Вызыватели дождя. Стихотворения

*  *  *

 

 

 

Рассказать тебе о том, как подрастают сыновья.

 

Как в улыбчивых потомках то просвечиваю я,

 

то мерцаешь ты, а следом –

 

                                   кромкой комнатного бра –

 

бабка с дедом, бабка с дедом, сорок прадедов и пра-

 

прадедов… Их ряд засвечен, непроявлены черты –

 

руки, волосы и плечи, переносицы и рты…

 

Все, кто смог остановиться, след оставить, уходя:

 

страстотерпцы,

 

                         духовидцы,

 

                                  вызыватели дождя.

 

 

 

 

 

СОВ, МИРО ЧЯВОРО

 

 

 

1

 

…а как сдвинет брови смуглый хоревод,

 

а как вострепещут струнные, и вот-

 

вот взовьются песни, потекут, как реки, –

 

тут ты и проснёшься в следующем веке.

 

Может быть, и к лучшему: пращуры твои

 

(волглый ветер в спину,

 

                                          сбруи,

 

                                                     колеи) –

 

что они расскажут о своих дорогах,

 

ворогах, острогах, похоронных дрогах?..

 

Так ты и проснёшься, не признав лица

 

деда-хоревода, деда-кузнеца:

 

тех, что шли по шляхам колеёю торной,

 

литерой наборной,

 

                                  клеткой кроветворной…

 

 

 

2

 

В тот год богата золотым рублём

 

была Россия, поле – ковылём,

 

конями – табор, лебедой – межа,

 

а Миропея вышла за гаджа.

 

Без Миропеи в поле с той поры

 

котлы кипели, ставились шатры,

 

звенели кольца, деньги, удила…

 

А Миропея сына родила.

 

И были годы, полные зимы.

 

Никто не зарекался от тюрьмы,

 

тем паче – от сумы и сулемы.

 

…А сын домой вернулся с Колымы.

 

Закрой глаза и слушай, чяворо,

 

откуда есть пошёл твой чёрный род.

 

Теперь ты знаешь, милый, отчего

 

тебя назвали так же, как его.

 

 

 

 

 

*  *  *

 

 

 

        И тогда они наконец приходят…

 

         И. Ермакова

 

 

 

…а когда на четырёхметровой

 

кухне от бессилья заскулишь:

 

мол, опять перемывать по новой,

 

мол, болеет, а туда же – ишь,

 

весь в отца, до ночи колобродит,

 

нет ни сил, ни ласки-доброты…

 

Вот тогда они к тебе приходят,

 

раздвигают высохшие рты,

 

у стены на корточках садятся –

 

прах из позаброшенных могил:

 

– Что ж ты, внучка, выросла за цаца,

 

пьёшь и спишь – и не хватает сил?

 

В тишине ночной многоголовой

 

не жалей, не плачь, не кипиши.

 

А мальчишка у тебя фартовый,

 

Мы б в таком не чаяли души…

 

И вплывает месяц из тумана

 

В тесные панельные углы.

 

Чёрные отроги Джезказгана.

 

Ледяные зори Джелгалы.

 

 

 

 

 

*  *  *

 

 

 

Как с утра на горке гром,

 

как с утра на горке крик;

 

как у двери в гастроном

 

похмелившийся старик

 

замер с тряскою губой –

 

и глядит из-под руки,

 

как под горку вразнобой

 

мчатся наперегонки:

 

 

 

           Оксанка – на санках,

 

           Тонька – на картонке,

 

           Александр с Игорьком –

 

           по сугробам кубарьком,

 

           черноглазую Сусанку

 

           брат сажает на ледянку,

 

           а красавец Салават

 

           вывел синий снегокат.

 

 

 

А над горкой, над сырой

 

краснощёкой детворой

 

(варежки, помпоны,

 

шарфы, капюшоны…),

 

мамки очередь блюдут,

 

речи важные ведут,

 

под пуховиками

 

пляшут каблуками:

 

 

 

           – Не скатитесь со ступенек!

 

           – Это ж сколько надо денег?

 

           – Через год опять в декрет.

 

           – Он не папа, а сосед.

 

           – Отойди уже от края!

 

           – У меня растет вторая.

 

           – С лета ходим на ушу.

 

           – Я четвертого ношу…

 

 

 

Для младого поголовья

 

свысока, издалека

 

сыплют медленные хлопья

 

кочевые облака.

 

Для него сгибают выи

 

истуканы снеговые.

 

Искры тают на ледке,

 

и несутся налегке:

 

 

 

           Оксанка – на санках,

 

           Тонька – на картонке,

 

           Александр с Игорьком –

 

           по сугробам кубарьком,

 

           у Анжелки-скороспелки

 

           брызжет снег из-под тарелки,

 

           а красавец Салават

 

           вывел синий снегокат…

 

 

 

 

 

*  *  *

 

 

 

…Стучит, стучит – и, скатываясь в желоб,

 

спешит к земле. Стекает с потолка.

 

Над городом зловонной сетью шелоб

 

шевелятся густые облака,

 

и жирная вода под фонарями

 

шевелится.

 

           Смотри сквозь темноту,

 

как тает пар, исторгнутый ноздрями

 

зверей на царском Банковском мосту, –

 

и как ползет, подрагивая, строчка

 

слепящих джипов

 

                         ауди

 

                                 рено –

 

пока стучится ласточка и дочка

 

в твое окно.

 

 

 

 

 

ТИШЕ, ТИШЕ, НЕ ШУМИ

 

 

 

1

 

…а чего ж ты хотела-то, дурочка? Сердце бьётся,

 

перламутровый перстень сверкает на дне колодца,

 

колыбельная песня поётся, мёд-пиво пьётся,

 

а порой так и просто мёд.

 

                                 Кот качает зыбку,

 

подрастает ребёнок и ждёт золотую рыбку.

 

 

 

Ах, коса меловая, линия береговая!..

 

Золотая рыбка, трепещущим помавая

 

плавником,

 

           обходя крючки и кривые снасти,

 

с перламутровым перстнем в разорванной рыбьей пасти

 

приплывёт и сманит – как деда, отца и брата –

 

в те моря, из которых к матери нет возврата.

 

 

 

Так что ты живи, не суетись, не пори горячку:

 

осторожно покачивай зыбку, баюкай качку,

 

обучи ребёнка смеяться, ходить и плавать…

 

А как плакать захочешь –

 

                      смотри в ледяную заводь:

 

там в придонных омутах рыбы стоят живые –

 

лучепёрые, змееголовые, грозовые,

 

там в густой воде они движутся косяками,

 

пошевеливают тяжёлыми плавниками...

 

 

 

2

 

тише тише не шуми

 

верхней ноты не возьми

 

ноту нижнюю найди

 

рыбой под воду уйди

 

под водой ли под водой

 

ходят рыбы чередой

 

в заболоченной кринице

 

пахнет ряской и рудой

 

оборвав губой блесну

 

в темной заводи примкну

 

к лучепёрой веренице

 

распластавшейся по дну

 

прежний облик откреплю

 

боль в губе перетерплю

 

как же я тебя люблю

 

как же я тебя люблю

 

 

 

 

 

*  *  *

 

 

 

буду тише воды

 

буду ниже травы

 

ни плечом

 

ни словцом

 

ни о чём

 

никогда

 

отцветают сады

 

осыпаются рвы

 

сын бежит за отцом

 

как сквозь землю

 

вода

 

 

 

 

 

*  *  *

 

 

 

Что ты ищешь под вечер в сырой траве,

 

при озёрном разросшейся рукаве,

 

где привольно подлещикам и плотве,

 

где ветла над водой поникла?

 

– Земляника там, земляника.

 

Круглый бок, сладковатый медовый дух.

 

Загляни под жимолость, под лопух:

 

сок течёт по пальцам,

 

                                 считаем вслух –

 

кто успел, тот и съел; кто светел,

 

тот и ягоды свет приметил.

 

Земляника, счастливый червонный туз…

 

Что на тот ли запах,

 

                                 на тот ли вкус,

 

лишь рассвет начинает брезжить,

 

человеки, зверьё и нежить

 

друг за дружкой движутся. Расскажи,

 

как проходят ящерицы, ежи,

 

пробегают полёвки, текут ужи,

 

как смеётся твой сын:

 

                                 взгляни-ка –

 

земляника там, земляника…