручивая варианты её возможного решения.

Второй составляющей ночного кошмара стал фильм, этот мерзкий, отвратительный триллер, населённый демоническими сущностями. Зачем он смотрит такие вещи? Зачем травмирует впечатлительную психику? Разумно ли это делать вообще, а тем более на ночь?

Конечно, эти киноужасы — всего лишь глупая выдумка, играющая на низменных человеческих инстинктах. Он не раз смотрел подобную чепуху, и никогда прежде она не преследовала его дольше положенного экранного времени. Вероятно, сегодня где-то глубоко в сознании произошло сложение полученных информаций, и их сумма предстала во сне таким необычным сюжетным построением.

Да, это было логично, объяснимо и, значит, понятно.

Непонятно было другое: этот мальчик, лица которого он никак не мог забыть. Его лицо, без сомнения, кого-то напоминало. Где же он мог видеть такие глаза?.. Знакомы были не столько черты, сколько болезненный взгляд.

Он напряжённо перебирал в памяти лица людей, когда-либо встречавшихся ему прежде, но никак не мог отыскать нужного. Эти размышления незаметно вернули атмосферу таинственности и опять опутали сетями безотчётного ночного страха. Ему стало неуютно в окружающей темноте, и он включил свет. Вспыхнувшая лампочка непроизвольно вызвала в памяти образ светящегося экрана телевизора. Мгновенно оттолкнувшись от этой ассоциации, он вдруг вспомнил, где видел лицо явившегося ему во сне мальчика... Вечерние новости. Это тот спасённый из руин ребёнок, которого землетрясение едва не погребло заживо в развалинах дома. Вероятно, его страдальческое лицо и послужило ярким оригиналом для маленького гостя из странного сновидения. Тяжёлое зрелище человеческих несчастий оставило в эмоциональной памяти след, который вполне мог отпечататься и проявиться во сне.

Вот теперь, когда всё логически оказалось на своих местах, он почувствовал себя спокойнее. Голова освободилась от ненужных мыслей, а сердце от нелепых страхов. И только в этот момент душевного равновесия стало понятно, насколько глубоко заставил его задуматься ночной кошмар.

Ему захотелось глотнуть свежего воздуха. Он погасил светильник и настежь открыл окно. Прохладный влажный воздух в одно мгновение наполнил его лёгкие. В лицо дохнула свежесть летней ночи.

«Какая же всё это чепуха»,— подумал он и поднял глаза на чистое чёрное небо.

Звёзды были очень яркими, крупными и далёкими. Даже в фантазии невозможно представить расстояние до них. Бессилие человеческого разума в вопросах тайны бытия и попытках объяснить необъяснимое вызвало в его душе странное чувство. Оно отдалённо напоминало уже испытанное им сегодня в сером, печальном мире сна, где он ощутил себя бесконечно малой и беспомощной частицей неведомого целого. Его встревожил возврат этого ощущения, он закрыл окно, включил свет и опять сел на стул.

Вдруг внутреннее пульсирующее беспокойство ударило в нужную дверцу памяти. Он отчётливо вспомнил, что точно такие же глаза, как у привидевшегося во сне мальчика, однажды встречал ещё. Воспоминание выплыло и захватило его.

Это было несколько лет назад. Они только начинали совместную жизнь с той женщиной, когда она поставила его перед фактом своей беременности. Это вообще выходило за рамки здравого смысла. Они ещё очень мало знали друг друга. Родившийся ребёнок связал бы на всю жизнь, быть может, совершенно чужих, не подходящих друг другу людей. Поэтому единственно верным в тех обстоятельствах стало решение о том, что нежеланный ребёнок появиться не должен. Это было его решением.

Он вспомнил, как она, вернувшись из больницы, сидела на кровати с поникшей головой. Вспомнил её тусклые глаза и опущенные уголки рта. Да, это именно её глаза он увидел сегодня во сне. Она тогда показалась ему постаревшей и некрасивой. Через какое-то время их отношения разладились, и они вынуждены были расстаться.

Ну и что?.. Как всё это связано с сегодняшней ночью? Почему он вспомнил о той, другой женщине, и память так настойчиво возвращает его к мысли о ней? Неужели из-за её ребёнка, которому рациональной человеческой волей так и не суждено было появиться на свет? Но каким образом та далёкая жизнь могла проникнуть в его сегодняшний сон? Он уже давно не думает о той женщине. Он забыл о ней. Зачем её мимолётное выражение лица, сохранившееся в памяти, так беспокойно напомнило о себе именно теперь?.. Он не хочет ничего вспоминать. Он имеет право жить будущим. Тем более что за все незапланированные случаи вина лежит исключительно на женщине. Она сама обязана думать и беречься. В конечном итоге ей нести ответственность перед собственным здоровьем, своей жизнью и жизнью чужой. Да, мужчина в такой ситуации тоже выглядит некрасиво. Но его вина совершенно другого уровня. Степень ответственности несопоставима. Кому дано, с того и спросится. Женщина не может этого не понимать. Поэтому совесть мужчины в таких щепетильных случаях чиста. Почти чиста. Людей с абсолютно чистой совестью на Земле не существует. И этот мальчик-фантом ошибся адресом!..

Он перевёл дух. Опять поймал себя на мысли, что пытается найти систему в хаосе необъяснимых и неизученных явлений сна.

Сон — вообще понятие относительное. Многие мыслители склоняются к тому, что сама жизнь и есть сон. А пробуждение наступает только тогда, когда эта жизнь подходит к завершению. В таком случае, не являются ли наши ночные сны робким путешествием сознания в плоскость этого будущего пробуждения? Не потому ли нас порою до холодных иголочек пугает необъяснимая реальность некоторых сновидений? А иной раз при свете солнечного дня, отдавая себе отчёт в каждой мысли и каждом действии, мы поражаемся внезапному ощущению нереальности окружающей действительности, словно всё вокруг существует в каком-то сне и происходит не с нами. Может быть, это и есть чувство пограничного состояния? Размытой границы между сном и явью, светом и тенью...

Он задумался над тем, как правильно соотнести между собой понятия сна и яви с понятиями света и тьмы. Будет ли верным соединение света с осознанной действительностью, а сна — с темнотою? И является ли светом наш мир, в котором под ярким, блистающим солнцем все мы блуждаем во мраке собственных ошибок и преступлений?..

За окном начинался рассвет. Голубовато-оранжевая полоска зари на северо-востоке несмелой улыбкой провожала уходящую ночь. Сконцентрированный до черноты воздух стал редеть и терять свои мрачные краски. И уже скоро критическая масса света, согласно незыблемому закону мироздания, возьмёт свои права, сделает далёкими всякие воспоминания о ночных страхах и успокоит встревоженную человеческую душу. Он погасил свет и пошёл в комнату.

Она по-прежнему сладко спала. Некоторое время он внимательно смотрел на неё, любуясь длинными прядями тёмных волос. Чутко прислушался к самому себе. Почувствовал тёплый прилив жалости и нежности, которых прежде к ней никогда не испытывал. Впервые подумал о том, что ему, наверное, было бы плохо без неё.

Он коснулся губами её тёплого плеча, устроился поудобнее на кровати, закрыл глаза и попытался уснуть...