Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Борис РомановОб авторе: Родился 15 июня 1947 г. в Уфе. Окончил Литературный институт им. А. М. ... |
Герман СадулаевОб авторе: Родился в 1973 году в с. Шали Чечено-Ингушской АССР. Учился на юридическом... |
Марсель СаитовОб авторе: Родился в 1988 году в г. Салавате. Окончил кафедру геоинформационных систем... |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Екатерина ПолянскаяВ закоморочке сердца*** Под конец ленинградской зимы ты выходишь во двор, И, мучительно щурясь, как если бы выпал из ночи, Понимаешь, что жив, незатейливо жив до сих пор. То ли в списках забыт, то ли просто – на время отсрочен.
Сунув руки в карманы, по серому насту идешь – Обострившийся слух выделяет из общего хора Ломкий хруст ледяной, шорох мусора, птичий галдёж, Еле слышный обрывок старушечьего разговора:
«…мужикам хорошо: поживут, поживут и – помрут. Ни забот, ни хлопот… Ты ж – измаешься в старости длинной, Всё терпи и терпи...» – и сырой городской неуют На осевшем снегу размывает сутулые спины.
Бормоча, что весь мир, как квартира, – то тесен, то пуст, Подворотней бредёшь за кирпичные стены колодца, И навстречу тебе влажно дышит очнувшийся куст, Воробьи гомонят, и высокое небо смеётся.
*** По чьему приговору умирают миры? За дощатым забором золотые шары Нагибаются, мокнут, и в пустой палисад Непромытые окна равнодушно глядят.
Тёмно-серые брёвна, желтоватый песок, Дождь, секущий неровно, как-то наискосок, Мелких трещин сплетенье, сизый мох на стволе, И моё отраженье в неразбитом стекле.
Это память чужая неизвестно о чём Круг за кругом сужает и встаёт за плечом, Это жёлтым и серым прорывается в кровь Слишком горькая вера в слишком злую любовь.
Слишком ранняя осень, слишком пёстрые сны, Тени меркнущих сосен невесомо длинны, И прицеплен небрежно к отвороту пальто Жёлтый шарик надежды непонятно на что.
*** Буркнула сыну: «Под Котовского бы тебя Надо подстричь!» – «А кто это? Кто таковский?» – Мальчик спросил, удивлённо вихры теребя… Надо же! Он не знает, кем был Котовский!
Парень читает книжки, смотрит кино, Учится, вроде бы, и – без особой лени, Знает про Фрунзе и про батьку Махно, Знает, что были Сталин, Троцкий и Ленин.
Всяческих знаний – полная голова, По математике почти в отличники вышел, В умные фразы увязывает слова, А о Котовском, оказывается, и не слышал.
Вот и «sic transit»… Кабы погиб на войне Славный комбриг, или – пал жертвой репрессий, Мог бы в школьный учебник войти вполне, Упоминаться хотя бы порою в прессе.
Всё могло быть иначе, и даже – не чуть, Если б жизнь озарилась иным финалом… В мирное время, увы, завершил его путь Выстрел – привет от одесского криминала. Были, конечно, митинги и венки, Толпы людей, тучи словесной пыли (сам бы покойный ещё раз помер с тоски), Были стихи – их тоже потом забыли.
Всё-таки, жаль: романтик, полубандит, – Господи, как любила его удача! – Посвист пуль да перестук копыт, Храбрость, напор, кураж. И – никак иначе!
Долг отдавая именно куражу, – В нас для него почти не осталось места, Я о Котовском мальчику расскажу, Просто чтобы закваски добавить в тесто.
*** Вот уже третий год в переходе метро стоит это чудо: Пальтишко потёртое, согнутая спина, на одутловатом лице выражение туповатой покорности, а в давно немытых руках тетрадный листок: «Помогите. Умерла мама». Пробегая мимо неё, бросаю монетку, морщусь: – ну что ж она так, хоть бы табличку сменила. Потом в вагоне грохочущем, проталкивающемся в тоннеле как бы небытия, стою, стиснутая телами такими живыми и смертными, смотрю в черноту окна. И оттуда, из космической проруби, всплывает забытое слово – Мама.
Прогулка в Ручьях.
Горький дым, да собачий лай… Побыстрее коня седлай, И сквозь жалобный стон ворот Выводи, садись, и – вперёд.
Мимо свалок и пустырей, Издыхающих фонарей, Прогоняя от сердца страх – На рысях, дружок, на рысях.
Под копытами хрустнет лёд, Тёмный куст по щеке хлестнёт. Направляясь вперёд и ввысь, Ты пониже к луке пригнись.
Мимо стынущих развалюх, Гаражей, канав, сараюх, К тем местам, где нет ни души, Поспеши, дружок, поспеши.
Сквозь крутящийся снежный прах, Повод стискивая в кулаках, Откликаясь на зов полей, Ни о чём, дружок, не жалей.
Ничего у нас больше нет – Только звёздный колючий свет. И дорога. И мы на ней – Просто тени среди теней.
Елагин остров
На ботиночках шнуровка Высока, остры коньки. День – что яркая обновка, И румяная торговка Прославляет пирожки.
Вензелей переплетенье, Жаркий пот, скользящий бег… И – дворцовые ступени, Львов чугунное терпенье, В чёрных гривах – белый снег.
Всё расплывчатей и шире Круг от прожитого дня. На часах всё ниже гири, Может быть, и правда – в мире Нет и не было меня?
Только лёд прозрачно-ломкий, Только взмахи детских рук, Ивы у прибрежной кромки, Звон коньков, да сердца громкий, Заполошно-частый стук.
*** Он сорвался с цепи и пробегал всю ночь, а к утру В неприкаянном ужасе, странно-глухом и невнятном Заскулил, заметался, но вспомнил свою конуру, И с поджатым хвостом потрусил виновато обратно.
Кто придумал красивую фразу: «Свобода иль смерть!»? Кто сказал вообще, что есть выбор подобного рода? Расшибая хмельную башку о небесную твердь, Неразлучно со смертью гуляет земная свобода.
Бесприютен желанный простор. И чем больше луна, Тем теснее внутри – в средостении тёплом и тёмном, В закоморочке сердца… Но так беззащитна спина У того, кто бредёт одиночеством этим огромным.
|
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |