Наталья Гринберг

Диван в стиле викторианской готики

драма в двух актах


 


Родителям посвящается


 


Действующие лица:


 


БОРИС: эмигрант, инженер-электрик, владелец электромонтажной компании


НАТАША: жена Бориса, учительница фортепьяно


БЕН: их сын, родившийся в США


АНЯ: молодая женщина, похожая на Бориса


МАРК: отец Ани, бухгалтер


ЛАРИСА: мать Ани


РИЧАРД: муж Ани, хирург


ТОЛЯ: эмигрант


МАРИНА: его жена


АДВОКАТ АУЭРБАХ


ВАЛЕТЫ: работники по обслуживанию жильцов дома в Майями, эмигранты из Латинской Америки.


МЛАДШИЙ (МВ)


СТАРШИЙ (СВ)


МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК в инвалидном кресле, с деформированными, скрюченными и парализованными конечностями и языком, не умещающимся во рту (МЧ)


ОТЕЦ МОЛОДОГО ЧЕЛОВЕКА (ОМЧ)


АГЕНТ ПО НЕДВИЖИМОСТИ (АПН)


 


Количество исполнителей зависит от фантазии режиссёра и постановочных возможностей театра.


 


 


АКТ 1


 


Сцена 1


 


Наше время. Спальня в многоэтажном доме в районе большого Майами. На полу стоят упаковочные ящики. На передвижной вешалке висят платья. На столе лежит стопка обувных коробок и платков. Два валета поднимают диван и несут к двери из спальни.


 


МЛАДШИЙ ВАЛЕТ. Стой! Да не пройдёт эта бандура через проём.


СТАРШИЙ ВАЛЕТ (Держа диван на весу). Куда она денется! Всегда кажется, что ни за что, а потом тютелька в тютельку. Увидишь. Молодой ты ещё, неопытный.


МВ. Зато у меня глазомер хороший.


СВ. Разворачиваемся. Ты уже. Иди первым, а то я заслоню весь проём.


 


Валеты разворачиваются и приближаются к дверному проёму, но диван оказывается чуть шире.


 


СВ. Рекогносцировка. Опускай это старьё.


МВ. Тс-с. Ещё услышит.


СВ. Ну и услышит. И что?


МВ. Чаевые урежет.


СВ. Говорю же, молодой ты и неопытный. Я с наследником договорился чётко. Что я, дурак тащить такие фиговины, а потом подобострастно смотреть в глаза? Наследники ж обычно не понимают: сколько давать, кому, где. Слепые котята. Тыкаются, тыкаются, мяукают! Это твоя первая «нулёвка»?


МВ. «Нулёвка»?


СВ. Ну, я их так называю. Полная очистка квартиры после похорон и всяких там других дел и бумаг.


МВ. Нулёвка! Надо же! Живут люди, наряжаются, причёсочка, губки накрашены, а потом смотришь – батюшки, везёт санитарка на инвалидном кресле развалину. Что-то серое, трясётся, трубки кислорода в носу, на последнем издыхании, покупай место на кладбище, а то поздно будет. Но миссис Зацепкина! Подумать только! Я её не видел несколько месяцев. Ну, не видел и не видел. Мало ли что… а потом – уже не помню, кто рассказал. Ты, может, и рассказал, что она вытворила. У меня в голове не укладывается, как она решилась!


СВ. Я? Я рассказал? Что я тебе рассказал? Глазомер у него хороший… Молодой ты ещё. Не всё, что кажется, вяжется. Понял. Заключения полиции или кого там ещё… Врача.


МВ. Патологоанатома.


СВ. Во-во… Так что… Вопрос открыт… Фишка в чём при нулёвке? Никто из наследников ничего не знает.


МВ. Это же их сын. Как же он ничего не знает?


СВ. Сколько ты у нас в здании работаешь? Год?


МВ. Почти.


СВ. Видел раньше сына Зацепкиных?


МВ. Ты думаешь мы всех видим?


СВ. Я здесь десять лет работаю. Знал ещё самого мистера Зацепкина, пусть земля ему будет пухом. Какие чаевые давал! Остановится, поговорит, как с равным, советы даст, подарочную карточку на праздник. На рождество – благодарственную открытку и наличными прилично. И гладит свою собачку. Как любил, как любил её! То солнышком, то зайчиком, то мальчиком назовёт, и слёзы умиления в глазах. Но… ни мистер Зацепкин, ни миссис ни разу даже не намекнули, что у них есть взрослый сын. За десять лет через мои руки не прошло ни единого срочного письма, ни посылки, ни цветочка на День Матери. Думаю, на её похоронах сына тоже не было. Когда он, наконец, приехал, даже не знал, как в здание зайти. Естественно, я ничего не спросил, мол, где ты был? Столько времени прошло, как она… Ну… Не хочу лишний раз… У меня кошмары по ночам от вида… осколки, кровь размазана… в гараже. Ну как же она так… Ну как? Как это получилось? И так поворачиваю в голове, и сяк. Не могла она нарочно так сделать. Не такой она человек.


МВ. Да, загадка… (Осматривает диван, измеряет его ладонью, потом измеряет дверной проём балконной двери). Наверное, этот диван через балкон внесли. Та дверь пошире будет. Поднимай.


СВ. Куда ты спешишь?


МВ. У меня лекция по квир-теории через полтора часа. Пока переоденусь, пока в пробке простою. Давай, взяли – сделали.


СВ. На что тебе эта квир-теория сдалась?


МВ. Гарантия получить «отлично». Я ещё намекнул, что подумываю стать женщиной, так профессор передо мной чуть ли не на колени стал.


СВ. Женщиной? Боже, до чего ж учёба доводит! Квир-теория, ну ты дал. А по мне, что с ней, что без неё – одна хрень. Дверь пассажиру открой, руку подай, дверь закрой, машину на парковку отвези. Всё равно они имени нашего даже не знают, даром, что на униформе написано. С квир-теорией, что ты с ней делать-то будешь?


МВ. Ну не скажи. Не всю жизнь я машины парковать буду да сумки подносить. Я, между прочим, отличник и на работу в отдел кадров мечу.


СВ. Ну… Тогда понятно. Для отдела кадров квир-теория необходима. Дочь рассказала.


МВ (Смотрит на диван). Взяли?


СВ. Взяли.


 


Поднимают диван и несут к балконной двери. Боком просовывают почти весь, но он опять застревает.


 


СВ. Отбой. Всё. Эта херня никуда не влазит. А, может, проёмы влагу океанскую впитали с тех пор, как диван внесли в эту спальню?


МВ. Так они же металлические! Надо отвёртку найти. Снять дверные карнизы. Несколько дюймов добавится к проёму.


СВ. Ну ты дал. А потом наследник скажет, что мы напортачили ему здесь на тысячи долларов. Молодой ты ещё. Так: мы этот раритет ставим на место, и пусть он сам отвинчивает, снимает, втискивает, что хочет и как хочет.


МВ. А чаевые?


СВ. Он интеллиГЭнтным выглядел. Даст!


МВ. А вдруг нет?


СВ. Смотри, я без всякого колледжа усёк, что русские бывают трёх типов. Взять болтунов, например. Думают, чем громче говорят, тем их английский понятней. Кукарекают, кукарекают, квохчут. Кто их знает: радуются они, наставление читают или жалуются? Но прижимистые – ужас. Потом есть нормальные, ну как мистер Зацепкин… Как будто здесь родился, но чуть больше интереса к нам, и чаевые – вдвойне.


МВ. А третий тип?


СВ. Я ж сказал. ИнтеллиГЭнт.


МВ. Разве ж это плохо?


СВ. Вроде и придраться не к чему, но мыльный пузырь. Никогда не торгуются. Боятся, наверное, что лопнут от унижения.


 


Ставят диван на место. МВ осматривает его с видом знатока. Трогает антикварную резьбу.


 


МВ. Это не современная подделка. Настоящий. Конец XIX-го века.


СВ. Боже, какая труха.


МВ. Эта труха нас переживёт. Чем старше, тем дороже. Она может нашу годовую зарплату стоит.


СВ. Скажешь тоже!


 


Валеты уходят, тихо переговариваясь. Слышен громкий голос СВ за сценой и голос БЕНА. На сцену входит БЕН. Обходит диван вокруг. Садится на него, зажмуривается на долгое время, потом рывком достаёт телефон. Пытается сообразить, кому звонить в таком случае и вздрагивает, когда телефон начинает звонит сам.


 


БЕН (В телефон). Хелоу… Да, я понимаю. Вернее, я не понимаю. Этот чёртов диван. Ни в одну дверь не влезает. Но если он стоит в комнате, то как-то же он сюда попал? Папа… (Спотыкается на слове «папа». Пауза.) Отец… Он мог вещи из двух чемоданов в один уложить. Это у него бзик такой был. Впихнуть больше, чем другие. (Пауза.) Завтра. Покупатели приходят в десять утра на инспекцию, а это, pardon my French, произведение устаревшего искусства, предстанет пред ними во всей мешающей им красе. Увидят, вожжа под хвост попадёт и не подпишут окончательную сделку. Будут душу мотать, выторговывать тысячу здесь за неудобство, тысячу там за опасность поцарапать карниз… Да. В записке к завещанию. Там написано: «Антикварный диван в стиле викторианской готики конца XIX века, особо ценный».


 


Появляется НАТАША.


 


НАТАША (Обращается к зрителям). Мы его приобрели вскоре после того, как Бен женился и, естественно, он стал свидетелем крушения наших надежд, споров, увещеваний, рыданий, снотворного забытья, молитв и смерти. Но от дивана так же, как от Бена, нельзя было добиться ответа. За что? За что? (Уходит со сцены.)


БЕН (Продолжает говорить по телефону). Что мне с ним делать? До десяти утра его нужно убрать. Хоть с балкона бросай! На этот счёт не волнуйся – на балкон он тоже не влезает. Просто наказание какое-то… Ну ладно. Завтра. (Кладёт телефон в карман. Внимательно рассматривает все стены, окна и проёмы, чуть ли не нюхает штукатурку. Укладывается на пол и рассматривает строение ножек дивана, издавая звуки неудовлетворения.) Завтра в десять. (Громче.) Завтра в десять. (Ещё громче.) Завтра в десять! (Встаёт, плюхается на диван и обхватывает голову руками.)


 


Мелодичный звонок в дверь удивляет Бена. Через короткий промежуток звучит ещё один звонок.


 


Сцена 2


 


Несколькими неделями ранее. Частный дом Браунов. АНЯ разбирает почту, сидя за столом в домашнем кабинете. Перед ней мусорное ведро. В высокой стопке письма и реклама. Некоторые конверты она выбрасывает, не раскрыв, некоторые разрезает специальным ножичком, просматривает и складывает в аккуратную стопку. Один конверт, вложенный в другой конверт, привлекает внимание Ани, и она его долго рассматривает. В комнату входит РИЧАРД, на ходу застёгивая рубашку и заправляя её в брюки.


 


РИЧАРД. Как всегда, когда погода хорошая, в больницу вызывают.


АНЯ. Возвращайся побыстрее. С Сэмиком в зоопарк пойдём. Он бредит аардварком. Что за животное, его даже разглядеть нельзя в сумерках пещеры.


РИЧАРД. Ну, только если пациент решит умереть до зоопарка…


АНЯ. Не надо так шутить.


РИЧАРД. В больнице нельзя шутить, дома нельзя шутить. (Подходит сзади к Ане, чтобы поцеловать в шею. Показывает на запечатанный конверт.) От кого?


АНЯ. Непонятно. Адрес вроде от руки написан. Он был вложен в другой конверт, от компании или адвоката какого-то.


РИЧАРД. Реклама. Не теряй время. Выкинь. Я пошёл.


АНЯ (Целует его, потом разрезает конверт и разворачивает письмо. РИЧАРД направляется к выходу. АНЯ читает вслух). Здравствуйте, я ваша тётя.


РИЧАРД. Я же сказал. Опять нигерийцы балуются. Что пишут? Дайте, мол, номер счёта, чтобы наследство перевести в ваш банк?


АНЯ. Письмо по-русски.


РИЧАРД. Чтобы лучше в доверие втереться. Брось. Не трать время.


АНЯ. От руки написано. Почерк красивый, как у мамы. Буковка в буковку. У них в школе предмет такой был, чистописание.


РИЧАРД (паясничая). Дорогая племянница, ты меня не знаешь, но я тебе оставляю пятьдесят миллионов долларов в наследство. Ешь апельсины, рябчиков жуй, и как там у вас дальше… (Потирает руки.) Ой, построим свою больницу где-нибудь в глухой деревне. В Гомеле, например. Хомель? Гамель? Буду аборигенов лечить.


АНЯ. Не паясничай.


РИЧАРД. За что ты меня любить будешь тогда?


АНЯ. За вредность. Вот поедем в Гомель и увидишь, что вовсе это не деревня, а европейский город. Вот и «тётя» пишет, что она из Гомеля.


РИЧАРД. Да какая на фиг тётя? У тебя ни тёть, ни дядь нет! Дай прочитать. (Возвращается и пытается забрать у Ани письмо.)


АНЯ. Так на русском же. Обожди, там ещё что-то есть. (Вынимает несколько фотографий из конверта.) Хм. Это я в два года. У родителей такая в альбоме есть. (Переворачивает фотографию.) Дорогому дяде Борису от Анечки.


РИЧАРД. Подделка. Дай сюда.


АНЯ. Да обожди ты.


РИЧАРД. Борис? Был в давние времена мультфильм такой «Борис и Наташа».


АНЯ. Да не Борис, а Борис.


РИЧАРД. А тётю Наташей, небось, зовут?


АНЯ (Смотрит в письмо). Как в воду глядел. Наташа.


РИЧАРД. Да выброси этот мусор. Мошенники такие умные стали в наше время, но на всякого мудреца довольно простоты. Надо ж, Борис и Наташа. Дай сюда. Я скормлю эту бумагу шредеру. (Придвигает ногой шредер.)


АНЯ. Обожди. (Рассматривает вторую фотографию.) Женщина напоминает мне кого-то. И мужчина тоже. Где-то я его видела.


РИЧАРД (Берёт у Ани фотографию, рассматривает). Интересно. Хм-м-м. Посмотри на меня. Теперь в профиль. Ясно. Ты его не видела.


АНЯ. Я лучше знаю, кого я видела, а кого нет. Лицо мне его знакомо.


РИЧАРД. Это две разные вещи: «лицо знакомо» и «видела». Лицо тебе точно знакомо. Ты что-то подобное каждый день видишь. В зеркале. Борис действительно на дядю тянет. Сфотошопили лицо мужчины с твоего. В интернете нашли твою фотографию, пропустили её через программу, состарили. Минута работы. Дай мне весь этот мусор.


АНЯ. Не с ней ли я так мило беседовала в очереди у дантиста где-то год тому назад? У неё была небольшая щербинка на лбу. Посмотри сюда. (Показывает Ричарду фотографию.) Щербинка на лбу.


РИЧАРД. Мошенники, везде мошенники! Дай мне весь этот мусор.


АНЯ. Сама выкину. Поезжай в госпиталь. Больной ведь не вечный.


РИЧАРД (Целует Аню). Пойду скальпелем поорудую. Может, к зоопарку успею. Це! (Идёт к выходу, наблюдая за Аней.)


АНЯ. Це. Лю! Ах, тётя, дядя… (Демонстративно бросает письмо и фотографии в мусор и туда же сбрасывает горку рекламных газет. Как только за Ричардом захлопывается дверь, АНЯ выуживает письмо и фотографии из мусора. Перечитывает.) Когда вы получите это письмо…


 


Выходит Наташа.


 


НАТАША. Когда вы получите это письмо, меня уже не будет. Борис умер три года назад, а я всё барахтаюсь. Пытаюсь исполнить его желания. «Живи, Наташка», – говорил он. – «На полную катушку. С собой ничего не заберёшь!»


 


Выходит Борис.


 


БОРИС. Живи! Трать на широкую ногу. Путешествуй, одевайся в модное и красивое. Покупай дорогие украшения. Заведи себе ухажёра или двух. Для чего я работал? Чтобы нам и отморозкам жить не тужить, но отморозки – они и есть отморозки. Не смей менять завещание. Хватит! Такое впечатление, что большую часть жизни прожили мы у разбитого корыта из-за этих… Этих… И так и этак в голове я проворачиваю нашу жизнь с Бенечкой… Тьфу! Бенционом, называйте меня Бен. Отморозок! Бен-шмен! Как ни назови – отморозок. Вроде и выглядел, как наш сын, но… От-мо-ро-зок! Камень… Камень, замурованный в высокомерие…


НАТАША (Произносит содержание письма в то время, как Аня его читает). По нашему завещанию, Энн Браун, то есть вы, Аня – наша наследница. Точную сумму вам сообщит адвокат Ауэрбах. Советую не откладывать наследование в долгий ящик, так как за домами и квартирами нужен досмотр. Адвокат, конечно, за всем будет следить, но его услуги стоят не три цента. Хотя – дело ваше.


БОРИС. Аня, ты, конечно, захочешь узнать, что это за добрый американский дядюшка у тебя объявился. В Америке семейные тайны такого порядка рассказывают направо и налево, и нет ничего криминального в их разглашении. И, хотя с мёртвого взятки гладки, мы дали обещание молчать по этому поводу, пока живы. Но! Я не давал обещание распылить своё состояние, как прах, над Флоридой. После сына и внуков, ты моя самая близкая родственница. Результаты моего анализа ДНК хранятся в нескольких известных базах данных, доступ к которым ты сможешь получить через адвоката Ауэрбаха. К сожалению, из-за ограничивающих обстоятельств я не смог узнать тебя ближе. Деньги на твоё воспитание дать – да, а общаться с тобой, быть частью твоей жизни – нет. Надеюсь, что наследство откроет для тебя и твоей семьи новые возможности. Будь праведной и твори добро. Твой дядя Борис.


АНЯ (Разговаривает с собой). Ты что-нибудь понимаешь? За домами и квартирами нужен досмотр. Звучит заманчиво. Надо же, дядя какой-то. Откуда? У него было тело, ДНК, лицо, характер, жена, а теперь остались только дома, квартиры, деньги. И тайна. Где он жил? (Рассматривает конверт.) Майами. Мы там чуть не каждый год отдыхаем. Может, даже сидели рядом на пляже или проходили мимо в супермаркете. Ишь ты! А до этого? В Гомеле? Весь город «два шага налево, два шага направо». Наверное, тысячу раз видели друг друга на Советской. И чей он брат? А может… (Берёт телефон и набирает номер.)


АВТООТВЕТЧИК (с русским акцентом). This is the phone of Larissa and Mark Perlin. We will get back to you if you leave a message.


АНЯ. Мам, пап, срочно надо что-то у вас узнать. Позвоните.


 


Сцена 3


 


Квартира Перлиных.


 


ЛАРИСА. Так и знала! Какие исчадия ада! Никак не могут успокоиться. Ведь обещали!


МАРК. Ларочка… (Падает в кресло.) Я… Ты… Боже мой! Вся жизнь насмарку!


РИЧАРД. Десять лет пытаюсь понять, что за страсти. What’s the big deal! Сотни тысяч людей живут с этим. Да что я говорю. Миллионы. Но вы, русские, из всего делаете тайну. Зачем? И меня в неё втянули. Надо было сразу сказать «нет», а я дурак… Вот что теперь делать? Аня может и не простить. Да что я говорю? «Mожет»…


ЛАРИСА. Отвлекись ты от себя. Ты вообще ни при чём. Это у нас трагедия!


РИЧАРД. Странные вы люди. Какая трагедия? Надо ей всё рассказать. Очистить воздух, как мы говорим. Она же добрая и умная женщина.


ЛАРИСА. Через мой труп! Ты себе представить не можешь, какие это ужасные люди. Уверена, что они всё так подстроили, чтобы у нас в семье учинить скандал. Это они так развлекаются.


РИЧАРД. Ничего себе развлечение.


ЛАРИСА. Что делать, ума не приложу.


 


Звонит телефон. Никто не порывается его поднять, а смотрят друг на друга в ужасе.


 


АВТООТВЕТЧИК (с русским акцентом). This is the phone of Larissa and Mark Perlin. We will get back to you if you leave a message.


АНЯ (Голос в телефоне). Мам, пап, ну, где вы? Перезвоните, наконец-то! Срочно нужна информация. На мобильных тоже оставила сообщение. Где вы?


МАРК (Тянет руки к Ларисе). Как будто судья сначала спросил у меня: «Чего ты боишься больше всего в жизни?», и потом присудил мне именно такое наказание.


ЛАРИСА. За что тебя наказывать? Ты что, преступление совершил?


МАРК. А как это по-другому назвать?


ЛАРИСА. Опять! Сколько можно! Не мели чепуху. Ты самый благородный, самый добрый, самый заботливый муж и отец в мире.


МАРК. Это я своей теперешней головой понимаю, что нехорошо поступил, нечестно. Не по-мужски, а тогда, идиот, просто захлёбывался от своего благородства. Ну подумай…


ЛАРИСА. Как нечестно? А ему эмигрировать было честно? Уехать было по-мужски?


МАРК. Ты ж его всё равно к Ане не подпускала на пушечный выстрел.


ЛАРИСА. Угу. Подпусти его. Разогнался. Уронит или сапожки забудет ребёнку надеть в мороз. И как с гуся вода. Клоун. Паяц. Хохочет, хохочет, а потом, вдруг, глаза выпучит и начинает орать. Или в молчанку днями играет. Жила, как в сумасшедшем доме. Ужас!


МАРК. Ларочка, у страха глаза велики. А я смотрел на него твоими глазами, но ведь, на самом деле, я никогда его не видел. Всё с твоих слов. Теперь только дошло!


ЛАРИСА. Надо ж! Три десятка лет с человеком живёшь, и вдруг выясняется… Пригрела… Ты что? Все эти годы жил с вруньей?


МАРК. Только не волнуйся. Я ж не говорю, что ты врёшь, а только, что…


ЛАРИСА. Только что? Испугался быть героем? Страшно, что оказался честнее и лучше!


МАРК. Да что я сделал геройского? Миллионы мужчин воспитывают приёмных детей. Они что, все герои?


ЛАРИСА. Для меня – да.


МАРК. Да брось ты. Присвоить ту, которую незаконно отобрали? Какое это геройство? Это воровство. Я вор. Какое это вообще геройство: быть трусом? Я трус! А трус боится всегда! А вдруг кто-то ляпнет, а вдруг увидит, что на меня не похожа, а в последнее время новый страх, посильнее старых – вдруг она сделает тест ДНК? Сколько раз уже решался ей сказать…


ЛАРИСА. Ей сказать? А я как будто и ни при чём? У меня и спрашивать не нужно? Так, сбоку припёка, мать какая-то!


МАРК. Да, хотел сказать. Слова прямо распирали меня, а рот не раскрывался. Я трус. Советская власть у Александра отняла отцовство, а я тут как тут. Схватил, как вор. Вор и трус!


 


Звонит телефон. МАРК и ЛАРИСА смотрят на него с ужасом.


 


АВТООТВЕТЧИК (с русским акцентом). This is the phone of Larissa and Mark Perlin. We will get back to you if you leave a message.


АНЯ (Голос в телефоне). Мам, пап, ну где вы? Я звоню, звоню. Вы же должны быть дома! Перезвоните, наконец! Мне срочно нужно у вас что-то узнать!


МАРК. Вот видишь! И это – только начало. Трус умирает каждую минуту…


ЛАРИСА. Боже, что на тебя нашло? Что ты несёшь? Это он трус, клоун, изменник! Оставил ребёнка и убежал в другую страну!


МАРК. Мы тоже убежали. В ту же самую страну. И даже ему не сообщили, что дочь его…


ЛАРИСА. Сообщать ему! С какой стати? Он же от отцовства отказался? Отказался.


МАРК. У него что, выбор был? Как бы его отпустили из нашего социалистического рая, если бы он не отказался?


РИЧАРД. Правильно ли я вас понял, что биологический отец Ани смог эмигрировать только после отказа от отцовства? Так, что ли? А как же алименты на ребёнка? Это как? Любой собрался и айда в другую страну от алиментов? Удобно.


 


ЛАРИСА и РИЧАРД молча переглядываются.


 


РИЧАРД. Что? В чём загвоздка? Был ли в СССР child support?


МАРК. Алименты? Были.


РИЧАРД. Так он, как его имя, из Америки платил алименты в Гомель?


ЛАРИСА. Нет.


РИЧАРД. Не понимаю. Он уехал и концы в воду?


ЛАРИСА. Нет.


РИЧАРД. Вы напоминаете моего пациента. Русский старичок. Спрашиваю у него вчера: «Когда вам аппендицит вырезали»? Он: «Мне не вырезали». «Вот же шрам. Откуда он»? «Так это мне аппендицит вырезали». Знаете, как ваш цирковой аттракцион называется? Заколдованный круг.


МАРК. Он заплатил всю сумму одним взносом за все годы, с трёх лет Анечки и до совершеннолетия.


РИЧАРД. Интересно, откуда он взял такую огромную сумму денег? Насколько я понимаю, вы все в Гомеле были нищие. Совершеннолетие в Чернобыльстане наступало, как у нас, в восемнадцать?


 


ЛАРИСА и МАРК кивают.


 


РИЧАРД. Понятно.


МАРК. Что тебе понятно? Что понятно?


ЛАРИСА (Кричит). Не заводись!


РИЧАРД. Попытаюсь перевести на человечий язык. То есть, биологический отец Ани…


МАРК. Александр.


РИЧАРД. Биологический отец Ани, Александр, был вынужден отказаться от отцовства одновременно с полной выплатой алиментов за пятнадцать лет вперед. Откуда он взял денег – неизвестно. Странная система: заплати, чтобы потерять отцовство. И где ж этот Александр теперь? Между прочим, он биологический дедушка нашего Сэма, лишённый всех прав беззаконными законами.


ЛАРИСА. Какое это имеет значение? У Сэмика есть нормальный и любящий дедушка Марк. Дедуся.


РИЧАРД. Лариса, этот вопрос выходит за рамки любви и ненависти. У человека обманным путём отобрали дочь, а теперь он лишён внука. Это никак не относится к вам или Марку. Не вы лишили его отцовства.


ЛАРИСА. Как не относится? Мы что, безмолвные овцы? Мы разве не родители Анечки? Как не относится? Ты откроешь шкатулку Пандоры, а из неё такое полезет, такое… Пусть остаётся закрытой. Умоляю, Ричард, не открывай её. Пожалей меня. (К Марку.) Оставь это… Забудь. Эта буря уже отгремела, улеглась, и мы можем спокойно жить. Не мути воду!


МАРК (игнорируя Ларису, к Ричарду). Теперь ты понял, в чём дело?


ЛАРИСА. Ой, ищете вы себе проблемы на голову, рисуете воздушные замки, в которых вы – благородные рыцари, освобождающие пленённого воина, а найдёте, так знать не будете, куда его девать, как обратно в кандалы засунуть! Забудьте. Прошло, улетело. Дело сделано. Жизнь идёт. Всё устроилось.


РИЧАРД. У кого устроилось?


ЛАРИСА. У нас. Мы спокойно и счастливо живём.


РИЧАРД. Строим счастье на чужом несчастье? Так?


МАРК (Хлопает Ричарда по плечу). Вот за что я тебя люблю…


ЛАРИСА. Смотри, уже спелись, баритоны, искатели приключений.


РИЧАРД. Лариса, при всём уважении к вам, даже если мы эту неожиданно раскрытую рану зашьём, кто-нибудь когда-нибудь спросит: «Вот же шрам! Откуда он?». Хотите или нет, Ане я всё расскажу, Александра найдём.


ЛАРИСА. Конечно, великодушный какой! Иди на фиг, дорогая тёща! Ваше слово – так, трынь-брынь! Да?


РИЧАРД (К Марку). Вы со мной к Ане? Не бойтесь. Аня вас как любила, так и будет любить. Папа и отец не всегда одно и то же. Пошли?


МАРК (Разрубает ладонью воздух по вертикали. Кладёт ключи от машины в карман). Поехали!


 


МАРК уходит за РИЧАРДОМ, не оглядываясь на ЛАРИСУ.


 


ЛАРИСА. Мужская солидарность хренова! Жалко им стало Александра, видите ли! Монстра этого. Представляю его гомерический смех и глаза в щёлочку. Победитель. Кто-то его дочь вырастил, выпестовал, а он придёт на всё готовое. (Изображая Александра, ёрничая.) Ах, доченька, ах, Анечка, я так без тебя страдал. А это мой внучок? Какой хорошенький! Ну вылитый я! (Своим голосом.) Боже, ну нет спасения от этого исчадия ада. За что ты так меня?


 


Звонит телефон.


 


АВТООТВЕТЧИК (с русским акцентом). This is the phone of Larissa and Mark Perlin. We will get back to you if you leave a message.


АНЯ (Голос в телефоне). Куда вы пропали? Неужели трудно перезвонить! Сижу и смотрю на телефон, а он молчит. Это жe пытка! Перезвоните!


 


Сцена 4


 


Десятью годами ранee. БОРИС и НАТАША сидят напротив адвоката за рабочим столом. Перед ними толстый фолиант. Адвокат переворачивает страницы, помеченные жёлтыми наклейками в тех местах, где нужны подписи.


 


АДВОКАТ. Этой подписью вы, Борис, отдаёте право своей жене Наташе быть вашим попечителем в случае вашей недееспособности. (БОРИС расписывается. Адвокат переворачивает страницу.) А здесь, вы, Наташа, отдаёте право своему мужу Борису быть вашим попечителем в случае вашей недееспособности. (НАТАША расписывается.)


БОРИС. Одних росписей хватило бы на небольшую книгу. Книгу жизни, любви, самопожертвования и утраченных надежд. А мне радостно. Ты знаешь, Наташка, я как будто вознёсся на самый верх американской горки и лечу. Какое чувство!


 


Адвокат снимает пиджак и рубашку с галстуком и остаётся в футболке с логотипом Princeton High School. Становится молодым БЕНОМ-старшеклассником. НАТАША и БОРИС тоже снимают верхние части одежды и остаются в футболках. НАТАША сидит на стуле впереди и время от времени крутит воображаемый руль. БОРИС и БЕН сидят на задних сидениях.


 


БОРИС (Указывает на что-то за воображаемым окном машины). Пальма! Я выиграл! Я первый, первый! 


БЕН. В следующий раз я точно выиграю. А вон ещё одна! А мы в «Мир Диснея» заедем по дороге? Это же во Флориде?


БОРИС. Ничего себе «заедем!»


НАТАША. Ничего себе «по дороге!». Это крюк. Часа два в каждую сторону. И вообще, Дисней для маленьких детей, а ты уже в девятом классе.


БЕН. Помнишь, когда мы были там года три назад, я не прошёл по росту на «Big Thunder Mountain Railroad». Вы это называете американскими горками. Дюйма не хватило. У меня с тех пор идея фикс проехаться на них. Ну, мам! Ну, мамочка!


НАТАША. Смешной ты, Бенечка. Все уши прожужжал про эти горки. Разве я когда-нибудь забываю о том, что ты просишь?


БЕН. Так мы едем в «Мир Диснея»? Да?


НАТАША (Напевает). Мы едем, едем, едем в далёкие края, хорошие соседи, счастливые друзья.


БОРИС, НАТАША и БЕН (Все вместе продолжают петь.) Нам весело живётся, мы песенку поём, и в песенке поётся о том, как мы живём. Тра-та-та! Тра-та-та!


БЕН. Вот компания какая! Мам, ты самая лучшая!


НАТАША. А папа?


БЕН (Забрасывает руку на плечо папе). А с папой мы конспираторы. Да, пап? (Тихо БОРИСУ.) Сработало!


БОРИС (Прикладывает палец к губам). Тс-с. Не выдавай меня.


 


НАТАША, БОРИС и БЕН надевают одежду, которую сняли с себя. БЕН становится АДВОКАТОМ АУЭРБАХОМ.


 


АДВОКАТ. Теперь переходим к завещанию имущества. Ваши указания остаются в силе? Не передумали? Честно говоря, благодаря строптивым детям, я хорошо зарабатываю. Сначала отцы лишают их наследства. Через год отношения налаживаются, и завещание переделывают. Потом чадо умудряется нахамить отцам или не позвонить на Новый год, и завещание переписывают снова. И так по десять раз. Я вас не отговариваю. Ваше дело. Мне только выгодней. Но всё-таки спрашиваю ещё раз: уверены ли вы, что хотите лишить вашего сына наследства?


БОРИС. Почему лишить? Мы ведь ему кое-что оставляем. Помните, я вам перечислял? Антикварный диван в нашей большой спальне.


АДВОКАТ. А что если вы его перенесёте в другую комнату? Тогда что?


БОРИС. Это исключено. Его перенести нельзя.


АДВОКАТ. Всё, что занесли, можно вынести.


БОРИС. Да, но нет. Его просто так вынести нельзя. Это наш прощальный розыгрыш. Когда Бен был маленький, мы любили с ним разыгрывать Наташу. Весело мы жили… Да… Только давно это было.


АДВОКАТ. Что вы там намудрили?


НАТАША (Уводит разговор в сторону). И потом, мы оставляем нашему сыну все права на цифровое наследство. Электронные сообщения, фейсбук, одноклассники. Десятки тысяч сообщений, если не сотня тысяч. Я упоминала об этом на предыдущем совещании. Помните?


АДВОКАТ. Да, да, и я попросил вас написать об этом записку вашему сыну. Что находится или не находится в электронных сообщениях – это между вами и им. Моё дело обеспечить его право доступа к электронным счетам. Где записка?


НАТАША (Открывает аккуратную папку с бумагами и выкладывает исписанный лист бумаги перед адвокатом). Вот.


АДВОКАТ. На русском и от руки?


НАТАША. Да.


АДВОКАТ. Надеюсь, что ваш сын читает по-русски?


НАТАША. Пускай помучается. Мелочь, но приятно.


АДВОКАТ. Вы меня извините, но не могу понять, как можно радоваться, лишая сына наследства.


НАТАША. У вас дети есть?


АДВОКАТ. Трое. Четырнадцать лет, десять и пять.


НАТАША. Четырнадцать? Ну ещё четыре года, и вы меня начнёте понимать. А потом и младшие подрастут. Поймёте.


АДВОКАТ. А что случится в восемнадцать?


НАТАША. Колледж.


АДВОКАТ. Так это же прекрасно. Дети вырастают. Начинают жить самостоятельной жизнью, приобретают знания, профессию.


НАТАША. Надеюсь, что наша участь вас обойдёт, но судя по американской статистике…


АДВОКАТ. Статистике чего?


НАТАША. Не хочу вам настроение портить. Радуйтесь, пока радуется. Живите, наслаждайтесь. Зачем думать о плохом?


АДВОКАТ. Нет уж. Сказали «а», говорите «б». Какая статистика?


НАТАША. Каждый пятый американец отстранён от своей семьи. Считайте: вы, жена и трое детей. Пять человек.


АДВОКАТ. Jesus Christ!


БОРИС. Господин Ауэрбах, вы ещё Будде помолитесь.


АДВОКАТ. Ну, хорошо, а внуки, внуки-то при чём? Неужели вы и им ничего не завещаете.


НАТАША. Внуки. Ах, да. Внуки. Внукам – по альбому с семейными фотографиями. Без подписей.


АДВОКАТ. Ну, знаете ли! Вы с юмором. А почему без подписей?


БОРИС. А им всё равно. Сын взял фамилию жены, и наши внуки теперь какие-то Уж. Что Ужам до Зацепкиных? Кто мы им?


АДВОКАТ. М-да. Уж – это вам не хухры-мухры.


БОРИС. Хухры-мухры?


АДВОКАТ. Один русский клиент научил. И ещё одно слово – «нихера».


НАТАША. Это два слова.


АДВОКАТ. Он оставил своим детям эти два слова. Так что не думайте, что вы так уж оригинальны. (Смотрит на часы.) Извините, мне нужно сделать один быстрый звонок. (Отходит в сторону и звонит по своему мобильному телефону. Разговаривает неслышно.)


НАТАША (Борису). Мне кажется, что мы медленно сходим с ума. Или уже сошли. А вся загвоздка в том, что у нас только один сын. Один на радостные времена, и он же на горестные. Но ведь, если посмотреть на ситуацию со стороны, у меня проблема неразрешимая, а у тебя, теоретически, решаемая. Давай, например, ты женишься на молоденькой и родишь ребёночка. Девочку или мальчика. Или двух. Будешь радоваться малышам, за ручку их водить. А я покончу с собой. Вот увидишь, как всем будет хорошо!


БОРИС. А давай наоборот.


НАТАША. Что наоборот?


БОРИС. Ты будешь малышей за ручку водить. А я покончу собой.


НАТАША. Вообще спятил. А кто ж малышей делать-то будет?


БОРИС. Посмеялись и будет. (Усмехается.) Ну ты даёшь, Наташка. Насмешила.


АДВОКАТ (Закончил разговор и подходит к столу). Что смешного?


БОРИС. Когда слёз не осталось, приходится смеяться. Так и живём. Давайте продолжим.


АДВОКАТ (Перелистывает фолиант и указывает на середину страницы). Бенефициантом траста вы назначаете племянницу Бориса Анну Браун. Если Анна predecease, умрёт раньше вас, то бенефициантами станут дети Анны. Проверьте, правильно ли напечатано имя и адрес Анны?


НАТАША (Проверяет страницу). Да. Знаете, Аня так похожа на Бориса и на его маму покойную. На маму – вообще одно лицо. И надо же, она даже не знает, что у неё есть дядя, и что она точная копия своей бабушки. Какая чудовищная несправедливость. У меня в голове до сих пор не укладывается.


АДВОКАТ. Интересно. Внучатые племянники вас волнуют, а свои внуки нет? А у меня вот это не укладывается в голове. Почему?


БОРИС. Долгая история. (Закрывает глаза руками и всхлипывает.)


АДВОКАТ. А говорите, что слёз не осталось. Уверен, не в последний раз вас вижу. Подёргаетесь, помучаетесь…


БОРИС. Ни за что!


АДВОКАТ. Ну-ну…


 


Сцена 5


 


Шестью годами ранее. Квартира Зацепкиных во Флориде. Звук открывающейся входной двери.


 


НАТАША (Одета для занятий в гимнастическом зале. Зашнуровывает кеды. Кричит.) Боря, это ты? Я минут сорок похожу на тренажёре в спортивном зале.


БОРИС (Входит в комнату с маленькой собачкой, которую несёт, как младенца). На улице пекло. Бенечка может лапки обжечь. Да, я читал о таком. Поищи в интернете, может для собачек какая-то обувь продаётся? (Поглаживает Бенечку.) Ну что? Звонили? Узнали, кто будет?


НАТАША. Да не позвонят они до самого рождения. Ждать осталось всего ничего, но я тебе могу точно сказать, что у них будет мальчик.


БОРИС. Ты что, провидица? Даже под ультразвуком не видно.


НАТАША. Ой, Боря, наивный ты. (Протягивает руки к Бенечке.) Дай мне ребёнка.


БОРИС. Он только заснул, а ты его теребить будешь.


НАТАША. Он «только заснул» целый день. Часов двадцать спит в сутки, а ты боишься его побеспокоить. Ты так себя ведёшь, как будто я ему мачеха какая-то.


БОРИС. Посмотри, как он удобно устроился. Пусть поспит, сладкий наш. Так, обратно к нашим баранам. Почему мальчик?


НАТАША. Давай рассуждать логично. Еврейскому мальчику на восьмой день делают обрезание, так?


БОРИС. В Америке всем делают обрезание: евреям, христианам, атеистам. Так гигиеничней.


НАТАША. Но, злостные атеисты обрезание делать не будут. Из принципа. Наши дети уверены, что как только они скажут, что будет мальчик, мы спросим что-о?


БОРИС. Где будут делать обрезание: в больнице или синагоге.


НАТАША. Поэтому я и говорю, что будет мальчик. Никто его обрезать не собирается и обсуждать с нами этот вопрос – за или против, почему и как – им на фиг нет охоты. Кто мы – и кто они?


БОРИС. Но может быть… можно же допустить, что на самом деле не видно!


НАТАША. Счас! (Звонит Наташин мобильный телефон.) Hello. (Ставит телефон на спикер.)


ГОЛОС БЕНА. Мам. Привет. Всё хорошо.


НАТАША. Что-нибудь случилось?


ГОЛОС БЕНА. Вы можете нас поздравить. У нас родил…


НАТАША (Перебивает). Мальчик?


БОРИС. Девочка?


ГОЛОС БЕНА. Мы решили воспитывать ребёнка в атмосфере нейтральной гендерности.


БОРИС. А? С чем это едят?


ГОЛОС БЕНА. Ребёнок сам решит, когда будет готов, оно девочка или мальчик, а, может, и то, и другое. А пока мы никому говорить не будем.


НАТАША (дрожащим голосом). Это как? Скажи мне, это что: дитя родилось и с пипочкой, и с дырочкой?


ГОЛОС БЕНА. Только с одним из этих. Гендер-нейтральность не зависит от, так сказать, оборудования.


НАТАША. Но ведь дети познают мир с помощью родителей, а вы его или её хотите нарочно запутать? Зачем?


ГОЛОС БЕНА (железным тоном). Мы так решили. Так и будет.


НАТАША. Так как нам оно называть?


ГОЛОС БЕНА. Эйвори.


НАТАША. Это имя? По буквам, а то я не совсем врубаюсь.


ГОЛОС БЕНА. А-v-e-r-y.


БОРИС (Пытается вырвать телефон у Наташи). Зачем? Зачем над ребёнком эксперименты проводить? Что вы там выдумали?


ГОЛОС БЕНА. Мы так решили.


НАТАША (спохватывается). А как Джанис себя чувствует? Как ребёнок? Как он… она… оно… Эйвори? Сколько весит? Все ли с ной нормально?


ГОЛОС БЕНА. Всё нормально. Я сильно устал и должен бежать обратно к Джанис. Все детали потом. Пока.


БОРИС (Смотрит на телефон в Наташиной руке). Сной? Какой Сной? Он же сказал – Эйвори!


НАТАША. Не «сной», а с «ной». Среднее между с «ней» и с «ним». Понимаешь? Ной! С ной?


БОРИС (Библейским голосом). И будет всякой твари по паре: он и оно, маленький зелёненький крокодильчик и маленькое зелёненькое крокодильё!


НАТАША (Уверенной рукой забирает Бенечку и усиленно его гладит). Зато Бенечка у нас точно мальчик и точно обрезанный. Правда, Бенечка? Давай мы тебе песенку споём, а, Бенечка? Ты у нас сладенький, ты наш любимый мальчик. (Поёт.) Мы едем, едем, едем в далёкие края…


БОРИС (Садится на стул и ерошит волосы.) Всё! По-моему, мы приехали. Последняя остановка. Дальше ехать некуда. Ной по имени Эйвори. Прошу любить и жаловать.


НАТАША (Придерживая Бенечку, набирает номер на мобильном телефоне). Мама, мамочка, мама, мамуленька! (Слушает.) Да! Скрывает. Тайна датского королевства… Мама, эту битву мы уже проиграли. Начинается новая эра. (Слушает.) Я не шучу. (Слушает.) Я не преувеличиваю. (Слушает.) Не мучай меня. (Слушает.) Эйвори. Да, это имя. Мы тоже не слышали. Почти Айвори, как Айвори мыло. Ребёнок – окей. Джанис тоже! Мы сейчас завезём к тебе Бенечку, и следующим рейсом к ним полетим. Пока. Я тоже, мамуленька. (Выключает телефон.) Боже, я понимаю, что мы должны радоваться, но, признайся: за что ты нас так? (К Борису.) Дедушка «ноя», поехали. На выход. С вещами.


 


Сцена 6


 


Двадцатью годами ранее. НАТАША и БОРИС надевают одинаковые дождевые пончо с капюшонами. Юноша БЕН присоединяемся к ним, одетый в такой же дождевик. На сцену выезжает или показывается на экране сооружение для индустриального нереста сёмги. Слышится шум воды и удары рыб, протискивающихся между телами друг друга вверх по лестнице против течения воды.


 


БОРИС (В зал). Хорошее было время! Август в Аляске. Белые ночи. Серые, зябкие и дождливые, а дни, больше похожие на рассветы. Но мы были вместе. Все вместе. Мы с Наташкой в отпуске, а Бенечка, тогда ещё наш сын Бенечка, на школьных каникулах, за год до поступления в университет. Он грызёт науку, а Наташка грызёт науку поступления. Это, я вам должен сказать, что-то невообразимое! Йельский университет он хoтел – и точка! А поступить туда одного ума недостаточно. Ты должен чуть ли не космонавтом быть или олимпийским чемпионом, да ещё с дипломом на отлично. Но я в этом не специалист. Моё дело – руководить своими электромонтажниками и с клиентами разбираться, чтобы платили вовремя, но это детский лепет по сравнению со стратегией и тактикой взятия крепости Йель. Наташка и Бен как разложат бумаги и какие-то пособия. Батюшки! Наслышался я совещаний в их штабе наступления и прорыва. А теперь – вот: показываем Бенечке мир. Пришли на экскурсию в рыбный инкубаторий.


НАТАША. У меня кровь в венах застывает от одной мысли, что сёмга плавает в этой ледяной воде.


БОРИС. Каждому своё.


НАТАША. Интересно посмотреть, как их выращивают.


 


Выходит РАБОТНИЦА, одетая в форму рыбоводного завода.


 


РАБОТНИЦА. Вы на экскурсию? (Зацепкины кивают.) А у нас по понедельникам нет экскурсий.


НАТАША. А на сайте…


РАБОТНИЦА (Отмахивается). Сайт... Да, ладно, я вам сама всё расскажу. Здесь наука простая. Весь театр здесь начинается с лестницы.


БЕН. У русских есть поговорка. Там театр начинается с вешалки.


РАБОТНИЦА. М-да. А здесь он заканчивается на конвейере.


НАТАША. Как это?


РАБОТНИЦА. Сейчас всё увидите. (Подводит к рыбной лестнице.)


БОРИС. Это инкубаторий?


РАБОТНИЦА. Подойдите ближе, ещё ближе. Посмотрите. Сюда рыба приходит на нерест.


 


Все следуют её инструкции.


 


БОРИС. Они икру прямо здесь мечут?


РАБОТНИЦА. О, нет. За это им ещё надо побороться, помучаться.


НАТАША. Героини.


БЕН (Как будто читает учебник). Лестница подражает условиям каменистых порогов. Сёмга анадромная, то есть живёт в морской воде, а размножается в пресной. Она возвращается на нерест в то же место, где родилась.


НАТАША. А как она знает, где родилась?


БЕН (Задумывается). Вероятно, это тот же механизм, что и в миграции птиц. Или, может быть, что-то, связанное со вкусом или запахом воды. Это всё инстинктивно; они просто следуют тому, что в них генетически запрограммировано.


РАБОТНИЦА. Да, да. Во время нереста в воду добавляется вещество – марка нашего завода. Запоминают на всю жизнь. Итак, сёмга начинает восхождение по лестнице (указывает на начало лестницы), взбирается по ней. Процесс борьбы с другими рыбами и с потоком подготавливает её к нересту.


НАТАША. Итак, сёмга добирается до верха лестницы и потом…


РАБОТНИЦА. Потом она попадает в бассейн, а из него на конвейер внутри здания. Вот там (Показывает).


НАТАША. А потом? Куда рыбы уплывают?


РАБОТНИЦА. Потом? Нет, мисс, дальше они умирают. Вернее, в природе они вскоре после нереста умирают в ручье, но здесь мы собираем урожай, так сказать.


НАТАША. А потом продаёте в магазине?


РАБОТНИЦА. Боже сохрани! После нереста сёмга имеет ужасный вкус. Она продается на удобрения.


НАТАША. Так, что, они мучаются, плывут по головам друг друга, обдирают себе кожу до мяса, чтобы умереть?


БЕН. Мама, ты не понимаешь? Это инстинктивно. В икре достаточно белка, чтобы вести самостоятельную жизнь.


НАТАША (Шутя, прикрывая ужас). Если бы я была сёмгой, брошенной таким количеством потомков, я бы тоже умерла от горя.


БЕН. Мама, ты антропоморфизируешь. (Наташа и Борис переглядываются.) Это значит: приписывать человеческие качества нечеловеческим существам и вещам.


БОРИС (Обхватывает Наташу и Бена в объятиях, целует Бена в нос). Сколько вы знаете мужчин, у которых есть собственные ходячие энциклопедии! Я самый счастливый отец в мире!


 


Сцена 7


 


Лет за десять до событий в первой сцене. Кладбище в штате Нью-Джерси. Борис и Наташа стоят перед памятником, на котором написано «Александр Зацепкин 1950 – 1996». Борис окунает полотенце в банку с водой и стирает пыль с могильной плиты.


 


БОРИС. Цветы, что ли, посадить?


НАТАША. По-моему, на этом кладбище нельзя. Посмотри, ни у кого нет.


БОРИС. А у Саши будут.


НАТАША. Цветами делу не поможешь. Ты душу свою хочешь облегчить, делая что-нибудь, а сделать уже ничего нельзя.


БОРИС. Я родителям обещал, что всегда буду за ним присматривать. И вот…


НАТАША. Ты и сейчас за ним присматриваешь. (Гладит Борисa по спине.) Борь, а Борь, ну что ты… Что теперь поделаешь? Ты ведь не виноват, что он взял и умер.


БОРИС. Виноват.


НАТАША. Опять двадцать пять. Виноват в аневризме?


БОРИС. Если бы я был рядом, я бы его спас.


НАТАША. Ты не всесилен.


БОРИС. Но почему я не всесилен? Почему? Почему я не могу спасти самое главное в жизни? Ни брата, ни сына? Один умер, второй меня забыл.


НАТАША. Не сгущай. Бен тебя не забыл.


БОРИС. Он просто во временном incommunicado, месяцев эдак на 960, а потом сразу объявится, да?


НАТАША. Не ёрничай. Жизнь такая штука. Сегодня он нас забыл, завтра вспомнит. Блудные сыновья возвращаются.


БОРИС. Не факт, что все. К тому же он не блудный.


НАТАША. Видишь! Всё познаётся в сравнении. (Закладывает пальцы.) Слава богу, он жив-здоров. Раз. Слава богу, он счастливо женат.


БОРИС. Ну это ещё как посмотреть!


НАТАША (громче). Два. Он не только блестяще образован, но и успешен. Три. У него уже трое детей и четвёртый на подходе. Четыре.


БОРИС. Ну и что? А я это вижу?


НАТАША. Я ещё не закончила. У наших друзей и знакомых? У Страйтцев сын – аутист, у Гольдбергов сын в сорок не женат, у нашей домработницы сын умер, у Трубовских…


БОРИС. Что ты мне голову дуришь! У меня душа болит. Вот здесь (Бьёт себя в грудь.) Я сирота, понимаешь, сирота! Родители умерли, брат умер, сын меня знать не хочет, внуки знать меня не будут. Из моей семьи я один остался… Один я, один! Понимаешь? Один! (Закрывает лицо ладонями и плачет.)


НАТАША (Прижимает Бориса к себе). Ну… Борь, не убивайся так. Я ведь с тобой! Я за тебя! Всегда есть будущее. Всё ещё может исправиться, и Бенечка… (Спохватывается, что назвала сына как раньше.) Бен поживёт, повзрослеет и поймёт. Ты увидишь!


БОРИС. Не факт, что увижу. А жизнь, жизнь ведь проходит. Что мне, если он поймёт, когда я стану дряхлым и немощным? Что мне, если он будет плакать, когда умру… Мне нужно это сейчас. Сейчас, понимаешь.


НАТАША. Ну, хочешь, усыновим мальчика какого-нибудь? Или девочку?


БОРИС. Наташа, пятидесятилетним никто не даст усыновить ребёнка. И потом, мне другого не нужно. Я хочу Бена.


НАТАША. Ты как маленький. Требуешь от мамы целую печеньку, а не разломанную, а, когда тебе дают целую, плачешь, что хочешь ту, разломанную, но целой. Жизнь вспять не бежит. Разломанное не склеивается без шрама. Или надо довольствоваться обломками, или брать другое целое.


БОРИС. Не факт.


НАТАША. Борь, не мучай ты себя и меня. Не надо. Нужно найти другую точку будущего.


БОРИС (Вспоминает, что он на могиле брата, мочит тряпку и моет памятник.) Вот и Сашина дочь. Узнает ли она, что папа умер, и где он похоронен? Придёт ли когда-нибудь на могилу, а если и придёт, то ему-то уже всё равно!


НАТАША. Давай её найдём.


БОРИС. Что ты! Она ведь завёрнута в одну упаковку со своей мамой, у которой только ступы и помела не хватает, чтобы летать.


НАТАША. Люди меняются. Кто знает, может, известие о смерти бывшего мужа всколыхнёт в ней лучшие качества.


БОРИС. Да, конечно… Тёрка повернётся к нам не мелкой, а крупной стороной.


НАТАША. Чем мы рискуем? Давай попробуем. Аня – твоя ближайшая родственница после Бена. Может, она рада будет, что у неё американский дядя есть. Сидит там в Гомеле, живёт от зарплаты до зарплаты.


БОРИС (ёрничая). Факт – я же с самого детства мечтал быть дойной коровой!


НАТАША. Зачем ты перекручиваешь! Мы же не жадины, и не всё на деньгах строится.


БОРИС. Не хочу. Не буду. Отрезали её у меня, мою племянницу. На алименты Саше деньги дали? Дали, но… Не видел её никогда, а тут вдруг «здрасте». Её точно научили отца своего ненавидеть, и вся ненависть к Саше выльется на меня. Мне от этого легче станет? Опять ты со своей сердобольностью и любовью накликаешь на нас проблемы. (Нарочито трёт памятник.)


НАТАША. Почему опять? Почему опять? Почему я? Не все начинания хорошо кончаются, но без начал и хорошего не будет. Тот не ошибается, кто ничего не делает.


БОРИС. Не дави.


НАТАША. Мы просто должны переместить себя в какое-то другое жизненное русло. Хватит плакать. Пора действовать. Боря, а?


БОРИС. Не дави. (Думает. Выкручивает тряпку. Выливает воду из банки и кладёт её и тряпку в пакет. Открывает бутылку воды. Омывает свои руки и поливает воду на руки Наташи.)


НАТАША. Насчёт твоей племянницы…


БОРИС (Кричит). Не дави. Поворачивается и демонстративно уходит.


 


АКТ 2


 


Сцена 1


 


Месяц спустя. Дом, принадлежащий Толе и Марине Черниным, одноклассникам Бориса. Чернины в процессе переезда, и в гостиной некоторый диссонанс в обстановке. Толя поправляет закуски и бокалы на плотно заставленном коктейльном столике.


 


ТОЛЯ (Кричит Марине за кулисы). Как ты думаешь, чего они вдруг объявились? (Пауза.) Марин, а? Думаешь соскучились или чего надо? Нет, они мне всегда нравились, но столько лет не проявлялись – и тут вдруг. (Себе.) Хотя… Заняты, заняты…


МАРИНА (Из-за кулис). Мы тоже хороши.


 


Марина выходит на сцену в кухонном переднике с очередной вазочкой, наполненной закуской.


 


ТОЛЯ. Марин, ну куда ещё! Не из голодного края гости.


МАРИНА. Разговорчики в строю! Наше дело хозяйское: выставили много, вкусно и красиво.


ТОЛЯ. Красоту вычёркиваем. (Указывает на бокалы.) Один разнобой остался.


МАРИНА. Мог бы и коробку вскрыть. Одноклассник всё-таки.


ТОЛЯ. Так если бы я помнил, какую!


МАРИНА. Сделаем вид, что это новая мода.


ТОЛЯ. Знаю я твой вид.


 


Звонок в квартиру. Толя открывает входную дверь и с трудом скрывает изумление. Борис и Наташа входят свежие, сияющие, элегантно одетые, с шикарным букетом цветов.


 


ТОЛЯ. Боже, сколько лет, сколько зим! Но, узнал ведь! Чёрт побери, узнал!


МАРИНА (До этого застывшая, как соляной столб, с вазочкой в руке, пристраивает её на край стола). Ребята! Вас время не берёт! А я-то настроилась увидеть бабку да дедку, дедку да репку, а тут вы… Элегантные, как рояль. Сразу видно – жизнь удалась!


БОРЯ (Вручает Марине букет). Это вместо репки. Надеюсь, сойдёт!


МАРИНА. Хоть в этом не изменился. Помню, помню твои прибауточки. Как молоды мы были… Сколько не виделись? Лет двадцать? Тридцать?


БОРЯ. Больше тридцати, Маришка! Мы и до нашей эмиграции несколько лет не виделись. Вы тоже, ребята, не стареете.


ТОЛЯ. Душой. Только душой, а так… То здесь кольнёт, то там заноет. Гарантийный срок истёк. Да что я! Сегодня не об этом. Сегодня, давайте о нашем весёлом прошлом, да? И о будущем: о детях, о внуках. (Достаёт мобильный телефон.) Сейчас, сейчас. Вот! Это наш самый маленький, наш зайчик. Брэндон. А! Красивое имя? Чистый американец, а? Разбойник! Всё только: «деда, иди сюда», «деда, играй со мной». А вот это наша средненькая. Красавица! А? И бровки, и щёчки. Шалунья.


МАРИНА (Толе). Не увлекайся. Увиделись с однокашниками в кои-то веки. Дай им присесть, выпить, закусить. (Указывает на закуски.) Московская, точно, как в Гомеле по блату в наши времена. Ценили. Всё-таки дефицит – великая вещь! Может, и не нужна тебе была эта колбаса, может, и не нравилась вообще, но как только она исчезала, то…


 


Толя и Марина садятся на диван и замирают. Боря и Наташа меняют детали одежды и выходят на авансцену. Туда же выходит взрослый Бен с детской пелёнкой на плече.


 


НАТАША. С добрым утром, сыночка. Как была ночь?


БЕН. Ночь? Ночь и день смешались. Пуппи, писи, плачет, сосёт. Всё у нас по плану.


НАТАША. Бедные вы мои детки. Ну ничего. Мы для этого и прилетели, чтобы помочь. Мама Джанис?


БЕН. Что «мама Джанис»?


НАТАША. Где она?


БЕН. Дома у себя в Бостоне. Где ж ей быть?


НАТАША (Скрывает удивление). Вот я по хозяйству и помогу. Давай суп какой-нибудь твой любимый сварю.


БЕН. Мам!


НАТАША. Куриный или борщ? В магазин съезжу, всё куплю. Что хочешь?


БЕН. Мам, Джанис не хочет суп.


НАТАША. Тогда, давай сделаю жаркое. Куриное или, может, баранье.


БЕН. Её тошнит только от вида баранины.


НАТАША. Тогда куриное, да?


БЕН. Мам, ну не надо.


НАТАША. Хорошо, тогда я закажу, за наш с папой счёт, естественно, что-то, что Джанис нравится. В любом местном ресторане. Какой она предпочитает?


БЕН. Ну, мам!


НАТАША. Я не понимаю. (Пауза.) Не понимаю. Сварить не надо, заказать не надо. Может быть, у вас уже всё готово, а я тут со своими предложениями, когда у вас уже холодильник заполнен. Сейчас посмотрю.


БЕН. Мам! Ну не прилично же в чужой холодильник…


НАТАША (Пауза). Я вообще ничего не понимаю. Борь, ты понимаешь? Сыночка, объясни.


БЕН. Джанис уже заказала продукты на дом.


НАТАША. Ну вот. Замечательно, так что из них приготовить?


БЕН. Мам, она заказала на двоих.


НАТАША. Но нас ведь четверо взрослых.


БЕН. Нас двое и вас двое. Мы с Джанис будем обедать дома, а ты с папой пойдёшь куда-нибудь… Найдёте, где пообедать в городе.


НАТАША. Обожди, обожди, я опять ничего не понимаю.


БОРИС. Наташа. Я всё понял. Я уже всё понял. (Пауза.) Пошли. Идём, идём. Видишь, дети заняты.


НАТАША. Так мы же специально прилетели за тысячу четыреста миль, чтобы помочь. Куда мы пойдём?


БОРИС. Надевай куртку – и с вещами на выход!


 


Слышен плач младенца.


 


БЕН. Я сейчас. (Бежит за кулисы.)


 


Пантомима: Наташа бросается к Борису на шею. Он похлопывает её по спине, потом крепко берёт за плечи. Становятся лицом к залу и под музыку или ритм танцуют, изображая рты на замке и осторожное хождение между яичными скорлупами. Время от времени они нечаянно наступают на скорлупу, и она лопается с хрустом.


Наташа и Борис превращают свою одежду в ту, в которой они пришли в гости к Черниным. Толя и Марина оживают.


 


ТОЛЯ. О хорошем! Да, давайте о хорошем. Вот, например, (к Марине), как я тебя от Борьки отбил. А-а, Борька.


НАТАША. Борь, это правда?


БОРЯ (шутя). Каюсь, каюсь. Влюбился в Маринку в первом классе, а она меня поматросила и бросила. На Толяна променяла. У него штанишки длиннее в тот момент были.


НАТАША. Да ну вас. Шуточки-прибауточки. Никогда правду не узнаешь.


БОРЯ. А зачем тебе правда? Мальчишки и девчонки бегали бестолково друг за дружкой и дрались остервенело. Да… Мальчишки и девчонки… Девчонки и мальчишки…


НАТАША. Вот если бы у тебя штанишки длиннее в тот момент были, то не Толя, а ты бы хвастался фотографиями Брэндона и его сестрички.


ТОЛЯ. Как будто вам и похвастаться нечем. Наслышаны об успехах вашего сына. Как его?


БОРИС. Бен. Бенцион.


ТОЛЯ. И будто ваш Бен какой-то университет закончил лиги плюща.


БОРИС. Йельский. Трижды. Три степени. Но… (Останавливает себя.) Мы не по этому поводу. Давайте о…


МАРИНА. Ой, ребята, вы всегда были умненькие.


БОРИС. Да брось ты. На всякого мудреца довольно простоты.


МАРИНА. Что за ложная скромность! И эмигрировали вы раньше всех, и сын у вас блестящий. И женился он, наверное, удачно.


БОРИС. Женился… Вот… Четвёртое чадо у него родилось позавчера.


МАРИНА. Мальчик или девочка?


БОРИС. Ещё не знаем. Сообщат, когда…


МАРИНА. Так чего ж вы по гостям расхаживаете, а не с внуками?


БОРИС. Мы же умненькие. Мы быстро урок выучили. С первого раза. Марин, что мы о внуках да о внуках. Мы к вам совсем по другому поводу пришли.


МАРИНА. Да мы не спешим. Переезжаем только через неделю. Дай узнать все новости за тридцать лет.


БОРИС. За тридцать лет так за тридцать. Работали, работали, работали, родили Бенечку, тряслись над ним, учили, возили, показывали, платили, платили, платили, помогали, обожали, любили, отдали, работаем, работаем, работаем, опять любим Бенечку, нашу собачку, и работаем, работаем, работаем.


МАРИНА. Ой, темнишь. Чует моё сердце, темнишь. Борь, мы хоть и не виделись столько лет, но знаем же тебя, как облупленного, за десять лет школы. Что ты мне общие фразы, как на комсомольском собрании, толкаешь. Колись! (Пауза.) Колись, я тебе говорю! Что за Бенечка-Шменечка! Собаку назвали именем сына. Вы что? С ума сошли?


БОРИС. Здесь есть от чего… Вот так. Вот так. Вот так! Должны же мы кому-то быть нужны, кого-то любить.


МАРИНА. Вот и любите своих внуков. Такое впечатление, что с сыном у вас что-то не сложилось. Не у вас одних. У самих историй – на стеллаж в библиотеке. Не удивляюсь. Но внуки? Сыновья – жёнам, а внуки – бабкам и дедкам. Это ж нормально!


БОРИС. Так то ж у нормальных…


 


Толя и Марина замирают на диване. Наташа и Борис выходят на авансцену, переодеваются в домашнюю одежду. У Наташи в руках электронный планшет.


 


БОРИС. Я только на секунду.


НАТАША (Удерживает его рукой). Потерпишь, а то пропустишь звонок.


 


Звонок видеосвязи на планшете. Наташа нажимает на приём. На большом экране, видном зрителю, летают детские игрушки, слышен визг и писк. Появляется детская рука с куском пиццы.


 


ГОЛОС БЕНА. Эйвори, скажи «хеллоу» бабе и деду.


 


На экране появляется другая детская рука, принадлежащая Эппл, младшему ною №2.


 


ГОЛОС БЕНА. Эппл, нет! Не трогай. Не трогай, я сказал!


 


Изображение на экране застывает. Связь прервана. Пауза. Звонок видеосвязи на планшете. Наташа нажимает на приём. На экране Бен.


 


БЕН. Сейчас с вами будет общаться Эппл.


 


На экране появляется ребёнок лет двух непонятного пола.


 


ГОЛОС ЭППЛ. Баба, баба…


ГОЛОС БЕНА. Не трогай! Стоп! Нельзя это трогать! Нет, Эппл!


 


Изображение на экране начинает крутиться. Это Эппл схватило планшет и крутит его. Наташа зажмуривается.


 


БОРИС (Только Наташе). Как всегда. Я лучше пойду. Не могу это видеть.


НАТАША. Ну, обожди. Сейчас всё наладится. Пропустишь – это до следующего воскресенья.


 


Экран опять застывает. Связь прервана.


 


БОРИС. Ты называешь это общением?


НАТАША. Лучше, чем ничего.


БОРИС. Я уже не уверен.


НАТАША. Опять ты со своей ложкой дёгтя. Это же дети! Они маленькие.


БОРИС. Они маленькие, но я их вижу годами только в перевёрнутом состоянии на экране. (Пауза.) А наше с тобой чадо даже не спустится со своего божественного облака, чтобы с нами, простыми смертными, переброситься несколькими словами, так, по-семейному. Всё!


 


Звонок видеосвязи на планшете. Борис резко отбирает планшет у Наташи.


 


БОРИС. Всё! Я сказал: всё! Мне эта игра в бабку и дедку надоела. Раз в неделю… Почти как после дождичка в четверг. У меня ничего не получается.


НАТАША. О чём ты?


БОРИС. Я раньше думал, что пусть хоть на экране их буду видеть, пусть хоть раз в неделю, пусть хоть пару минут, а теперь всё! Надоело! Ну не могу я чувствовать к изображениям на экране какие-то родственные чувства. Эту фальшивку, подделку родственного общения, нужно прекратить.


НАТАША. А я?


БОРИС. Хочешь? Общайся с «ноями», кто их знает, мальчиками или девочками. Они, наверное, думают, что бабушка и дед – это изображения на экране, от которых приходят посылки с игрушками. Мы для них ненастоящие! Мне такое не надо! Я такого обращения не заслужил! Не хотят нас на порог пускать и нас не желают навещать – замечательно! Ура! Будем жить, как жили до Бена.


НАТАША. Ну не могу я так. Он ведь мой единственный сын. У меня другого нет.


 


Наташа и Борис переодеваются в одежду, в которой они пришли к Черниным. Толя и Марина оживают.


 


БОРИС. Мариночка, дорогая моя, не сейчас. У меня здесь болит. (Стучит себя по груди.) Пожалей меня. Лучше плесни мне чего-нибудь, и поговорим о деле.


ТОЛЯ. Ну, правда, Марин, не мучай Борю. (К Боре.) Давай выпьем за дружбу, за встречу! Маришка новую моду завела: бокалы разные использовать. Так интереснее, говорит. Женщины, умом их не понять…


МАРИНА. Слушай ты его! Да упаковано всё хорошее, а эта посуда – всё, что в хлам идёт.


ТОЛЯ (Укоризненно смотрит на Марину). Ох уж эти женщины. Давай и за них, за наших жён выпьем! Пусть они у нас будут здоровы.


 


Наливает всем вино. Чокаются и пьют.


 


ТОЛЯ. Рассказывай, какое у вас дело. Чем сможем – поможем.


БОРЯ. Дело тоже есть, но я и по телефону мог узнать. Ребята, вдруг понял: жизнь проходит, а мы оторвались друг от друга. Дела, дела… Вы же часть меня. Надо нашу паузу прекратить и спеть аккордом, как, помните, в хоре Людмила Яковлевна нас настраивала. До, ми, соль. Давайте!


 


Борис и Чернины поют трезвучие.


 


БОРА. Вот, что и надо было доказать! А дело у меня такое. Помнишь, мама твоя работала с Сашиной тёщей.


ТОЛЯ. Ну.


БОРЯ. Может, ты узнаешь у неё, как найти Ларису. Вернее, мне не Лариса нужна, а её дочь, моя племянница Аня. Разыскиваю, а ни адреса, ни телефона не могу найти онлайн. Перерыл всю гомельскую телефонную книгу.


ТОЛЯ. Да мама моя тебе и не нужна. Мы сами знаем, где Лариса. В эмиграцию вместе уезжали. В Риме в одной квартире жили, когда американскую визу ждали. На соседней улице живёт твоя Лариса, а Аня –минут пять отсюда. Активистки нашей синагоги! Анечкин муж в совете директоров. Прямо сейчас им позвоню! (Берёт свой мобильный телефон.)


БОРЯ. Ты шутишь! (Пауза.) Лариса здесь? В Америке? (Выходит на авансцену. Размышляет.) Кто бы мог подумать, что эта… Эта! То, что она первым делом после свадьбы, не успев въехать в нашу общую квартиру, врезала замок в дверь их спальни, не предупредив нас ни до, ни после, можно ещё как-то понять. Молодая была, пугливая. По молодости кто глупостей не делал? Но то, что она сотворила потом, на молодость списать нельзя. Мы уже разрешение из ОВИРа получили на эмиграцию, а она написала «сигнал» в гомельский КГБ, что мы, мол, собираемся контрабандой вывести бриллиантовое кольцо в пять каратов. Боже, да я и в полкарата тогда бриллиант не видывал. Я вообще не видал бриллиантов, кроме как в телевизоре. Две рубашки на душу. Что ею двигало? Страх или желание выслужиться перед советской властью? Страх? Показной антисионизм?


НАТАША (Выходит на авансцену. Размышляет). Страх? Мы тоже всего боялись. Боялись остаться, боялись уехать в никуда, боялись, что не дадут уехать, боялись, что пропадём в новой стране, боялись, что не сможем устроиться в новом месте, боялись, что не выучим язык, что всегда будем людьми второго сорта, боялись, боялись, боялись. А вот того, что единственный сын к нам будет относиться безразличнее, чем к прохожим, не боялись. Ведь боишься того, что знаешь. Ну, знали мы о Короле Лире, но жил он давным-давно и, к тому же, в пьесе Шекспира. Да и делить Бену с братьями и сёстрами нечего. Один он. Один.


 


Боря и Наташа возвращаются на сцену.


 


БОРЯ. Эта с-су…


НАТАША. Боря!


БОРЯ. Мы через неё чуть не повисли в вакууме. Страшная женщина!


МАРИНА. Не может быть! Ну просто не может быть! А что она сделала?


БОРЯ. Помнишь Витю Курбетского, ну, длинного и худого, как прут. Сзади меня сидел? Папа его в КГБ работал какой-то шишкой. Он и замял всё дело. Донос написала на нас Лариса. Мы уже разрешение получили. Квартиру сдали, с работы уволились, мебель распродали, сидим в пустоте на чемоданах. Одна мысль об этом в холодный пот вгоняет, а прошло столько лет. Какая-же она с-су…


НАТАША. Боря! Аня за маму не отвечает. Мы разыскиваем Аню. Забудь о её маме. Не имеет значения, что Лариса сделала.


МАРИНА. Чужая душа – потёмки. Кто бы мог подумать, что Лариса…


БОРЯ. А она нас с Наташей никогда не упоминала?


ТОЛЯ. Н-н-нет. Она никогда ни о вас, ни о Саше не говорила.


МАРИНА. При втором муже ей, может, было несподручно говорить о первом. Да и Анечка Марка папой зовёт. Удочерил он её, ещё в детстве удочерил. Она о Саше даже и не знает. А Марк – замечательный муж и отец.


БОРЯ. Не понимаю. Как удочерил?


МАРИНА. Вот так и удочерил. Саша ведь уехал и от отцовства должен был отказаться. (Пауза.) Так что ты хочешь теперь делать? Звонить Ларисе или нет? Или сразу Ане звонить?


БОРЯ (К Толе). Нашёл, называется, племянницу. Как будто опять потерял. Здесь без бутылки не разберёшься! М-да… (Оглядывается.) Садится на диван и обхватывает голову руками.


НАТАША (отвлекая внимание от Бориса). А куда вы, ребята, переезжаете? Мы с вами только воссоединились, а вы…


МАРИНА. Туда, где вечная теплота. Во Флориду! Дети выросли. Внуков нам будут присылать. Начало пенсионного возраста – это молодость старости. Главное – решиться.


БОРЯ. Наташ, что делать?


НАТАША. Твоя племянница. Твоё решение.


БОРЯ. Не прячься в кусты. Это ж была твоя идея. Говорил я тебе, не надо раскапывать прошлое.


НАТАША. Давай посмотрим на положительные стороны: Аня вне чернобыльской зоны. Аня в Америке. Аня замужем. Аня замужем за успешным человеком. Аня замужем за мужчиной.


БОРЯ. Хорошо, что Бен тебя не слышит, а то за последние четыре плюса быстро бы от видеовнуков отлучил. (Ёрничая.) Слыханное ли дело радоваться, что женщины выходят замуж! Да ещё за мужчину! Да ещё за успешного! Ай-ай, как не стыдно быть такой отсталой. (Пауза.) Но всё же, что делать?


 


Сцена 2


 


Год спустя. Фойе высотного пляжного жилого здания в стиле дорогого минимализма в районе большого Майами. Толя, Марина, Борис и Наташа обступили АГЕНТА ПО НЕДВИЖИМОСТИ (АПН).


 


МАРИНА. Ребята, давайте! А что! К нам в гости будете ездить на лифте.


НАТАША. Да, Борь, вместе – веселее.


БОРИС. Но квартира… Взорвать и заново построить.


НАТАША. Во-первых, место правильное: пляж, океан. Во-вторых, место правильное: Чернины здесь. Вернее, это первое, а первое – второе.


БОРИС. Ох уж мне твои первое и второе.


АПН. У вас собака, я слышала?


БОРИС. Крохотная. Шесть фунтов страсти на лапках.


АПН. Дайте проверю здешние собачьи правила. Минутку.


 


Пока АПН вынимает планшет и ищет информацию, Чернины и Зацепкины что-то обсуждают, неслышно для зрителей. Из-за кулис выезжает инвалидная коляска с Молодым Человеком (МЧ). Коляску везёт его отец (ОМЧ).


 


МЧ (мычит, сначала тихо, потом настойчивей).


ОМЧ (Останавливает коляску). Хочешь пить?


МЧ (мычит).


ОМЧ (Достаёт из сумки бутылку воды. Вставляет в неё соломинку и держит так, чтобы сыну было удобно пить.) Вот так. Глотай. Умничка. Видишь, как ты прекрасно умеешь пить сам. Хочешь ещё?


МЧ (мычит).


ОМЧ (Закрывает бутылку и убирает в сумку). Сейчас домой придём, а там нас кто ждёт?


МЧ (мычит).


ОМЧ. Правильно. Наша мама. Она уже сварила нам обед. Да?


МЧ (мычит).


ОМЧ. Бульончик и тёртые овощи. Как ты любишь. Да?


МЧ (мычит).


ОМЧ (Толкает коляску. Поравнявшись с Черниными и Зацепкиными, он дружелюбно кивает). Какой божественный день! Ни жарко, ни холодно. В самую точку. А небо! Ни облачка. Как тут не быть счастливым? Рай. Да?


МЧ (мычит).


ОМЧ. Ну я пошёл, а то нас, гуляк, мама заждалась. (Толкает коляску и скрывается за кулисами.)


ТОЛЯ. Тяжёлый случай.


БОРЯ. В кошмарном сне…


МАРИНА (Пауза). Вот как такого любить? Овощ. А отец его не просто любит, а обожает.


БОРИС. Да… Вот это мужик! Сила!


ТОЛЯ. Жребий – не позавидуешь.


НАТАША. Ребёнок – не игрушка. Поломался – в магазин обратно не сдашь.


 


Услышав последнюю, реплику Наташи Борис вздрагивает. Что-то у него внутри смещается, и он прижимает её ладонь к своей щеке.


 


АПН (Закрывает планшет). Ну и везучие вы! Здесь можно держать собак до пятнадцати фунтов.


БОРЯ (Наташе, шутя). Наташка, во-первых, во-вторых… В-третьих! Бенечка – наше всё. Покупаем, ремонтируем, переезжаем, живём до самой старости и умираем в один день. Принимаешь условия? (Обнимаются.)


 


Сцена 3


 


Пять лет спустя. Офис адвоката Ауэрбаха.


 


АДВОКАТ. Ну, кто был прав? Я же говорил, что вы перепишете траст и завещание. Надеюсь, перемены произошли к лучшему?


БОРИС. Это как для кого.


АДВОКАТ. Сейчас разберёмся. Присаживайтесь. (Берёт планшет с бумагой и ручкой.) Итак. Какие будем делать изменения?


НАТАША. Антикварный диван в нашей большой спальне остаётся Бену.


АДВОКАТ (Просматривает свои записи). Так он и раньше ему оставался. Ох уж этот диван.


БОРИС. Десять процентов нашего состояния, как и было по старому списку, на благотворительность. Из оставшегося: половина идёт моей племяннице Анне Браун.


АДВОКАТ. Так (Смотрит в свои записи.) Меняете её долю. Понял. Так-с. Она замужем, есть дети. Оставить, как раньше: наследует сразу? Или хотите по частям? Нашли ли вы её адрес?


БОРИС. Сомнения у меня появились. Проблема вот в чём. Она думает, что отчим её – родной отец, и не знает, что я существую.


АДВОКАТ. А мать её жива?


БОРИС. Да. Активно в ступе с помелом летает.


НАТАША. Я ей звонила – лучше я, чем Борис. Меня она ненавидит на один миллиграмм меньше, чем его, но всё равно она так орала, как будто её на костре жарили.


АДВОКАТ. Мы ведь с вами давние приятели. За что вас можно так ненавидеть?


НАТАША. То-то и оно, что это она нас предала и – нас же клянёт.


АДВОКАТ. Типичная проекция: видеть в других свои изъяны. Тогда и подавно разговор с племянницей напрямую более чем уместен. Она – взрослая женщина. Разберётся.


БОРИС. А отчим?


АДВОКАТ. Он знает, что он отчим. Для него это не секрет.


БОРИС. Не можем мы вмешиваться в их отношения. Вдруг что-то нарушим.


АДВОКАТ. Но адрес-то вы её мне дать можете? На будущее. Так удобнее. (Берёт планшет и ручку.) Вам ещё до ста двадцати, как до луны. Ещё десять раз завещание измените. Сам через эти качели уже два раза прошёл, а ведь про-фес-си-о-нал!


НАТАША. Развелись?


АДВОКАТ. Боже упаси. Дети выросли. «Мы живём своей жизнью», – говорят. А раньше чьей жили? Вот у бабочек все стадии понятны. Яйцо, личинка, куколка, взрослая. Взглянешь – не ошибёшься. Висишь куколкой – спрос малый. Молчи в тряпочку. А у нас? Ходят балбесы, мозг ещё в процессе развития. Вроде выглядят, как взрослые, но не ведают, что творят. Я, я, я. Кар-р, кар-р, кар-р. Я уже даже не обижаюсь на их выходки, а изумляюсь. Если своим примером не получилось обучить их такту и милосердию, то… Вчера, например, наша старшая дочь, борец, так сказать, за права всех обездоленных и несчастных во всем мире, если не вселенной, переезжала на новую квартиру. Которую ей купил кто? Конечно мы – щедрые идиоты.


НАТАША. Ну почему идиоты?


АДВОКАТ. Сейчас поймёте. Жена неделю ей помогала паковаться. Валилась с ног от усталости каждый вечер. Грузовик с грузчиками и дочкой отправили на новую квартиру, а сами по дороге в магазин заехали за её любимым фисташковым мороженым с шоколадными крапинками. Припарковались и жмём на новую кнопку домофона. Жмём и жмём. Тишина. Долгая. Мы жмём опять. «Кто там», – она спрашивает. «Мы. Открывай». «Устала я», – говорит наше сокровище ленивым голосом. – «Я позвоню, когда буду готова вас принять». Готова принять! И стою я с этим грёбаным мороженым в руках, и ищу место подходящее на стене, куда бы им запустить, чтобы увидеть, как что-то, кроме моего сердца, разбивается всмятку. Ну как с такой дочерью-куколкой разговаривать дальше? Как? О чём? Что ей можно объяснить, если всё уже давно объяснили и показали, а толку ноль? Сегодня пришёл в офис и первым делом вычеркнул её из завещания. Вернее, оставил ей доллар.


НАТАША. Вы же сами говорите: куколки и личинки. Это пройдёт.


АДВОКАТ. Вы думаете, они в бабочек превратятся?


НАТАША. Они? В летучих дракончиков – точно, а дальше…


БОРИС. Вопрос не в том, превратятся ли наши дети в бабочек. Я тоже всё ожидал, когда же Бен начнёт вылупливаться из кокона. Он, когда маленьким был, жаловался, что мальчишка в детсадовской группе схватил его игрушку или ударил несправедливо, а я повторял ему, почти автоматически, даже не знаю откуда у меня сочинилось такое – может, из моего детства всплыло – не ожидай справедливости от других, будь сам справедливым; не ожидай жалости от других, будь сам милосерден. Но что нам делать, если у наших детей включилась программа «возлюби соседа и врага», но отключилась «почитай отца твоего и мать твою»? (Длинная пауза.) Мы не можем ждать от них милосердия и справедливости. Их метаморфоза – их задача, а мы должны, наконец-то, стать бабочками. Вылупиться из коконов. Понимаете? У нас своя программа.


АДВОКАТ. Ну нет! Я ещё не готов! У меня ещё всё бурлит… (Берёт планшет и ручку.) Кому вы завещаете оставшуюся часть вашего состояния?


БОРИС (Накрывает Наташину ладонь своей. Наташе). Да? (Всем.) Решили всё-таки нашей личинке оставить половину. Хотя… Ему, по-моему, всё равно, получит он что-то в наследство или нет. Лишь бы мы его не трогали и потом умерли самостоятельно. Ну что ж делать, раз уж жребий нам такой выпал… Оставим ему половину, а сами: «на свободу с чистой совестью»! Да? Наташка. Теперь мы свободны. Полетели!


АДВОКАТ. А как же диван? Что это за фишка?


БОРИС. Наглядный экспонат воспитательной работы. Маленькая слабость. Ну, не ангелы мы.


 


Сцена 4


 


Продолжение сцены 1.


Мелодичный звонок в дверь удивляет Бена. Через короткий промежуток звучит ещё один звонок.


 


БЕН (Идёт в прихожую, за кулисы). Who is there? Кто там?


МАРИНА (Голос за дверью). Это я, Марина, подруга твоих родителей. Всё ждала, когда зайдёшь сказать хеллоу. Вот сама…


БЕН (за кулисами). Заходите, заходите. (Бен и Марина выходят на сцену.) Извините, что и посадить, кроме дивана, вас некуда. Хотите пить? У меня только одноразовые стаканчики, но минеральная вода в холодильнике есть.


МАРИНА. Пока не надо. Так ты и есть Бен?


БЕН. Собственной персоной. Спасибо, что вы помогли меня разыскать.


МАРИНА. Какой из меня сыщик? Я искала Бенджамина Зацепкина. Кто ж знал, что ты фамилию жены взял. Странно как-то… (Ждёт реакции Бена.) Интересно, почему?


БЕН. Я так решил.


МАРИНА. Но ведь что-то подвигло тебя на такой необычный шаг? Это ведь так странно…


БЕН. Я вас услышал. (Пауза.) Я так решил.


МАРИНА. Ну что делать! Что делать… Мама твоя собиралась долго жить. Мы с ней планировали круиз на Аляску, затем поездку в Индию. А тут такое случилось! Я потом сама неделю ходила, как оглушённая. Еле нашли родительское завещание и их адвоката. Боже, какое горе… Что патологоанатом говорит? Думаю, она сознание потеряла и поэтому врезалась в стену гаража, но почему вдруг потеряла? Хотя разве справкой от врача её вернёшь?


БЕН. Да, это был инсульт. Если бы она не вела машину и был бы кто-то рядом, и если бы…


МАРИНА. Если бы, да кабы, да во рту росли грибы. Ах, Бен, Бен… (Пауза). Вот я что хочу… так… для себя… Никак не могу понять… (Пауза.)


БЕН. Может всё-таки воды? Присаживайтесь, я сейчас.


 


Бен уходит за водой, а Марина присаживается на диван, поглаживает его обивку, потом, вспомнив, начинает что-то искать, открывая и закрывая молнии на нескольких подушках. Найдя пакет в последней, она прижимает её к себе. Бен возвращается с пластиковым стаканом воды и протягивает его Марине. Она отпивает глоток.


 


МАРИНА. Вот скажи мне. Чем тебя обидели родители?


БЕН. В каком смысле?


МАРИНА. Может, в детстве часто наказывали или избивали, а? Или, может, заставляли часами играть на пианино или тубе, например, или сделали из тебя вегетарианца поневоле, или закармливали тушёнкой из банки, пиццей, макаронами и консервной фасолью? Может, ругали тебя злобно и часто? Может, жениться по любви помешали? Что, что они сделали, чтобы заслужить к себе такое отношение?


БЕН. Какое отношение? Я не понимаю.


МАРИНА. Не понимаешь? Ну хорошо, давай попробую по-другому. Какие у тебя были отношения с родителями?


БЕН. Нормальные.


МАРИНА. Нормальные? Что такое нормальные?


БЕН. Я… Я поздравлял их с днями рождения. Мы присылали им открытки на праздники. Они мне звонили под Новый год, говорили, что это русская традиция – родным и любимым звонить.


МАРИНА. А когда ты их в последний раз навещал?


БЕН. Ну… По-моему… В…


МАРИНА. То есть, нормальные отношения, но не помнишь, когда навещал.


БЕН. Но я их любил.


МАРИНА. В каком смысле «любил»? Что такое любовь?


БЕН (Рука на сердце). Вот здесь я их любил.


МАРИНА (Пауза). Интересная какая любовь… Ладно. Хорошо. (Еле сдерживает себя.) Вернее, плохо, но этот вопрос мы закроем. Галочку поставим. Идём дальше. (Нервно поглаживает диван.)


БЕН. Диван… Какой-то странный…


МАРИНА. Да, вещь! Мама твоя его очень любила, а папа очень любил маму. Этот диван – тоже о любви. Прибегает ко мне твоя мама в восторге. «Я такое сокровище нашла, такую красоту в антикварном! Идём, посмотришь тоже. Резьба уникальная!». Иду. Смотрю. Истлевшая обивка. Внутри одна труха, и три пружины торчат. Как любил говорить твой папа: «Выкрасить и выбросить». Но мама твоя не сдалась. Нашла реставраторов. Всё сделали по первому классу и доставили на дом. Несут в спальню. И так стараются просунуть, и сяк, а он не влезает. Папы твоего в этот момент дома не было. «Наташка», – говорю ей. – «Мало тебе не будет от Бориса», а она только отмахивается. «Ты что, Борю не знаешь? Найдёт вариант. Он всегда находит». И что ты думаешь? Таки нашёл!


БЕН. Я уже все варианты перебрал, как его можно вынести. Или почти все? (Детально изучает стену за диваном. Проводит пальцем, пытаясь нащупать стык в штукатурке.)


МАРИНА. Сказать?


БЕН. Обождите. Ну я же папин сын. (Продолжает изучать стену.)


 


Звонок в дверь.


 


БЕН. Что-то я сегодня популярен.


МАРИНА. Это, наверное, Анечка. С тобой хочет познакомиться. Приехала делами наследства заниматься. У меня остановилась. Кстати, с папой и мужем приехала. Мать наотрез отказалась.


БЕН. Анечка, муж, папа, мать наотрез… Кто такая Анечка? Ваша племянница?


МАРИНА. А тебе адвокат не сказал?


 


Ещё один звонок в дверь.


 


БЕН. А! Анечка! Anna Braun. Сразу не сложилось. Я собирался ей звонить. (Уходит открывать входную дверь и возвращается с Аней. Смотрят друг на друга.) Вы на моего папу очень похожи.


АНЯ. «Ты».


БЕН. Что я говорю! Вы… Ты на своего папу похожа, а твой и мой были очень…


АНЯ. А ты знал моего биологического отца?


БЕН. Ещё как! Он меня плавать научил.


АНЯ (Убитым голосом). А меня нет. Расскажешь мне о нём?


БЕН. И фотографии его покажу. Только с диваном разберусь сначала.


АНЯ (Смотрит на диван с интересом). Надо же – стиль викторианской готики. Ни у кого в доме раньше не видела. Очень элегантный.


МАРИНА (Протягивает Бену подушку). Хорошо, что вспомнила.


БЕН. Вы эту подушку хотите?


МАРИНА. Мама твоя любила в подушки засовывать всякие «секреты». Я в детстве тоже увлекалась. Под стёклышко в ямку в земле прятала что-нибудь приятное: то пуговичку интересную, то фантик яркий. (Нажимает на подушку.) Здесь что-то есть внутри.


БЕН (Берёт подушку и достаёт из неё пластиковую папку. Открывает). Мой кусочек! (Вынимает ветхий кусок ткани с детским рисунком.) Это с моего детского одеяла. Я без него ни на шаг, а когда болело что-то или страшно было, я губами до кусочка должен был дотрагиваться. Кусочек… (Вынимает фотографию.) Хм. А это мы на Аляске в рыбном инкубатории. Мама чем-то расстроена была. (Вынимает листок бумаги. Читает, сначала про себя, горько усмехаясь.) Это сочинение школьное моё. Второй класс, наверное. (Читает вслух.) Бен. Моя семья. Я люблю маму и папу. Моя мама очень красивая. Она всегда улыбается. Больше всего мы любим болтать и играть на пианино. Мой папа инженер. Он начальник. У него 100 электриков, а, может, 200. Все его уважают. Я его люблю. Он со мной смеётся. Мы запускаем модели ракет в парке. Мои мама и папа самые лучшие, потому что они меня любят. Когда я вырасту, я буду работать в суде и защищать бедных. (Молчит. Теребит кусок ткани и подносит его к губам, потом отворачивается в сторону и плачет.)


МАРИНА. Бен, Бен, а ты не такой безнадёжный, как казалось. (Пауза.) Пойду я обед готовить. Бен?


БЕН. А? (Поворачивается, вздыхает, прячет кусок материи в папку.)


МАРИНА. Квартира 802. К семи вечера. Помянем твоих родителей. С Бенечкой, с их собачкой, познакомишься. Он старенький уже. Пусть у нас в знакомом месте доживает, если не возражаешь. Так рассказать, как диван попал в эту комнату?


БЕН. Стоп! Во-первых, я уже вычислил, как папа его внёс, а это значит, что, во-вторых, мы его вынесем тем же макаром. Но, в-третьих… Я его собирался на свалку отвезти, но после вашего рассказа… Не выбрасывать же его в самом деле. Куда его?


АНЯ. А мне он нравится.


БЕН. Мне эту подушку, а тебе диван. Пойдёт?


 


Аня кивает.


 


МАРИНА. Смотри, сообразил-таки! Точно, как Борис. Ну вылитый Борис… И Наташа. Нет, наверное, всё-таки Боря. Или Наташа?


БЕН. Так. Окончание сделки отложим на несколько дней. Ничего, ничего. Небольшие неудобства, но это только вопрос денег. Завтра найду подрядчика. Вырубим дыру в этой стене и спокойно вынесем этот диван преткновения из спальни, а потом дыру заделаем. Да? (Подмигивает Марине). Начнём здесь. (Берёт нож со стола и втыкает его в стену сбоку от дивана. Царапает вертикальную линию.) Потом сверху. (Царапает горизонтальную линию.) И потом здесь. (Царапает вертикальную линию сбоку от дивана.) Вот. Прорубим окно в будущее.


 


КОНЕЦ


 


Халландейл Бич, Флорида, 2019


 


 

К списку номеров журнала «ЮЖНОЕ СИЯНИЕ» | К содержанию номера