Александр Левинтов

Историческая реконструкция, современная ситуация и возможные пути продолжения географического разделения труда

Ошибка Прометея


 


Все географические теории размещения так или иначе основываются на идее о географическом разделении труда.


Эта идея тесно связана с мифом о Прометее, раздавшем людям не только огонь, но и ремесла. Люди оказались в результате этого разобщенными и неспособными жить вместе («город – это искусство жить вместе»). Только благодаря находчивости Гермеса, подсказавшего Зевсу, как избавиться от последствий недальновидного поступка Прометея, сохранились и люди, и города, и городская цивилизация: боги дали людям справедливость, каждому человеку, независимо от его профессии, достатка и положения.


Согласно античным представлениям, разделение труда и несправедливо (с этим приходится согласиться) и разделяет людей, отчуждает их друг от друга, а потому таит в себе потенциал розни, конфликтов и войн.


Реверсом географического разделения труда и специализации является комплексность, при этом под комплексом понимается естественно складывающееся и взаимосвязанное сочетание. Можно также сказать, что специализация порождает конкуренцию (об этом подробно написано у Майкла Портера), а комплексирование – кооперацию, исходя из природы и естественности комплекса и в силу явления реципрокности, характерного и для биологических и для социальных общностей.


Специализация порождает, в частности, магистрализацию и полимагистрализацию транспорта, которая индифферентна, а в ряде случаев враждебна комплексности. По югу Западной Сибири на Транссибе огромные эшелоны движутся с частотой метрополитена, параллельно расположены трубопроводы, трассы регулярных авиаполетов, Московский тракт, высоковольтные линии электропередач, но те, кто расположен, например, между Омском и Новосибирском, пользуются тихоходным почтово-багажным поездом раз в сутки, живут в полутьме, без газа, а самолеты только видят. Транссибирский политранспортный коридор рассекает эту территорию, а не объединяет ее, как и БАМ, так и не приведший к комплексной интеграции территории, как и все магистральные проявления резкой и ярко выраженной специализации.


Разделение труда породило обмен, а позже торговлю. Долгая дискуссия о генезисе торговли: она от избытка или недостатка – снимается признанием того, что внешняя торговля преимущественно базируется на избытке того или иного продукта, с неизбежностью становящегося товаром, а внутренняя – на недостатке, при котором продукты преимущественно возникают из идеи обслуживания.


В этом смысле прекрасный пример даёт дореволюционный польский город Кобрин, имевший население более 13 тысяч жителей, почти сплошь евреев. При такой незначительной численности здесь имелось более сорока видов ремёсел: ткачи, швеи, шорники, кузнецы, шумахеры, фурманы, мельники, молочники, мясники и резники, хлебопёки, парикмахеры и т.д., связанные взаимностью нужды и помощи друг другу, а в избытке в городе были девушки достаточно свободных нравом, что принесло Кобрину славу «маленького Парижа» (эта особенность сохранилась и по сей день, невзирая на кардинальные этнические и социально-политические изменения).


Человек – не только мера всех вещей (Протагор), но и эквивалент им. Вообще, первыми товарами были живые существа – в меру их смертности: звери, птицы, военнопленные, женщины как средство биологического воспроизводства. Именно поэтому торговля стимулировала войны. Роль денег при обмене играли неживые вещи, в силу своей вечности. Это первое примитивное разделение не умерло окончательно до сих пор.


Разделение труда породило иной тип или способ торговли, торговли, которую легко заменить на воровство или насильственный отъем (грабеж). Собственно, основная масса современной торговли строится на идее территориального разделения труда и, увы, воровстве, грабеже и насилии. Важно также подчеркнуть, что это, по преимуществу, несправедливая торговля: например, для покупки бигмака японцу приходится трудиться, а арабу или русскому – чуть приоткрыть нефтяной клапан.


Все, даже самые первые и примитивные представления о размещении строились на весьма ограниченном круге идей, большинство из которых к настоящему утрачено или сильно модифицировано. Вот только три из всего сонма:


Идея всеобщей уникальности


Географическая уникальность культур и нетранслируемость культур – важнейший фактор размещения, обмена и торговли.


Все в мире уникально и неповторимо, даже самые распространенные и обыденные вещи: вино, хлеб, оливковое масло. И кипрское донельзя красное, кислое и терпкое вино, никогда не спутаешь со сладостным таврическим, а оливы Олимпии дают масло, сильно отличающееся от фиванского, тем более – лернейского или ларнакского.


На этой идее взращена идея торговли и обмена «торговля от избытка» или «торговля в прятки», когда в обмен поступают только те товары и предметы, которых данная местность производит с избытком для себя. Так финикийцы со своими тканями, окрашенными в пурпур, достигали берегов Золота и Слоновой Кости в Гвинейском заливе.


Идея всеобщей уникальности жива до сих в виноделии, в заготовке грибов и других дикоросов, в кустарных промыслах и рукомеслах, во всех ремеслах, связанных с природой или давними традициями.


Идею всеобщей уникальности можно также считать культурным фактором размещения, если помнить, что само слово «культура» означает «способ обработки земли» и, следовательно, признаёт как уникальность каждого природного места, так и уникальность человеческого опыта, традиций и навыков.


Потребительская идея размещения


 


Потребительская идея размещения, возникшая в 16-17 веках, актуальна и по сей день, даже в России, даже для добывающих отраслей.


Отчетливо эта идея сформировалась в Средневековой Европе во времена крестовых походов, когда началось формирование городского самоуправления и, позднее, потребительского рынка (16-17 века).


Во многих городских муниципиях, особенно в Германии, власть практически безраздельно захватили торговцы. В совете Ганзейского союза городов, например, на 99 торговцев приходился всего один ремесленник. Ремесленникам запрещалось, в частности, реализовывать свою продукцию далее, чем порог их дома.


Установление рыночного механизма ценообразования, в котором потребительская марка стала доминантой, еще более укрепила потребительскую идею размещения: ресурсы добываются и товары производятся там, где они нужны и потребляются.


В фундаментальной работе А.А. Минца, посвященной размещению естественных ресурсов СССР и легшей в основу его докторской диссертации, достаточно убедительно показано торжество потребительской идеи размещения в СССР: карта добычи полезных ископаемых и извлечения других природных ресурсов, за небольшими исключениями совпадает с картой расселения населения. Уголь добывается не там, где его запасы почти неисчерпаемы (Тунгусский угольный бассейн, Восточная Сибирь), ГЭС строятся не там, где гидроэнергоресурсы в изобилии, лес рубится не в чаще и так далее – все добывающие отрасли так или иначе ориентированы на потребителя.


В середине ХХ столетия рыночная экономика, ориентированная на потребителя, подверглась массированной атаке рекламой и средствами массовой информации, потребителя заменили маркетолог и рекламный дизайнер, механизм ценообразования оказался в руках производителей – рынок рухнул, а с ним и потребительская идея размещения.


Несмотря на всё разнообразие мира, ход истории разделения труда, размещения производств, торговли и обмена имеет глобально цивилизационный характер


Частная собственность и географическое разделение труда


Весьма неравномерно распространялась среди людей и народов идея частной собственности. В общем, формирование шло следующими этапами:


1) коммунистическая собственность клана


2) семейный коммунизм


3) частная собственность


Но иногда этот процесс останавливался либо оказывался неполным – у некоторых народов (и отдельных людей) чувство частной собственности весьма ослаблено, к их числу относятся эскимосы, полинезийцы и русские.


Первыми производствами, по-видимому, следует признать (в порядке и по мере освоения):


- средства охоты и рыболовства (крючки, дротики, дубинки и т.п.)


- приготовление пищи на огне


- обувь


- одежда


Экономические воззрения, как систематические, так и фрагментарно изложенные, содержатся в таких прославленных и древних книгах как:


Книга Вед


Пятикнижие


Ксенофонт – «О мерах к увеличению доходов Аттики»


Платон – «Республика»


Аристотель – «Политика»


При этом, следует иметь в виду, что капиталы древности чаще были награбленными или завоеванными, нежели приобретенными в ходе мены, торговли или в качестве даров.


Однако первая идея и практика разделения труда возникла в речных великих цивилизациях, в частности, в Древнем Египте.


Древний Египет, как и все остальные великие цивилизации на великих реках (Янцзы, Хуанхэ. Инд, Ганг, Тигр и Евфрат) зависели от этих рек и потому были предельно консервативны, так как могли прокормить лишь определенное по численности население.


В Египте, например, долгое время были запрещены войны, наука, транспорт (судоходство) и торговля, которые неминуемо приводили к развитию общества. Тем не менее, первая морская судоходная линия между халдеями (Вавилон) и Египтом возникла в бронзовом веке от дельты Нила до сирийского порта Библос. Суда египтян также назывались библос. За 4 дня ими преодолевалось 300 миль. Следует особо подчеркнуть, что торговля шла массовыми товарами, а не экзотикой.


Разделение труда и технологизация




Со Средневековья мы привыкли к тому, что в городе доминирует наемный труд. После Реформации наемный труд стал не только основной формой занятия горожан – в нем сосредоточилась новая, протестантская этика, воцарился дух капитализма и утвердиласьindustria, аскеза трудолюбия: Европа вступила в рыночную экономику.


Однако наемный труд до этого практически вообще отсутствовал. В античных городах Эллады, Рима, вообще Средиземноморья и Востока трудились рабы, и, уж, конечно, не по найму. Свободные люди предавались занятиям, за которые, по свидетельству Цицерона, получать плату считалось зазорно и неприлично. Допускалась также служба: государственная, городская, культовая – за это не платили, но более или менее адекватно компенсировали потерю времени и сил. Служить богам или Богу за плату выглядело святотатственно, как, впрочем, и фараону, царю, басилевсу, кесарю, императору и т.п.


Превращение наемного труда как источника существования в занятие как интеллектуальную и личностную капитализацию – вот ценностной смысл отказа от наемного труда и аскезы индустрии. Когда мы откажемся от протестантской идеи спасения в наемном труде, только тогда мы и перейдем в постиндустриальное общество.


Двадцатый век, а, точнее, технологизация процесса производства, а затем и других процессов, стал веком массового перехода трудящихся в разряд служащих: встроенные в технологические процедуры и операции, люди перестали видеть, ощущать и отвечать за результат своего труда, но только за сам процесс труда, измеряемый повремённой (например, почасовой) системой оплаты. Ритмика технологического процесса стала лейтмотивом организации всей городской жизнедеятельности, расписаний личной жизни, работы транспорта, городских служб и бизнесов. Технологизация охватила не только производственную и трудовую деятельность, но и отдых, рекреацию, общественные и интимные стороны жизни.


В этом смысле городская жизнь стала похожа на сельскую, где агроцикл воспроизводства (хозяйствования) чётко задает темп и ритм всей жизнедеятельности, вплоть до свадеб, зачатий, рождений и даже смертей.


Мы утеряли в городах столь ценимую нами и столь контрастную физиологии и вообще биоидности человека аритмию жизни с её спонтанными всплесками, озарениями, вспышками вдохновения, городская жизнь и планировка городов стали уныло монотонными, предсказуемыми как приход немецкого трамвая – строго по расписанию. Практически своими городами мы сами стали угнетать собственную креативность и вспыльчивость труда и творения.


Современный город вернул нас в мужское, хозяйственное время, одеревенился, а нам нужно векторальное – капризное и кокетливое – женское время во всей непредсказуемости и загадочности подлинно городской, карнавально-маскарадной жизни.


Город будущего должен вернуть нам нашу спонтанность. Город должен быть интересен, а, стало быть, и эстетичен.


Мы вступили в эпоху служб, отвлечённых от географии, разрушения и труда, и его географического разделения: отверточные производства и конвейеры в автомобилестроении, компьютерной и электронной промышленности, Макдональдсы, кредитные карточки и вся глобализация в целом лишают человечество географического разделения труда, и трудно оценить, хорошо это или плохо.


Ещё одна характерная черта современного географического разделения труда заключается во всё более выраженной конкурентной борьбе между странами, регионами, городами – с одной стороны, и транснациональными корпорациями – с другой. Реально мы приближаемся к тому, что всего 600 городов-миллионеров, концентрирующих 1.5 млрд. жителей Земли (около 20%), будут контролировать 80% мировой экономики.


Противостояние цивилизации и глобализма транснациональных корпорация выражается и всё более будет выражаться культурой и уникальностью городов, регионов и стран.


Полииерархии


Весь предыдущий социальный опыт свидетельствует о формировании в социуме одной, максимум двух иерархий. Отныне мы находимся в ситуации полииерархии:


- имущественная иерархия; сегодня в мире 2325 миллиардеров на 7 млрд. жителей планеты (1 из 3 млн. жителей), в том числе в России 62 (1 из 2.2 млн. жителей), в том числе в Москве 50 (1 из 400 тысяч), при этом далеко не всех из них олигархи (то есть принадлежат высшему слою и по богатству и во власти); очень важно, что 55% миллиардеров – self madepersons, а 35% не имеют высшее образование; чем богаче и многочисленней верхний слой имущественной иерархии, тем, естественно, бедней и многочисленней придонный слой


– властная иерархия; демократия – это не столько власть большинства, сколько власть многих; абсолютистская монархия КНДР, России и подобных им стран, демонстрирующих единоличную власть, приводит к порабощению всей иерархической пирамиды, особенно, ее основания: чем абсолютней власть одного, тем меньше свобод и надежд на свободу у остальных


– культурная иерархия; культура становится всё более недоступной для большинства, при этом, по всему культурному фронту, а верхний слой культурной иерархии практически неизвестен массовому большинству; если Давид Сарнов в 20-е годы создал радиовещание для приучения американцев к театру и серьезной музыке, то теперь просветительская функция образования либо сильно минимизирована, либо утрачена вовсе; сами творцы культуры никак не вписываются ни во властную, ни в имущественную иерархию


– интеллектуальная иерархия; на вершине этой пирамиды совершенно не тесно, и тем не менее, а, возможно, именно в силу этого, практически исчезли «властители дум», способные будоражить сонное большинство


– креативная иерархия; непонятно, где в этой иерархии располагаются структуры псевдотворчества (попса, авторы детективных и женских романов, мастера малярной живописи, ученые переписчики своих и чужих работ и т.п.), и эта непонятность делает данную иерархию наиболее напряженной и поляризованной


– духовная иерархия; в условиях беззастенчивой коммерциализации церкви святость и духовность становятся всё более экзотическим явлением как церковной, так и мирской жизни; как культурная, интеллектуальная, креативная и другие иерархии, так и духовная прозябает преимущественно в нищете и безвластии.


Ситуация наличия в социуме многих иерархий, контрастных друг другу и не связанных между собой отношениями и влияниями, приводит к тому, что


а) нижние слои всех иерархий практически сливаются в одно пятно пролетариев (свободных, но неимущих)


б) натяжение внутри каждой иерархии со временем не сглаживается, а нарастает (богатые становятся всё богаче, а бедные – всё бедней, властвующие становятся всё более властвующими, а властимые – всё покорнее, умные становятся всё умнее, а дураки – всё глупее, и так далее).


Сетевая диффузия, характерная для коммуникативного общества, к сожалению, оказывается всего лишь декоративной ширмой нового, иерархизированного разделения труда, деятельности и жизнедеятельности.


Иерархизации общества будет противостоять индивидуальная перисферность.


Сегодня значимость человека определяется его достаткомбогатством, знаниями, статусом, местом в той или иной иерархии – этого в будущем будет уже мало и всё это будет малозначащим.


Развитие сетевых коммуникаций, постепенная трансформация поло-возрастной структуры населения с пирамиды основанием внизу на пирамиду основанием вверху, размывание иерархий как на государственном уровне, так и в бизнесе и общественных организациях приведет и ментально и организационно к увеличению ответственности каждого члена общества, роли каждого человека, его самооценке и самоидентификации как заметному явлению не только для него самого, но и для всех окружающих.


Если в настоящее время основным индивидуальным социальным движением является лифтинг, продвижение наверх (вверх по образовательной лестнице, вверх по карьерной лестнице, вверх по культуре, вверх по семейному статусу, вверх в профессиональном сообществе и признании, вверх по зажиточности, богатству, владению имуществом и недвижимостью, вверх по лестнице власти, славы, популярности и т.п.), то в обществе отдаленного будущего это же движение станет горизонтальным, и успех будет определяться тем, как далеко и в каких сферах жизни распространяются коммуникации и влияние того или иного индивидуума, насколько гетерохронен, гетерогенен и гетерархирован, а, стало быть хаотичен («3г-хаос») его мир и насколько он смог его упорядочить («окосмичить») и образумить силой собственного интеллекта, прежде всего, интеллехией понимания (= насколько ему самому и окружающим понятен созданный им космос). Социальной характеристикой человека станет его перисферность – созданный и постоянно трансформируемый им мир коммуникаций, связей и влияний. Перисферность станет мерилом успеха и даже осмысленности существования большинства, хотя бы в коммуникационном пространстве.