Сергей Ивкин

Нет особых времён. Стихотворения

* * *

приблизился и дышит мол они

тебя назвали ученик и бездарь

ты был титан а распахнули бездну

и вновь никто среди чужой родни

 

на фоне вечности не вылетит А эС

похлёбка с элементами исхуйства

а ну их всех ты больше к ним не суйся

выращивай пускай не сад но лес

 

всё ближе брешет давит и нудит

все пидарасы прав хрущёв цитата

да я б с двух рук по ним из автоматов

там каждый первый сволочь и бандит

 

отсев и пыль а был краеугольным

почтивприжимку продолжает чад

в тенденции участливо молчать

своих шакалов кормим добровольно

 

 

* * *

Нет особых времён, время – плоский и гибкий огонь,

обернувший собой ноздреватую ёмкость потери,

словно чайник вскипающий. Тянешь невольно ладонь

 

или две, ощущая себя золотой gonepteryx,

совмещающей крылья: нектар и торнадо – в одно...

 

Заступаешь за край и в полёт отпускаешь заварку,

но она зависает, поскольку немыслимо дно,

и не жалко себя, а действительно страшно и жарко.


Иона

 

Выходи в косматую пустоту мира.

Хендрик Джексон

(перевод Ольги Захаровой)

 

1.

 

Всё возьми. Оставь пожить немного.

Вдохи реже, а удары чаще.

В этом самолётике для Бога

я – не больше, чем кимвал звучащий.

 

В полутьме стеклянной отраженье

отвечает, словно из утробы

на УЗИ в нечётком разрешенье,

лишь поются губы: бобэоби.

 

Нашу тень распятую выносит

на поля, лишённые приплода:

партизаны поджигают осень.

Это не финита, а погода.

 

Это объявление метели.

На петлицы ягоды рябины.

Нас радисты заживо отпели.

Запах листьев хлещет из кабины.

 

2.

 

Радиорубка верньером скребёт эфир.

Ветер сегодня общительней, чем дельфин.

Между помехами нет ничего на свете.

Тёплое чрево кита, где мне трудно ды…

То, что спасает от холода и воды,

также имеет форму и сущность клети.

 

Бейся, радист. Отчаянье – это стыд.

Дождь… Поднимается море… Рассудок спит

и порождает чудовищ огневолосых:

это горит обмотка твоих реле.

Помни, с молитвой и на одном крыле

ковыляет во мгле Утёсов.

 

3.

 

Трещины тоннелей в тёмно-синем

небе не видны со дна колодца.

Только песня тянет из трясины.

Только песня проявляет солнце.

 

Только песня оградит Иону,

сообщит артериальной почтой,

что желудок обратится в лоно,

и могила обернётся почвой.

 

4.

 

Сине-зелёный автобус – большая усталая рыба:

сквозь чешую плохо видно, чем дышит на дне.

Под золотистыми рёбрами вроде тепло – и спасибо.

Друг мой единственный, помнишь ли Ты обо мне?

 

Как поднимал на ладони смешного Иону

или таскал на Своей неохватной спине?

Долгою вышла прямая дорога до дому.

Друг мой единственный, помнишь ли Ты обо мне?

 

Сколько мне ждать до того, как раскроется пасть и

рыба меня изблюёт в неродной стороне?

Ты – мой очаг и моё непомерное счастье.

Друг мой единственный, помнишь ли Ты обо мне?

 

Низкие тучи бодают отроги Урала.

Звёздные звери жуют шкуру тощего дня.

Рыба моя задохнулась в объятиях трала.

Друг мой единственный не вспоминает меня.

 

5.

 

Разморённых слуг Своих в дозоре

с фонарями на корявых ветках

отведи в распахнутое море,

обложи налогом кругосветным,

 

чтобы ветром выпрямляло спины,

чтобы цепи весело гремели,

чтобы белобрюхие дельфины

нежились в рассветной карамели,

 

чтобы желваки на серых лицах,

схваченные сетью капилляров,

научили заново молиться.

 

Поздравляя наших юбиляров,

мы поём, что до сих пор в разведке

с фонарями на корявых ветках.

К списку номеров журнала «ГРАФИТ» | К содержанию номера