Дина Ратнер

То, что страшит, то воздаст нам рок. Продолжение романа о Ибн Гвироле

Теперь, будучи в Валенсии, я снова и снова вспоминаю свои отношения с собратьями по перу и прихожу к тому, что не было моей вины в разрыве с общиной Сарагосы. Наши непримиримые разногласия усугублялись и требованием моих соплеменников, чтобы я разговаривал с ними на языке простолюдинов, а не на высоком иврите, к которому приобщился ещё с детства. Мне бы смолчать, но я вспылил  по поводу их пренебрежения к языку, у которого есть своя душа; на нём разговаривали наши цари и пророки. Отец моё обучение начал со священной Книги – Торы, и читал он её мне на подлинном древнееврейском наречии.

      Обращались к языку нашего Святого Писания Дунаш бен Лабрат и  Шмуэль ха Нагид. Ещё Саадия Гаон культивировал еврейское красноречие, взяв за основу библейский иврит. Я попал в хорошую компанию, и ни мой, в отличие от предшественников, юный возраст, ни нарекания единоверцев не казались мне помехой, чтобы приступить к написанию «Грамматики иврита». Большим подспорьем в этом был толковый словарь «Махберет» основателя школы еврейской филологии почтенного ибн Сарука, в котором он исследовал корни и однокоренные слова в Торе.

 

                          Услышал я в ночи: «Восстань, исполни! Бог

                                 Тебе поможет в этом начинанье,

                           Флаг старцам ли нести? Восстань, не говори,

                                  Что ты юнец без силы и влиянья».

                           Хоть мал годами я, возвысился мой рог,

                                  Я понял – было то небес призванье…

                           Святой язык – венец великолепья и сиянья

                                 Бог вложил в умы людей, чтобы могли

                           Познать в сем мире и ином Его деянья.

                                                                   Пер. Шломо Кроля

 

Своё назначение поэта я вижу и в том, чтобы подвигнуть свой народ не только читать молитвы, но и разговаривать на своем языке – «ведь выше всех – язык Писанья».

 

                           Щедротами его я, пользуясь, писал

                                  На нем самом: ведь он язык избранья…

                           И вот задумал я создать грамматики

                                  Еврейской описанье…

                           Гласит Шломо из Сефарда, что собрал

                                 Святой язык для племени в изгнанье.

                           Днесь вижу я народ Могучего, смотрю

                                  На уцелевших беглецов собранье.

                           Едва на них взглянув, я понял: истреблен

                                  Святой язык почти до основанья.

                           Живут они с чужою речью на устах,

                                   И нет у них иврита пониманья,

                            Забыли свой язык, у них Эдома речь

                                   Или Агари горькое звучанье,

                            И замкнуты сердца, и тонут, как свинец

                                    В пучинах вод, без смысла и без знанья.

                            К своей добавил я народа боль, и жгут

                                    Меня как пламена его страданья…

                            У всей вселенной был один язык – иврит,

                                    До поколения размежеванья.

                            Дал Эверу лишь Бог исконну речь, когда

                                    Смешал наречья людям в наказанье.

                            Авраам, ее приняв, потомкам завещал

                                     Для сохраненья и для поддержанья…

                                                                Пер. Шломо Кроля

 

Я живу в этом, сегодняшнем, мире, и в мире истории. Наше учение и события давних веков определили стойкость веры и надежду на исполнение обещания Бога вернуть нас на нашу землю. Мне бы не отвечать на обвинения собратьев по перу в приверженности к не пользующейся спросом древности, но я не могу молчать; насмешки над их стараниями жить чужой культурой, чужим языком проговаривались сами собой. Арабский язык для евреев – это также усвоение арабского образа мыслей и литературных форм. И потому нелестные замечания коллег по поводу моей увлеченности грамматикой иврита вызывали безудержный гнев. Такая реакция, прибавляя врагов, усугубляла неприкаянность отверженного.

Вспоминаю, что и у Менахема ибн Сарука, создавшего лексикон языка Торы,  были недоброжелатели, поссорившие его с Ибн Хасдаем и тем самым лишившими средств к существованию. Не спасла Сарука – одного из зачинателей светской еврейской поэзии – ни его ученость, ни то, что он по поручению Хасдая написал стихотворный пролог к письму царю иудейского Хазарского царства, чем прославил не только имя своего покровителя, но и своё собственное.

Тогда – в Сарагосе, и сейчас – в Валенсии я утешаюсь тем, что позволяю себе роскошь быть свободным  – говорю и пишу то, что думаю. Рабство – это когда человек не может реализовать свою сущность. Моя вера – живой опыт и полет мысли; самые счастливые мгновенья – минуты прозрения ума и души. Я счастлив, когда удаётся приобщиться к бесконечности мироздания, к мыслям мудрецов. И наоборот, впадаю в отчаянье, если не могу забыть о своих бедах. 

В Сарагосе я жил отшельником, а после последних ссор и вовсе оказался в пустоте, словно прокаженный. Чувствовал себя  отверженным, изгоем – один против всех. Со мной не разговаривали, проходили мимо, словно я неодушевленный предмет, пустое место. Незнакомые с греческой философией коллеги по перу обвиняли в эллинизме, а желание проникнуть в тайны Творения называли колдовством. Но ведь согласно талмудической традиции, в доме рабби Гамлиэля пятьсот молодых людей изучали и Тору, и греческую философию. Почему и появились такие эллинизированные еврейские мыслители, как Филон Александрийский. Я защищался от своих коллег как мог, говорил, что постижение высшего мира составляет предмет человеческого разума, что философские размышления – способ приближения к Богу, но меня не слышали. Не хотели слушать, не было им дела и до того, что Аристотель иудеев называл «племенем философов» (любомудров), у которых греки заимствовали ряд положений. Пифагор, Сократ, Платон многие свои идеи взяли из еврейских священных книг*. Одним словом, окружавшие меня не знали и не хотели знать о том, что философия – путь к Творцу мироздания**. Вот уж воистину «легче камни носить, чем сносить пустобрехов». 

Я снова и снова пытался пробудить у своих соплеменников интерес к рассуждениям о том, что божественный образ человека предполагает творческое начало. Однако мои старания вызывали гнев, раздражение. Не удавалось мне сделать очевидной простую истину: люди, которые не дают себе труда выкарабкаться из рутинной, подражательной жизни, грешат против образа Бога в себе. Кто способен вычислить ход небесных светил и не делает этого, к тому применимы слова пророка Исайи: «Дел Божьих не созерцают они, и творения рук Его не зрят они»***. Наши мудрецы были убеждены, что занятия наукой предохранит еврейский народ от исчезновения. Об этом же, то есть о необходимости самостоятельного мышления говорил ещё до нового летоисчисления наш законоучитель рабби Гиллель.

 

           Где найти человека, что был бы здоров и силен

           И остался бы другом и знанья и разума он?

           Только скептиков вижу, одних слабосильных втируш,

           Только пленников вижу в темницах их собственных душ…                                                                                                     

                                                                          Пер. В.Лазариса

 

Спасения от нападок коллег я ищу в мистическом приобщении к высшему Разуму, рассматривающему действительность с точки зрения вечности и обращающему человека материально обремененного к чистой духовности. Тут сама по себе выплывает стихотворная строчка: «Ведь Душа поклялась не утихнуть – пока Суть Его непостижима уму человека!» 

Меня вновь и вновь обвиняли в заносчивости, мании величия и в незнании основных положений иудаизма, согласно которым евреи, дескать, давно ничего не ищут, ведь всё сказано в Торе. Снова и снова  ставили в вину увлечение «эллинизмом», в частности, Платоном, который писал, что все с детских лет должны учиться, чтобы стать философами. Стремление к познанию Бога мои собратья по перу объясняли гордыней или приписывали чёрной магии. Подвергли обструкции, никто из окружающих не разделял мои мысли, и я из раза в раз оказывался один против всех. Сами собой складываются в стихотворение записанные ранее  строчки:

 

                      Здесь всем я чужак, я живу

                      Средь страусов, средь болтовни

 

                      Жулья – я, чье сердце подстать

                      Мудрейшим, я – и они!

 

                      Один – дуб. Злой аспид – второй:

                      На, яду, мол, на, облизни;

 

                      А третий – с честняги лицом –

                      Агнец – влечет в западни…

 

       Их бы на моё место, попробовали бы жить перед лицом Вечности. Я с юности просил Вседержителя, чтобы дал мне разумения познать бездны Вселенной.

 

 

                      По мерке ль вам? Ну-ка, напяль

                      Ярмо мое – и потяни!..

 

                      За богопознанье меня

                      Зовут чернокнижником. Пни.

 

                      С того-то и вою. Я сплю

                      Во вретище, без простыни,

 

                      Гнусь, словно тростник, пощусь

                      Вторые и пятые дни.

 

                      Власть Смерти с призывом Земли –

                      Что будет сильнее? – сравни…

 

                      Нет! Если уж жернов Земли

                      Напялен – его и тяни!

                                       Пер. М.Генделева

 

В который раз твержу себе: нужно стать самодостаточным, то есть свободным. Такая свобода предполагает возможность удовлетвориться тем, что есть. Аскетический образ жизни не мешает, более того, помогает представить сверхсущее Единое, которое Плотин называл неизреченным абсолютным Благом. Сейчас, когда халифы доброжелательно относятся к нашей культуре, у меня больше проблем с единоверцами, чем с мусульманами.

Стремление к совершенству – высшей цели человеческого предназначения – состоит в приобщении к Активному Интеллекту. Вот бы подняться над человеческим естеством и стать чистым разумом. Душа совершенного человека приобщившись к Активному Интеллекту, становятся его частью. Я пишу книгу, которую назову «Источник жизни», название заимствовано из псалма 36:10: «Потому что у Тебя источник жизни (мекор хаим) –  в свете Твоем видим мы свет».

Мудрость и Воля исходят из Бога – Первой Сущности. Затем следует Универсальная Материя и Универсальная Форма. Все вещества, кроме Бога, состоят из материи и формы. Другими словами, в каждом сотворенном предмете я рассматриваю материю и форму в качестве первоосновы бытия. Одна и та же материя простирается от высших пределов – духовного, и до низшего – физического мира; при этом чем ниже материя опускается, тем больше уплотняется, грубеет.

Всё сущее можно свести к трем категориям: Первая Сущность – Бог; вторая – Материя и Форма, то есть мир; и третья – Воля Творца как промежуточное звено между Богом и миром. 

Бог – источник жизни, единая высшая Сущность, несотворенная причина и начало всех вещей. Божественная воля, согласующаяся с Божественной Мудростью, творит множество форм, благодаря которым материя приобретает многообразие. Из Воли возникает Универсальная материя и Универсальная Форма, Универсальный интеллект и Мировая душа. Из Мировой души исходят животные, чувственные и разумные души и, наконец, весь мир природы. Время – вечная энергия Мировой души.  

Итак, первая Сущность – Бог, все остальные существа – духовные и телесные – состоят из первичной материи и субстанциональной формы. Форма отождествляется с интеллектом. Как Воля производит из себя материю, так Интеллект производит из себя всеобщую форму и все дальнейшие формы Вселенной. Вся реальность представляет собой единство Воли и Интеллекта, материи и формы.

Человек состоит из тела и души, соединенной с разумом, замутненном материей. При взаимодействии бессмертной души и смертного тела человек должен очищать свой разум и постепенно восходить к познанию Творца. 

Примером тому интуитивный ум Плотина, что не ставит границу между чувственно воспринимаемым и воображаемым миром; разум может выносить свои суждения независимо от практического опыта. Эта способность присуща людям, сознание которых выходит за пределы материальной реальности. Не случайно античный мыслитель хотел основать город философов, мышление которых было бы ориентировано на высшее идеальное начало. Попытка не удалась. Вот и мой непрекращающийся диалог со Всевышним – это не только просьба и покаяние, но и попытка отыскать смысл и достоинство человека в его космической ценности.

 

                        Спросила меня мысль изумленная:

                        Зачем возносишься в сферу высочайшую?

                        К живому Богу вожделенно я желаю,

                        И душа моя с плотью по Нему изнывает.

                        Веселье моё вместе с долей моей в Творце моем –

                        Час поминанья знамений Его и воздыханий.

                        Приятна ли будет песнь душе моей,

                        Если она не благословит Имя Господа Бога?

                                                                     Пер. М.Генделева

 

Источник моего вдохновения – наше Священное Писание. Стихи пишу исключительно на  древнееврейском языке, что раздражает собратьев по перу. Они же не уставали обвинять меня в отступничестве, в приверженности философии язычников. К моим доводам о том, что логическое и аналитическое мышление греков всегда было подчинено синтезирующим воззрениям нашего Учения, они глухи. Плотин определил Божество как неизъяснимую Первосущность, стоящую выше всякого постижения и порождающую всё многообразие вещей путём эманации. Здесь нет противоречия с Единым – Богом евреев. И я, стремящийся постичь законы творения мира, не противоречу себе верующему и молящемуся.

 

               Они надо мной смеются: «Ты, мол, говоришь, как грек,

               Твоих слов не может понять ни один человек!»

               И это я слышу, о Боже, от самых убогих невежд!

               В отместку язык мой острый проколет их, как игла,

               Я по ветру их развею, как будто они – зола.

               Глухим не дано услышать все мои колокола!

               Не выдержат ваши шеи пудовых моих цепей,

               О, если б вы рты открыли – глотнуть от моих дождей,

               На что вам, глупцам, ароматы, которые всех нежней?

               О, горе мне, лютое горе, которого нет лютей,

               Ведь мне суждено судьбою жить среди тех людей,

               Которые с глупостью только водят свое родство,

               Им познание Бога – лишь магия и колдовство…

               Предок Шломо завещал мне поиска долгий путь,

               И жив я, покуда ищу в жизни скрытую суть.

               Душа моя только в смерти спокойствие обретет,

               Когда она в доме Бога свой вечный приют найдет,

               А дом опостылевшей плоти оставит она и уйдет.

               О, как я устал от жизни, где вместо радости – грусть,

               А грусть последняя эта радостью станет пусть.

               Настанет конец страданьям, и вот он – последний вздох,

               С которым, может, в награду откроет мне мудрость Бог.

                                                                       Пер. М. Генделева

 

В дни, когда мысли оставляют меня, я чувствую себя в безвоздушном пространстве – в пустоте; стихи не пишутся и вообще пропадает ощущение ценности жизни. В такие дни я неприкаянный, не зная, к чему себя применить, завидую простому ремесленнику, который с утра пораньше принимается за свою работу.

В Валенсии, так же, как и в Сарагосе, пытаюсь спастись прогулками далеко за пределы Иудерии. Красота природы окрестностей Валенсии, с одной стороны, рождает ощущение причастности мирозданию, с другой – усиливается сознание кратковременности человеческой жизни. И я благодарю Создателя за возможность ещё раз ощутить себя в бесконечности; вдохнуть напоенный солнцем воздух, вслушаться в перекличку птиц и забыть себя, страдающего, болящего. Пытаюсь вернуться к своим не раз продуманным мыслям о единстве Творца и творения, к вере в высший Разум, раскрывающий себя в законах природы и человека, нравственная воля которого освобождает от злых страстей.  Напоминаю себе о том, что высшее блаженство заключается в устремленности к познанию Творца, к разгадке относительного конечного существование человека в бесконечности Бога…

На фоне природы проще ощущать себя всего лишь ничтожной частицей Вселенной, и тогда легче смириться со своей судьбой. На ум приходят слова еврейского законодателя жившего в третьем веке до нового летоисчисления, Антигона Сохейского из Сохо – города в Иудеи: «Не будьте как рабы, служащие своему Господину ради получения вознаграждения, а будьте как рабы, служащие Господину из любви, не ожидая вознаграждения…»* Если ничего от жизни не ждать, принимать всё как есть и благодарить за каждый прожитый день, за минуты вдохновения, наверное, исчезнет состояние угнетенности.

Миную возделанную землю, по которой во рвах течет вода ещё со времен римских землевладельцев, остаются позади редкие холмы с заброшенными христианскими бастионами, заросли кактусов. Далее узкая тропинка, петляя среди запустения, сухих трав и колючек ведет к развалинам древнего строения – то ли крепости, то ли замка. Других признаков ни прошлого, ни настоящего присутствия людей не видно далеко вокруг. Здесь – в одичавшем, заросшем сорняками месте, я присаживаюсь отдохнуть на полированный солнцем и ветром камень. Мысленно здороваюсь с ярко-зеленой сосенкой, что проклюнулась из ржавой сухой земли рядом с моим камнем. Разговариваю с нежным, незащищенным близостью своих сородичей деревцем и прошу его поскорей окрепнуть и выстоять на пустыре, где скоро завоют свирепые зимние ветры. Сосна – моё любимое дерево, всегда чувствовал, что именно она даёт мне жизненные силы. 

(Продолжение следует)






* См. И.Р.Тантлевский. Книги Еноха. Москва-Иерусалим 2000, стр. 283; И.Р.Тантлевский, «Киттии в рукописях Мертвого моря. Греки и евреи – диалог в поколеньях». Сб. научных трудов. Отв. редактор А.Львов, СПб., 1999, стр. 279-283



** Всего лишь через два столетия Рамбам скажет: «Философия – царская дорога к Богу».



*** Исайя 5:12



* Абот, 1,З



К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера