Ирина Карпинос

Мы родились в двадцатом веке. Стихотворения

Родилась и живет в Киеве. Окончила Литературный институт в Москве. Поэт, прозаик, автор-исполнитель песен. Член Союза театральных деятелей и Межрегионального союза писателей Украины. Лауреат международных литературных премий. Пишет на русском языке. Автор четырёх книг прозы и четырёх поэтических сборников. Публиковалась в литературно-художественных журналах и альманахах: «Радуга», «Слово/Word», «Сталкер», «Юрьев день», «Соты», «45-я параллель», «Свой вариант», «Эмигрантская лира», «ЛитЭра»  и др. Печатается в журналах и альманахах с публицистическими и культурологическими эссе, выступает с музыкально-поэтическими концертами. В 2016 году вышла книга стихотворений «Перевёрнутый мир», посвященная нынешнему трагическому разлому времени, войне и миру. Книга удостоена премии им. Максимилиана Кириенко-Волошина (премия учреждена Национальным Союзом писателей Украины) - за лучшую поэтическую книгу 2016 года, изданную в Украине на русском языке.


 


ВЕНЕЦИАНСКОЕ


 


В Серебряном веке, коротком и ярком,


поэты любили в Венецию ездить


и с чашечкой кофе сидеть на Сан Марко


и в небе полуночном трогать созвездья.


 


Венеция рядом с времён Сансовино:


крылатые львы и певцы-гондольеры.


Поэты пируют, поэты пьют вина,


поэтов ещё не ведут на галеры.


 


И Блоку покуда не снятся двенадцать,


и пуля не скоро убьёт Гумилёва.


Поэты ещё не отвыкли смеяться


и верят в могущество вещего слова.


 


Не пахнет войной голубая лагуна,


собор византийский с квадригой прекрасен,


ещё не задернули занавес гунны


и хмель венецийский ещё не опасен.


 


И можно до слёз любоваться Джорджоне


и долго бродить по Палаццо Дукале,


стихи посвящать беглым ветреным жёнам,


катать их в гондолах, купать в Гранд-Канале...


 


Поэты в Венеции пьют на пьяцетте,


война мировая вдали, как цунами.


Запомните лица их в огненном цвете!


Всё кончится с ними. Всё кончено с нами.


 


НОЧЬ




Ночь морозная, грузная, грозная,


полусны пограничные розданы,


догорает окурок в ночи,


заговаривай боль, не молчи...


 


Предают, привирают предания,


до свиданья, двойник, до свидания,


нет уже ни воды, ни вина,


я на ведьмином спуске одна...


 


На краю, на ветру, на ристалище,


в ритуальном прокуренном залище


херувимы хреново поют


про любовь, про последний приют...


 


Гарь такая, что рвется дыхание


от убийственного полыхания,


никого не обнять, не спасти,


лишь зола золотая в горсти...


 


Не ищи меня в римах, лютециях


и в оврагах да прагах, венециях –


я уже далеко от земли,


огонёк дотлевает вдали...


 


Дряхлый мир, на крови обустроенный,


обветшавший до дыр, грубо скроенный;


беспробудно ваятель был пьян,


налепив, как блины, поселян...


 


Мы теряем, теряем, теряемся –


и уходим и не возвращаемся...


Равнодушно глядит Он с высот


на погромный программный исход...


 


ЛУНА И ГРОШ




Мы родились в двадцатом веке,


совки, поэточеловеки,


и пьём, не чокаясь, до дна


за участь, что на всех – одна...


 


Эпоха нас не закалила,


кровь ближних не опохмелила,


стоим на ледяном ветру


у края в чёрную дыру...


 


Повремени ещё, мгновенье,


покуда догорят поленья


всех наших помыслов и слов,


летучих золотых ослов...


 


Куда нас молодость водила,


каким залётным был водила!


Кто ляжет рядом – тот хорош,


вся наша жизнь – луна и грош...


 


Свеча горела, до упаду


плясали мы свою ламбаду


и гибли в долбаном бою


за рифму – родину свою...


 


В конце времён мы дали слово,


что сочиним многоголовый


молитвоблуд – наш пропуск в рай.


Пётр, кого хочешь, выбирай...


 


НА КРАЮ




Сирота – вот и найдено слово,
сирота среди мира пустого,
позади – разноцветный обман,
впереди – только чёрный туман...


 


На краю провороненной жизни,
в эпицентре бродячей отчизны
сердце реже и глуше стучит,
дней, часов не осталось почти...


 


Я тебя никогда не забуду...
и никто не увидит оттуда,
как моя погорелая жизнь 
на промерзшей дороге лежит...


 


И не встать, и не выразить боли
в бесприютной сиротской юдоли,
не нащупать у пропасти дна...
пей до дна... жизнь одна... смерть одна...


 


Я– невидимый призрак, когда-то
сочинявший плохие баллады
о безмерной бессмертной любви
на ветру... на краю... на крови...


 


Я неслась по болотистым кочкам,
чья-то жёнка, любовница, дочка,
и летела сквозь небо звезда
в никогда, никому, никуда...


 


***


Последнее пристанище – стихи:
приют, надежда, гибель, воскресенье,
отмоленные, наконец, грехи
и чьё-то безымянное спасенье...


 


Я – каторжник, я – полупроводник,
такая вот сизифова работа:
услышать звон и записать в дневник
потерянные разумом частоты...


 


В такую ночь ты с Богом визави
и тет-а-тет передаешь молитвы – 
и храмы вырастают на крови,
и перемирье дольше длится в битвах...


 


И можно, наконец, уже уснуть
и видеть сны, по-гамлетовски, в лицах,
и все долги, и всю вину вернуть,
и вовремя с ушедшими проститься...


 


Почто живу и что такое жизнь,
кого люблю, когда уж нет любимых?
Какие на рассвете миражи
неузнанные проплывают мимо?


 


Мне снится мама в ледяном гробу...
Нет, это я – и сон всё длится, длится...
Кому повем свою тоску-журбу?
Я просыпаюсь... иней на ресницах...

 

К списку номеров журнала «ВИТРАЖИ» | К содержанию номера