Принцип

*  *  *

НКВД – воронок милицейский,

на сидение заднее вмиг усадили

под тучно-мордастым присмотром верзилы:

сиди и не рыпайся – дело житейское.

 

Убьют, не убьют, а в поездке не били.

Время фатально текло – Елисейские

поля вспоминал он, кладбище еврейское

и московскую осень – пшеницу косили.

 

Что поделаешь, коль над собой он не волен

и к тому же далёк от партийного клана,

но хранит он в уме картографию штолен

 

и алмазные тайны чукотских вулканов.

А допрос из обычных... Посмертно усвоен –

его в семь утра расстреляла охрана.

 

*  *  *

Для слуха приятное крон шелестение,

но при этом в земле коренятся стволы.

Что нового в сказанном? – только углы

наклонов светила – изменчивость тени.

 

Принцип один, что в Ливане, что в Кении;

костёр и задымленность неба – котлы

и пиршество... Чёрт накрывает столы –

он в поварах при мясном отделении.

 

Как проверенный мастер, от белой кости

отделяет он мясо, как будто в полёте

он способен на крыльях саванну нести.

 

Ад слишком устойчив – его не взорвёте,

он без призраков – сущее здесь во плоти,

что в Риме (при Тите), в Египте (при Тоте).

 

*  *  *

Если желаешь объять визуально

купол небес (искривлённый предел),

попробуй ввинтиться в полуденный мел

координат без булды – капитально!..

 

Зачем ты объёмно трёхмерность хотел,

как есть, на себе испытать фигурально? –

до свиданья! – ты, в зону попав аномальную,

чуждую бывшей планиде... Исчез!..

 

Канул в бездонность незримою птицей

или каким-нибудь, скажем, фотоном,

или в чуждые Солнцу вписался границы,

 

где по фене тебе перекличка и шмоны,

там идущих на смерть привечает Фелица,

и в команде, при ней же, бессмертные клоны.

 

Y 

 

Y – это графика веток ствола –

ствол высокий со звёздами накоротке

и стекольщика резы на хрупком стекле,

или, может быть, это морщины чела.

 

Y – и на пробу похоже Пирке –

Зависит, с какого посмотришь угла

на палочки Коха... Не надо бабла

изначально тому, кто пытался в пике

 

себя ухватить – свой космический дух.

Что он бедности рад – показуха – фасон!..

А внизу разговоры и сплетни старух –

 

провинция – лузганье семечек – сон –

пчел жужжание, ос и назойливых мух...

Спасибо, что жив он – в окурках балкон.

 

 

Я СТРАДАЮ

 

Возле мусоросборников куча отбросов.
Ёмкости в пятницу вновь переполнены.
Птичьи крики кошачьими м-мяу дополнены.
Грянул день постирушек. Блестят купоросы.
В полночь рулады зверинца исполнены.
Ровный зуммер. Царят комары-кровососы,
и лишь для привыкших к мошке эскимосов
их укусы по фигищу – снами заполнены.
Не сплю только я, чтоб хламьё обойти
побыстрей – в отдалении дышится лучше.
А жара здесь такая – с ума б не сойти,
плюс долбёжная песенка «Besame mucho».
Я страдаю от страшной мигрени в пути
и от вида стаканчиков в урне вонючей!..

 

*  *  *

Тихий город, песчаные пляжи реки –

благодушие жителей провинциальных

вне политики, вне разговоров опальных,

вне тех, кто насилует наши мозги.

 

Здесь откровений бегут капитальных

ровно как те, кто  слагает стихи,

или над костерком и кипеньем ухи

колдует с умением перинатальным.

 

Так что же такое стихи обалденные,

вернее сказать – сокровенное Слово?..

Часы были в норме не только настенные,

 

икона в прядке (на ней Иегова)

и в хате печи с поддувалом свечение:

озаряется пеплом Вселенной основа!..

 

*  *  *

Вестибюль перед входом, где кошка ждала,

что кто-то откроет скрипучую дверь:

кошке казалось, что дом этот – зверь,

бетонно бездушный с любого угла.

 

Безязыким уменьем озвучивать ерррь

и сама, по всему, кошка зверем была,

где придётся – на свалках ютиться могла.

От моральных она не страдала потерь,

 

Норильск приютил её иль Беэр-Шева.

В общем, жила не страшась заболеть –

без мысли об этом ни справа, ни слева.

 

В холода умудрялась мурлыканьем петь

и в жару не боялась она перегрева –

это счастье, без жалоб на жизнь умереть!..

 

*  *  *

Тебя изнутри не подводят часы –

в субботу движенье машин прекратится.

Господь бережет эффективней полиции –

Он сердце твоё положил на весы.

 

Здесь только авгуры – жрецы ауспиций,

вверх подъемлют глаза и горбинки-носы –

да у них, бородатых, набухли сосцы,

чтоб зигзаг угадать пролетающей птицы.

 

Но ты не пытайся в парящие зорче

крылья всмотреться, ведь держишь бразды

не ты их полёта, слетишь ли с обочины

 

или во сне кувыркнешься в Янцзы...

Под вопросом спасение! – разве что Отче

вдруг дёрнет случайно коня под уздцы.

 

 

*  *  *

Сюжет возможно повернуть и так и эдак.

Не счесть суммарного количества сюжетов,

владелиц ломано-жеманствующих жестов –

сатиры млеют в окружении нимфеток.

 

Кто был везунчиком ещё в разгаре лета,

перестарался – подустал, от счастья этого.

Что в результате? – оказался без гаджетов:

сон не похож был на безмерную монету!

 

Нуль от костей своих оставил он и клеток,

нуль от артерий, альвеол, венозных трубок;

но с продолженьем в виде малых деток.

 

За правду жизненную мы подъемлем кубок,

за суть древесную под топором – без веток:

коли не чурки от него, то лишь обрубок!

 

 

*  *  *

Не снился отроку роскошный Голливуд,

его ничуть не привлекла стезя артиста –

был слесарем, а надо – трактористом;

крещёным был, не допуская блуд.

 

Поклоны клал Всевышнему он истово.

Дышать молитвой не считал за труд.

Не ветерком, а красотой рябило пруд –

весь переливчатый – цыганское монисто.

 

Но что-то грешное внезапно снизошло

на отрока – он психом стал метаться,

житьё-бытьё, видать, с ума его свело...

 

На месте оного страшитесь оказаться –

в тисках смирительной рубашки НЛО

на Землю вряд ли стоит возвращаться.