Екатерина Лунина

Новогодний этюд

Проходи быстрее. Чего стоишь? Замерз, наверно? Ну, проходи, давай. Не крутись возле двери. Идем скорее на кухню, чай стынет. У меня есть потрясающая новость. Садись. Грейся.

Знаешь, вчера кончилась жизнь. Ну что ты так опять на меня смотришь? Я это не выдумала. Прошел еще один год. Он умер. Правда, замечательно? Вечером смотрела в окно и наблюдала его медленную поступь. Ты посчитаешь меня глупой, но я зачем-то бросилась в коридор за платком, который ты подарил в прошлую новогоднюю ночь. Мне просто подумалось, что укутавшись в него и выбежав в декабрьскую ночь, я смогу задержать время. Потом, конечно, опомнилась. Так и села на стул в прихожей… В платке и одном сапоге. Правда, смешная? Потом подняла глаза и посмотрела на календарь. Последний лист. 31 декабря. Он был такой одинокий, и я его оторвала. Простившись со мной так легко и ненавязчиво, год полетел в корзину для бумаг. Не стала ждать полуночи. Ты же знаешь мою привычку менять числа с последним боем курантов. А вчера я впервые изменила себе.

Пей чай. Ты сегодня какой-то другой. Молчаливый. Что-то случилось? Нет? Прошлым утром я погрузилась в детство. Посреди комнаты поставила елку. Она такая пышная… Надо же, первый год не обманули. А запах… Хвойный, смолистый, чистый заполнил всю квартиру. А я, как маленькая, радовалась и вдыхала его. Потом залезла на антресоль за игрушками и чуть не упала со стремянки. Напугалась. Все думала, что надо было дождаться тебя, но очень хотелось сделать все самой. Вообще в последнее время я стала рассеянной. То забуду, какое число, то потеряюсь во времени и пространстве. Как хорошо, что у меня есть ты. Я же про елку рассказывала. Достала коробку: игрушки… Сколько их у нас. Даже забыла. Там шары всех цветов: красные, зеленые, фиолетовые, серебристые… А «сосульки»? Вот ведь с детства прицепилось название. Шишки, хлопушки, мишура. Знаешь, все разложила на полу и сидела слушала детство. Жалко, что я не маленькая. Как же я тогда все это любила. Летела впереди всех, чтобы первой успеть повесить шар на елку, а родители поддавались. Это я сейчас понимаю, а тогда было весело. В то время я заливалась безудержным смехом, мне было весело. Вчера же с блуждающей улыбкой и неспешно я украшала елку. Но что-то в этом было новое, неизвестное мне до сих пор.

А почему ты вчера не пришел? Не позвонил? Я тебя ждала. Молчишь, опять молчишь. И вот так всегда. Приходишь, пьешь чай, слушаешь меня… И ни слова. Нет-нет, я не сержусь, даже не думай. Просто я волновалась за тебя. После елки я занялась приготовлением новогоднего стола. Все по привычке: шампанское, оливье… К вечеру вспомнила про мандарины. Хотела позвонить тебе, но телефон разрядился как нарочно. Тогда-то я и увидела в окно, как медленно уходит год легкой, воздушной, еле заметной походкой. Чуть слышно поскрипывал на морозе снежок. Счастье… Да, я ощутила счастье. Такое безмерное и по-детски наивное. Зачем побежала останавливать? Не понимаю. Меня буквально тянуло на улицу…Я сидела в коридоре минут двадцать в платке и одном сапоге в полной задумчивости, пока меня не вернул к действительности звонок. Я не сразу сообразила откуда он: похлопала по карманам в поисках телефона и только потом пошла открывать дверь. Ты всегда меня ругаешь, если я не спрашиваю: «Кто?» Конечно, опять забыла. Ну, подожди, не начинай. Давай в этот год не будет ссор. Пришла соседка, тетя Клава.

Помнишь? Полненькая, с добрыми глазами женщина. У нее всегда напомаженные сиреневые волосы. Из 39 квартиры, что на третьем этаже. Ты еще ее называешь…. Вертится на языке… Вспомнила, женщина – вечный праздник, за вечный салют на голове, улыбку и запашок. Только я до сих пор считаю, что ты к ней относишься предвзято. Ну да ладно, не об этом сейчас. Зачем она зашла?

Первое, что она мне сказала с порога:

– Леночка, не будет тысчонки на неделю?

В другое время, я, может быть, и дала. Но вчера… мне хотелось мандаринов. Ты просто не представляешь себе, как сильно они были мне нужны. А я в платке и сапоге… Тетя Клава смотрит на меня и говорит:

– Вот ведь, вертихвостка, опять куда-то на ночь глядя собралась. Ничего от нее путного, – и, правда, подшофе, но я списала все на новогоднюю суету. – Носится, носится целый день. Ни мужа, ни детей. Как же Люська-то переживала. Не дожила, бедолага, до внуков.

Первая пришедшая в голову мысль: «Началось. Сейчас маму из могилы поднимет, потом всплакнет про сына Петьку. Он у нее то ли слесарь, то ли механик. Про то, что с женой ему не повезло. Сидит у него на шее. Да еще и «спиногрызы» (так она зовет своих двоих внуков)»

– …опять в положении.

Видимо, пока я думала, она что-то говорила. Решила все же уточнить.

– Кто в положении, тетя Клава?

– Леночка, ты, что совсем меня не слушала. Так Машка, коза драная. Жена Петькина. Еще одного «спиногрыза» вздумала ему на шею повесить. Мало ему забот. Работает, не разгибаясь. Мать родную забыл совсем.

Смотрю, сейчас расплачется.

– Тетя Клава, так он же к вам вот на днях заходил.

А он действительно, дня три тому назад приходил к ней. Я как раз в магазин шла. Столкнулись в дверях. Весь какой-то серый, хмурый, потрёпанный жизнью. Куда делась вся его стать? Видный же парень был. Не смотри так, я тогда совсем девчонкой была. Просто слышала разговоры.

– Эх, деточка, чтобы ты понимала. Вы ж для нас до конца жизни будете птенцами бесперыми. А мы должны мучиться, переживать, сдувать с вас пылинки. Так нет тысчонки?

Вот ведь старая. Мне совестно, но:

– Нет. Последняя у самой до зарплаты осталась.

– Извини, старую. Нагрузила тебя своими проблемами. С наступающим.

– С наступающим, тетя Клава.

Закрыла за ней дверь и вздохнула с облегчением. Обулась, оделась и побежала в ближайший магазин за мандаринами.

Я была права. Морозец. Ночь. На небе яркие звезды. Полная луна казалась ярче чем обычно. В воздухе кружился в последнем танго снег. Белые деревья. Сказочное время. Вокруг блуждает волшебство, ощутимое лишь на кончиках пальцев. Меня никогда не пугали морозы, я радовалась им. Рвалась скорее на улицу, едва проснувшись. Правда раньше мою прыть сдерживала мама… Было странно, когда люди вокруг поднимали воротники и прятали в них свои лица, в надежде сдержать естественное тепло. А со мной все иначе… Курточка, легкая шапочка… И вперед, покорять зиму…

Пока шла, только успевала отскакивать в сторону от пролетающих мимо снежков. Дети… Это их пора. Снежные горки, крепости… Помню, когда была маленькой, очень любила эти ледяные спуски. Сядешь на санки, сзади тебя легонько подтолкнут, секунда…и ты летишь вниз. Ветер в лицо, щекочет своей прохладой щеки. Я почему-то всегда закрывала глаза. Тогда казалось, если не видеть, где заканчивается горка, то этот спуск вниз будет бесконечно долгим. А потом бегом вверх, за новыми ощущениями. Шум, смех… А к вечеру бежишь домой вся сырая и думаешь: «Опять попадет от мамки». А воскресные прогулки с родителями в лес… Как я их всегда ждала. Чистый, переливающийся на солнце серебром, снег. Хрустальный воздух и звенящая тишина. Стараешься ступать легко, а слышишь: «Хрусть, хрусть, хрусть…» Каждый шаг эхом разносится по заснеженному лесу… Может, нам как-нибудь выбраться за город? Давно уже не была, даже страшно подумать, сколько.

Ты же знаешь, как я люблю зиму. В это время просто оживаю. Так хочется, чтобы она была вечно. Наверное, поэтому ты зовешь меня Снегурочкой?

Домой я вернулась с пакетом мандаринов. Но теперь они стали вдруг не нужны. Почистила парочку, напуская легкий эфирный запах перемен. Съела без особого энтузиазма. Я тебе говорила уже, что ждала тебя? Конечно, говорила. Накрыла стол. Свечи. Включила «Времена года» Вивальди. Слушала и думала. Почему именно ты? Сколько уже прошло лет? Пять? Шесть? Да, в этом году будет шесть.

Помнишь нашу первую встречу? Тогда тоже был новый год. Одна. Никого не ждала. Мама уже лежала в больнице. Бедная, сколько она мучилась. В тот день, ближе к обеду, я вернулась от нее. Было около полуночи, когда раздался звонок в дверь. Открыла.

– С наступающим,– сказал ты.

– С наступающим.

Я смотрела на тебя. Высокий, стройный. Не знаю почему, но тогда мне показалось именно так. На тебе было темно-серое пальто, на котором поблескивали растаявшие снежинки. Помню, поймала себя на мысли, что хочется протянуть руку и стряхнуть эту ненужную влагу. Волосы от сырости торчали в разные стороны. Что вызвало у меня улыбку. Но было в тебе что-то родное, близкое. Твои глаза… Глубокие, голубые магниты, иначе их нельзя назвать. Они притягивали к себе, будто просили: «Смотри и не отрывайся». Так и получилось.

Как потом оказалось, ты ехал к знакомым справлять новый год. Но, видимо, провидение заставило вбить в навигатор неверный адрес. После той ночи мы практически не расставались. До вчерашнего дня…

В полночь я открыла шампанское, зажгла свечи. Послушала куранты. И загадала желание. Сказать, какое? Тебя. И вот сегодня ты здесь. А дальше все было как всегда. Салюты до утра. Взрывы петард. Люди гуляли всю ночь. А я сидела в своем любимом кресле с фужером игристого и слушала Вивальди. Странно, но под утро стало неожиданно тихо. Словно город вымер. Такая гнетущая тишина стояла, что у меня разболелась голова. На душе было тоскливо от неизвестности. Она пыталась заставить меня построить планы на год, но я их не люблю. Никогда не планирую, потому что ничего не получается. Просто живу будничной суетой. Иногда кажется, что с головой погрязла в этой рутине. Но миг, такой крошечный, никому не заметный момент, и открывается второе дыхание. Хочется свернуть горы, покорить бескрайние просторы… Лететь, дышать, ждать чего-то нового… Сейчас ты скажешь, что это блажь, детская наивность, но это не так. Сработал выключатель. Сменил тьму на свет. И жизнь снова бьет ключом и сияет разноцветными красками, как моя елка. Ты со мной? Давай руку. Вместе шагнем в этот новый мир. Посмотри, как он чудесен и светел.

Опять переминаешься с ноги на ногу, боишься рискнуть. Ты прагматик. Привык просчитывать каждый свой шаг. Буквально до миллиметра. Сначала я злилась. Перестала. Нет смысла менять то, что теперь вызывает лишь улыбку. Ты сложный в своей серьезной простоте. Но такой родной… Я не знаю уже, как жила без тебя.

Впереди новая жизнь. Двенадцать месяцев, что ходят циклично, триста шестьдесят пять дней… Много? Безумно много и одновременно слишком мало…

За окном стоял июль. Жара. Воздух в палате разогрелся до невыносимости. Он сидел возле кровати его Лены и держал ее за руку. Скорее всего, в последний раз. Врачи обреченно качали головой на все его немые вопросы. Длинный сигнал… сердце остановилось. По небритой щеке скатилась скупая мужская слеза. Они были вместе пять лет. Это были самые счастливые годы в его жизни. В этом году, на годовщину знакомства, они планировали свадьбу… Но судьба, которая их свела, решила иначе.

К списку номеров журнала «ГРАФИТ» | К содержанию номера