В комнате слой тумана… Стихотворения

***

В Одессе пока нет снега, есть только ветер, пронизывающий до ключиц.
Ты говоришь о том, что завтра рано вставать с утра.
Я молчу, а ты, пожалуйста, не молчи,
Прощай меня каждый раз, когда сам не прав,
А если уйдёшь, оставь на столе ключи.

В Одессе пока нет снега, есть вязкий туман, горький запах горелых листьев.
Я молчу, когда мне хочется слишком многое рассказать,
От крика хрипеть, от слов твоих не зависеть.
Ты говоришь: не надо смотреть назад,
Если захочешь, просто хоть раз приснись мне.

В Одессе пока нет снега, только холодный дождь по ночам моросит чуть-чуть.
Шумно: соседи ссорятся, хмурые мамы внизу кричат.
Ты сонно водишь пальцами по плечу.
Я задыхаюсь рифмами, когда не знаю, с чего начать,
Когда не знаю, как не расплакаться – я молчу.

В Одессе пока нет снега, есть зимнее небо, но ветер ещё осенний.
И здесь у меня закончились все слова,
Остался вечер, короткая ночь с субботы на воскресенье,
Раннее утро и незастеленная кровать.

И я молчу, как будто в молчании моём – спасенье.
И я молчу о том, как тебя мне хочется целовать.


***

Вот он твой город, распахнутый, как пальто,
Я согреваюсь в снежном его подоле.
Город на части рвётся, в куски, на доли,
Небом без дна, прогулками по Подолу
И ежедневной утренней суетой.

Вот он твой город, растрёпанный, как коса,
Где тишина бьёт пульсом, звенит набатом.
Город мне станет мужем, забытым братом.
Утром вернёмся в школу, завяжем банты
И не сумеем главного рассказать.

Вот он твой город, протянутый как ладонь,
Я заплетаю яркие нити улиц.
Мы здесь не засыпали, но вдруг проснулись.
Город – с утра дрожащий, спешащий улей,
Хмурый, слегка умытый речной водой.

Вот он твой город, и вот она рядом я,
Ночью нам слишком радостно, утром – тесно.
Я здесь схожу с ума и теряю вес, но
Через полгода не отличишь от местной.
Небо вздохнёт и вытечет за края.


***

Сероглазая, больше не мне за тебя молиться.
Курить на балконе холодно, в комнате слой тумана.
Мир нестареющих женщин, их невозможные лица
Смотрят куда-то вверх, крупный снег падает на ресницы
Слипшейся белой перхотью, смёрзшейся кашей манной.
Боль убаюкана серостью, лестью, вином, обманом,
Хмелем побед. Я обещаю каждую зиму сниться,
Но никогда – звонить. Не грусти. До свиданья, мама.


***

Жжёной медью раскрасив крыши пустых домов,
Осторожное солнце прячет свои бока.
Мы достигли зенита, дальше уже никак.
Жаркий шёпот, как выстрел – точно, наверняка:
«Видишь, каждый прохожий – близкий, понятный, мой».

Серебристые блики, вязкий закатный сок,
Эфемерная радость – не разбуди, не тронь.
Солнце падает в море – пенный солёный трон.
Выворачивать наизнанку своё нутро,
Выворачивать вещи, стряхивая песок.

Золотится закат, как нитка янтарных бус,
По изнанке ладони тянется красный шов.
Непослушные пряди, сломанный гребешок.
Мне так горько, смешно, безудержно хорошо –
Расскажи мне об этом счастье, когда проснусь…


***

Семнадцатый был, как первый,
Как второй, двадцатый, как тридцать третий.
Рисовал на коже пальцами, целовал запястья, не знал запретов,
Щекотал нервы,
Курил тонкие сигареты.

Семнадцатый был, как пятый,
Как круги на воде, как круги ада,
Как озноб, поцелуй на прощание, неуместная, злая радость.
Приходил в пятнах
Кофе, крови, чужой помады.

Семнадцатый был, как сотый,
Как седьмой, десятый, как ни один из.
Знал, кого я любила кроме него, с кем водилась, с кем разводилась,
Наливал сока
В водку, когда я уходила,

Всё бросал, уходил следом.
Семнадцатый был последним.


***

Это такая боль, что почти не боль –
Светлая грусть, не бремя и не печаль.
Тёмные кудри, родинка над губой,
Черный пиджак вельветовый на плечах.
«Всё, ухожу» означает, что я с тобой
Буду всегда – не может не означать…
Я просыпаюсь свежей, чужой, нагой.
Белый батон, горячий имбирный чай.
Небо к полудню выйдет из берегов,
Ворохом брызг смыв прошлое сгоряча.


***

Узнай этот день по лязгу чужих ключей,
По запаху кофе, что просочился в двери,
По сладкому шепоту: «Ты всё ещё уверен,
Что будешь, как раньше – пьяный, смешной, ничей?»

По дрожи чужой ладони в твоей руке,
По звону цветных серёжек, по танцу жестов.
По шёлку постелей, где жарко, темно и тесно,
По жадному вдоху после «прости, окей?»

По рюмкам абсента, если в груди саднит,
По россыпи волосков и родимых пятен.
По каждой минуте, когда ты почти что спятил,
Но так и не смог осмелиться позвонить.

По смыслу, который каждый из нас искал,
По вороху снимков, что ты нашёл намедни,
Где русые пряди блестят золотым и медным
И вьются на слишком белых моих висках,

А пальцы укрыты мелкой цветной пыльцой…
По косам пустых аллей, по дыханью улиц,
По сонному скверу, где я засмеюсь, целуясь
И где не сумею вспомнить твое лицо.


***

Мой друг, ты там был, за стеной из столетних сосен,
За грузом больничной койки, за лязгом ворот бывал?
Тогда расскажи хоть немного, чуть-чуть про осень,
Про то, как под нею стынет река Нева.
Про то, как уходят птицы, сбиваясь в стаи,
Как движется сонный поезд по кругу станций.
Про то, что останется, если меня не станет,
Ведь что-то, хотя бы что-то должно остаться?
Мой друг, расскажи про небо, про боль, про память,
Про снег, про надежду или о чём ты хочешь,
А лучше скажи, как страшно бывает падать,
Теряться в огромной массе безликих прочих.
Как ветер звенит в руках, зарываясь в пёстрый
Рисунок прохожих, как светит солнце без киловатт.
Ведь ты же там был, за стеной из столетних сосен,
За грузом больничной койки, за лязгом ворот бывал…

Мой друг, ноябрь оказался невзрачным, седым, белесым –
Совсем не таким, как ты его рисовал.


***

Держать ладони твои ладонями,
Рассыпать волосы по плечам.
Такая нежность внутри бездонная,
Что я не знаю, с чего начать,

Что я не знаю, что будет после, но
Какая разница: счастье, быт?
Сначала только казаться взрослыми,
А дальше, нехотя даже – быть.

А дальше – жарко, светло, неистово
Любовь, как камень, носить в груди.
Такая нежность внутри – не выстоять:
И ни остаться, и ни уйти

В закат, из солнечных нитей сотканный,
Да в небо – синего шёлка гладь.
Ловить улыбки и взгляды сотнями,
Смешные искорки карих глаз.

Разбавить солнцем густые сумерки.
Ладонь к ладони, глаза в глаза.
Такая нежность внутри безумная,
Такая радость – не описать.


***

А я на неё гляжу – и весь мир глядит,
И что-то такое теплится у груди,
Что нет ничего ни раньше, ни впереди –
Одна только неба синь.

Прозрачное солнце, мартовский талый снег.
Кто знает, как я хотел бы остаться с ней
На сколах чужого счастья, в бреду, во сне –
И большего не просить,

И большего не искать, не хотеть, не ждать.
В разгаре апрель, стекает к ногам вода,
А я на неё гляжу – и внутри беда
Сердечную рвёт броню.

Вновь мерить шагами твёрдый земной гранит,
Две тысячи лет рождаться и хоронить.
Она говорит мне: «Господи, сохрани»,
А я ведь и так храню,

Пока тот, другой, целует её в уста
И в ней под её рукой отступает страх.
Закончился май, кто знает, как я устал,
И стоит ли это знать –

Вареньем из спелых вишен в груди бродить?
Она не одна, а я, как всегда, один,
Но я на неё гляжу – и весь мир глядит.
И в мире опять весна.