Белла Верникова

Воспоминания Леонида Осиповича Пастернака

В моей книге «Из первых уст. Эссе, статьи, интервью» (М.: Водолей, 2015, с. 411) приведено упоминание о «напечатанных в 12-м номере “Мории” (Одесса, 2011) неопубликованных ранее воспоминаниях художника Леонида Пастернака об одесском погроме 1871 года, полученных мною для публикации от внучки художника Анн Пастернак-Слейтер, когда та приезжала из Англии в Израиль и выступала в Иерусалимской русской библиотеке».

Переданные мне для альманаха иудаики «Мория» две с половиной страницы воспоминаний, отпечатанных на машинке, дополняют и проясняют мемуары Леонида Осиповича Пастернака «Записи разных лет», опубликованные в 1975 г. издательством «Советский художник» и открытые в сети на портале Lib.ru/Классика.   

Из мемуаров «Записи разных лет» (тексты собраны и обработаны Жозефиной Леонидовной Пастернак, подготовлены к печати Александром Леонидовичем Пастернаком) следует, что будущий художник родился в Одессе «среди обстановки постоялого двора и мелкого  лавочничества».

Семья была «очень по-своему оригинальная, мало похожая на семьи того же уровня – простых, малограмотных людей среднего достатка… Отец с детства нашего приучал нас к простой, очень суровой и безрадостной жизни; как он сам говорил, смыслом его воспитания было “приучить к беде”, “ни от кого и ни от чего не зависеть” и никогда ни перед кем “не быть в долгу”. Мать была полной противоположностью отцу; это было подчинившееся ему существо, воплощение доброты … старший мой брат Давид умер уже в возрасте 17 лет. Он прекрасно рисовал, был очень одарен, его рисунки я еще и сейчас помню»

(http://az.lib.ru/p/pasternak_l_o/text_1943_zapisi_raznyh_let.shtml)

В напечатанных в советское время мемуарах Л.О.Пастернака «Записи разных лет», из которых предстает удивительный облик художника-самоучки, с детства стремившегося к совершенствованию своего профессионального мастерства, ни словом не упоминается о его еврейском происхождении – об этом Леонид Осипович Пастернак пишет в опубликованных впервые в 12-м номере одесского альманаха «Мория» и приведенных далее воспоминаниях о еврейском погроме в Одессе 1871 года.

 

Леонид Пастернак

Первый погром в Одессе /эпизод из детских воспоминаний/

 

…Мне было лет 7-8, когда на Пасху «разразился» первый еврейский погром, ставший образцом повторяющихся потом на юге России много раз.

…В воздухе уже чувствовалось, что надвигается нечто необычное… Улицы пусты… Жуткая тишина… Точно все почему-то спрятались… Со стороны Нового Базара иногда доносятся далекие шумы, которые становятся постепенно слышнее и слышнее, свисты, громкое гиканье какой-то огромной пьяной толпы… Визг и вой… стоны и женское «голошенье» баб-торговок, крики «передовых» мальчишек и подростков, – и весь этот смешавшийся рев и визг озверелой толпы в виде чего-то плотного тихо ползет, качаясь, и крепчает, приближаясь по Коблевской к нашему дому. Затрещали разбиваемые камнями стекла и зазвенели, падая на тротуары… Быстро стали запирать ворота домов. На фоне церкви поднялись столбы черного дыма подожженных ларей и деревянных палаток… По улице со стороны базара показались бегущие женщины-торговки, со стонами, воем и плачем убегая от этой разъяренной толпы, и весь этот кошмар подвигался к нашему дому… Отец успел захлопнуть калитку уже раньше запертых ворот. Огромное пространство нашего «заезжего двора с номерами» – уже за несколько дней до Пасхи – опустело от разъехавшихся к себе домой мужицких подвод «чумаков» и «господ из номеров».

Только наша семья: родители, две сестры, старший брат и я оставались в этом громадном пространстве двора и двух флигелей маленькой восьмикомнатной гостиницы, – восьми номеров, выходивших на улицу окнами. Я помню себя очень ясно: я ходил по двору «вооруженный» детским кнутом с цепочкой… вместо ремня… чтобы помочь отстоять наш дом… Вот за воротами уже прошли воющие, стоном стонущие о потерянном, уничтоженном скарбе, вот гиканье передовых «вождей» мальчишек и хулиганов слышно у нашего дома, адский визг, свист и битье стекол – еще и сейчас в ушах у меня этот свист и «уррраа», когда что-то большое выбрасывалось на улицу из окон… и лязг стекол…

Не помню только, как я очутился в одном из пустых номеров гостиницы, где, видимо, моя мать упрятала нас, детей своих, от расправы пьяной дикой звериной толпы.

Когда толпа эта поравнялась с нашим домом, мать моя, – вообще худая, слабая с виду женщина – раскрыла окно нижнего этажа, выходившее на улицу, – выпрыгнула из него и бросилась на колени перед этой озверелой толпой, умоляя со слезами на глазах – пощадить ее детей!..

Это совсем неожиданное зрелище умоляющей за детей своих женщины так подействовало на толпу, что «заправилы» скомандовали – «ребята, дальше!..» – Так мама спасла нас своим материнским бесстрашием и героизмом…

Опасаясь, что другая толпа, или та же на обратном своем пути поступит иначе, она забрала нас и на случайном извозчике бесстрашно увезла к старшей замужней своей дочери Розе, захватив почему-то первые попавшиеся ненужные тряпки. Сестра наша жила в центре города в населенном дворе, – «меж людьми». Жутко было ехать по опустевшим улицам. На окраинах города буйствовала толпа, и шумы доносились с разных сторон. Мостовая, по которой мы ехали, как снегом была усыпана пухом и перьями из распоротых перин.

Я вспоминаю себя ночью: в какой-то большой мебельно-столярной мастерской на верстаке лежу, – в головах что-то очень твердое… То засыпаю, то просыпаюсь, разбуженный доносящимся воем и свистом, звоном разбиваемых где-то стекол…

Так «погром» – эта дикая преступная расправа с беззащитными, инсценированная всюду властями – на разные лады – укоренилась сначала у нас, а затем и в жизни «цивилизованных» народов Европы…

Конечно, во мне – 7-8-летнем мальчике – дикая варварская /непонятная ребенку/ расправа оставила навсегда неизгладимый след. Когда я подрос, это якобы «народное» явление оставило в душе не чувство ненависти и мести, а душевную горечь за ни в чем не повинных жертв слепого преследования, в течение 2000 лет, беззащитных, бесправных людей…

 

В примечаниях редакции к этой публикации в 12-м номере одесского альманаха «Мория» (редактор Геннадий Кацен) я отметила:

О силе семейных чувств Л.О.Пастернака, проявленных в публикуемых воспоминаниях, свидетельствует также его сын Борис Пастернак в «Охранной грамоте» (1931):

«Проходит три года, на дворе зима… Я не буду описывать в подробностях, что ей предшествовало… Как, скача в ту ночь с врачом из Малоярославца, поседел мой отец при виде клубившегося отблеска, облаком вставшего со второй версты над лесною дорогой и вселявшего убеждение, что это горит близкая ему женщина с тремя детьми и трехпудовой глыбой гипса, которой не поднять, не боясь навсегда ее искалечить. Я не буду этого описывать, это сделает за меня читатель…»

Далее в моих примечаниях указано, что «еврейский погром 1871 г. в Одессе не был первым (известен погром 1821  г.), но, как пишет Юлий Гессен, он стал “школой погромной сознательности” для зачинщиков волны погромов 1881-82 гг., начавшихся на юге России и продолжавшихся в черте еврейской оседлости».

И помещены биографические справки Леонида Осиповича Пастернака и публикатора его воспоминананий в альманахе «Мория» Анн Пастернак-Слейтер:

Леонид Осипович Пастернак родился 22 марта 1862 года в Одессе в еврейской семье содержателя постоялого двора. Имя, данное при рождении, – Ицхок-Лейб или Исаак Иосифович Пастернак. Окончив в Одессе гимназию и рисовальную школу, Л.Пастернак в 1881  г. поступает в Московский университет на медицинский факультет, в 1883 г. переводится на юридический факультет Новороссийского университета в Одессе, после чего уезжает в Мюнхен, где окончил Королевскую Академию художеств, и экстерном – Новороссийский университет.

После года обязательной военной службы он возвращается в Одессу и женится на пианистке Розалии Кауфман, с которой переезжает в Москву за год до рождения сына Бориса Пастернака. В начале 20 в. Л.О.Пастернак приобретает известность как живописец и график, иллюстратор прижизненных изданий Льва Толстого. С 1921 г. жил в Германии, с 1939 г. в Англии, умер в Оксфорде в 1945  г.

Анн Пастернак-Слейтер, писатель, переводчик, научный работник – внучка Л.О.Пастернака, дочь Лидии, младшей сестры Бориса Пастернака, – сотрудник мемориального фонда и музея Леонида Пастернака в Оксфорде (Англия), где хранится портрет матери художника, цветная репродукция которого любезно предоставлена ею для публикации в альманахе «Мория».

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера