Анатолий Жиганов

Памяти Алии Молдагуловой

Родился в 1982 году в г. Свердловске. Окончил Уральский государственный горный университет. В 2006 году издательством Горного университета был издан небольшой сборник стихов. После окончания университета работает в сфере строительства.

 

 

 

В начале января мы маршем двинулись вдоль фронта к Новосокольникам. Прорвав оборону противника, наша бригада рванулась вперед, севернее города Новосокольники. Вышли к железнодорожному полотну у станции Насва. Враг встретил нас шквальным огнем. Ночью мы заняли исходные рубежи для атаки. На рассвете началось наступление. Батальон, вместе с которым шли снайперы, должен был перерезать железную дорогу Новосокольники-Дно в районе станции Насва и захватить деревню Казачиха.

Первая линия обороны была успешно прорвана. Но вскоре противник обрушил ответный яростный огонь, и наши пехотинцы залегли. Атака захлебнулась. Вот в эту критическую минуту Алия Молдагулова встала во весь рост и крикнула: «Братья солдаты, за мной!» И по призыву девушки бойцы поднялись...

(Из воспоминаний Г. В. Варшавского, политрука 4-го батальона).

 

В жаркой схватке за деревню Казачиха вышел из строя командир... Алия поднялась во весь рост и крикнула: «Вперед, за Родину!» За ней пошла вся рота и ворвалась в траншеи врага. Взрыв мины, и Лия ранена в руку, а я сгоряча ушла вперед... Потом я узнала со слов бойцов, которые шли позади нас, что, несмотря на ранение, Лия не бросила автомат и подстрелила одного вражеского офицера. Но и он все-таки успел выстрелить в ответ и вторично ранил Лию. Последний выстрел остался все же за ней. С поля боя ее вынесли командир отделения разведчиков Поляков и еще трое солдат, фамилии которых я не помню...

(Из воспоминаний Н. А. Матвеевой, снайпера-напарницы Алии Молдагуловой).

 

Июнь ласкает солнцем взор,

А ты пришел на школьный двор,

Чтоб встретить внучку в день ее успеха.

Вокруг родители стоят

 

И тоже ждут своих ребят,

И воздух полон нежности и смеха.

 

Вот дверь разинула свой рот,

И юность хлынула вперед

Живой волной, отчаянным прибоем.

И ты, как все, шагнул к крыльцу,

К тому знакомому лицу,

Что увидал за разноцветным строем.

 

А вон и внучка, посмотри,

Идет и светится внутри:

Сдала успешно первый свой экзамен.

И, глядя в девичьи глаза,

Другие вспомнил небеса,

Тот страшный бой, когда был дважды ранен.

 

Плела свинцовая метель

Над батальоном канитель,

Шквал прижимал и не давал подняться.

Разрывов отблески цвели

В глазах залегшей Алии,

Ей, как и внучке, было восемнадцать.

 

Перед тобой немецкий дот

Косил бросавшихся вперед,

Бил с высоты в невиданном упорстве.

И ты, глотая черный снег,

Не смел подняться в тот забег,

Где жизнь и смерть сплелись в противоборстве.

 

Разрыв, осыпалась земля,

И в рост шагнула Алия,

И вновь вблизи удар фашистской мины.

«Братишки, милые, вперед!»

И кровь по рукаву течет,

Зовя бойцов подняться до вершины.

 

Издав один протяжный стон,

Пошел в атаку батальон,

Так ходят в смерть с отвагой бесшабашной.

И натиск был неудержим,

Через огонь и едкий дым,

На самый верх, до жаркой рукопашной.

 

Сцепились в схватке грудь на грудь,

Превозмогли, пробили путь,

Ты ранен был в упор из автомата.

А где-то около тебя

Вторую рану Алия

Перетянула тканью маскхалата.

 

Вы взяли неприступный дот

Среди пылающих высот,

И штаб вручил отважным по награде.

Но каждый отдал бы свою,

Чтоб видеть рядом Алию

В победном сорок пятом на параде.

 

Она чуть-чуть не дожила,

Не дотерпела, не дошла,

Как будто замерев на полушаге.

Но ты навек запомнил ту,

Что позвала на высоту,

И выбил ее имя на рейхстаге.

 

...Пестрел от красок школьный двор,

Сливались выкрики в узор,

И солнца луч старался всех приветить.

Сказала внучка: «Вот и я!»

А кто-то крикнул: «Алия!»

И внучка обернулась, чтоб ответить.

 

СТОРОЖ БРАТЬЯМ МОИМ

 

Есть время бить, а есть — мечтать о бое,

Не обнажая лезвия меча.

Мой путь домой вдруг заслонили трое,

Над скромной рясой пьяно гогоча.

 

«Привет, отец,— и наглый смех сквозь зубы.—

Поговорим, потом пойдешь к жене».

Глубокий вдох, чтоб голос не был грубым,

А Кирин крик опять звучит в огне.

 

«Зачем напялил бабские одежды?

Мужик не просит, а всегда берет».

Им не понять, как худо без надежды

И знать, что смерть любимых не вернет.

 

Смотрю в глаза — всем сразу и отдельно.

Им наплевать, с ленцой жуют слова.

Их скука одолела беспредельно,

И пиво движет мыслью в головах.

 

«Святой отец, а как тебе девчонка?

Вон та, что прошмыгнула мимо нас,

Ведя за руку мелкого ребенка.

Ты согласись, что ножки — высший класс!»

 

Не обернувшись, отвечаю чинно,

Что яд греха кипит в крови у них.

«Скажи, отец, да разве ты мужчина?

Бог создал девок, чтобы трогать их!»

 

Удар в груди — и вновь сцепляю руки:

Инстинкт солдата сложно побороть.

И — Кирин голос, полный сладкой муки,

Тот нежный стон, что будоражит плоть.

 

«Эй, слышь, отец, подставь нам обе щеки,

Ведь твой Господь взывает все стерпеть».

И вспышкой — ночь и южный край далекий,

И взвод друзей, что поредел на треть.

 

И тот скупой знакомый почерк боя,

Когда лишь миг решает жизнь и смерть

И лишь одно желание слепое —

Быть рядом с каждым и везде успеть.

 

В тот раз молитвой был упор приклада,

Наградой — нерастраченный патрон,

И мат бойцов десантного отряда

Звучал во тьме, как тающий канон.

 

В ту ночь я уводил волков со следа,

За всех купив билет в один конец.

Но уцелел — лишь кость была задета,

Да через бок пролег кривой рубец.

 

Уже тогда седые командиры,

Отставив спирт, просили снова жить.

И, чтоб осилить новый путь без Киры,

Я принял сан, решив другим служить.

 

И насмотрелся вдоволь всякой мрази,

И с ними — тех, кто, стоя у черты,

Узнав на пепелище привкус грязи,

Утратил и любимых, и мечты.

 

Я не сломался и поверил в Бога,

Что предвещает встречу с Кирой вновь.

Терпеть и ждать — теперь моя дорога,

Намеченная Тем, Кто есть Любовь.

 

Чуть позже я отмою прегрешенья,

Перед свечой читая ветхий стих,

За то, что стал заложником мгновенья,

Бескомпромиссных принципов своих.

 

...Не описать смятения прохожих,

Тех, кто вблизи случайно проходил:

Святой отец с простым «Помилуй, Боже»

Трех наглецов на месте уложил...

 

       СОВЕТСКИЙ СОЛДАТ

 

Я советский солдат — Прохоренко, Матросов, Гаджиев.

Я Москва, Ленинград, Ашхабад, Севастополь и Киев.

Через пепел и ад я прошел не от спеси и скуки,

Я советский солдат, я выкручивал дьяволу руки.

 

                                                       М. Фидель. Я советский солдат.

 

Я советский солдат — безымянный, бессмертный, столикий —

Тот, кто шел на закат, совершая свой подвиг великий,

Кто фашистский штандарт не встречал в раболепном поклоне,

Приближая рассвет с каждым шагом в походной колонне.

 

Я не ждал от судьбы поцелуев, наград и подачек,

Не давал слабины и плевал на призывы о сдаче.

Я стоял до конца, когда небо просило пощады,

И к родимой земле приникал под огнем канонады.

 

Я друзей хоронил — каждый день, без надгробий и даты,

И ложился под танк, в кулаках зажимая гранаты.

Я тонул много раз, задыхался в снегах и буранах

И не смел отступать, когда кровь проступала на ранах.

 

Я бросался в штыки, чтобы солнце вставало, как прежде,

Миллионам сердец открывая дорогу к надежде.

Стиснув зубы, терпел, принимая лишенья и муки,

Чтобы горечь войны не узнали ни дети, ни внуки.

 

Я советский солдат, заключенный бессмертьем в граните.

Легион моих лиц вы в семейных альбомах храните.

Я из множества цен заплатил наивысшую долю

И прошел за других, не таясь, по смертельному полю.

 

Я стою в полный рост, замерев на краю пьедестала,

Моя слава крепка и с годами незыблемой стала.

Я покой стерегу, ибо нет безмятежней рассвета,

Чем восход над страной, что победной зарею одета.

 

Я есть в каждом из вас — тех, кто помнит суровые годы

И кто знает в лицо павших в битве во имя свободы.

Я смотрю на закат, чуть прищурив гранитные веки.

Я советский солдат — и свой пост не покину вовеки.

 

СЕГОДНЯ У НАС ЗА СПИНОЙ НЕ ПЫЛАЕТ МОСКВА

 

Россия проигрывает, в первую очередь, именно духовную битву — самую важную битву в любой войне. Ибо, как мы знаем еще со времен Александра Македонского, неприятеля можно разбить без единой потери: для этого достаточно просто сломить его боевой дух. Россия сейчас слаба как никогда, слаба, в первую очередь, духом. Но все только начинается: нам на смену идут еще более слабые и изнеженные люди, еще более деморализованные и ленивые поколения. Что будет с Россией в будущем — одно­му только Богу известно. Надежда, как известно, умирает последней...

Чернов А. В. Духовный мир российской молодежи.

 

Сегодня у нас за спиной не пылает Москва,

Не рушатся стены от танковых залпов в упор.

Нам кажется: было, прошло, отболело едва,

Но это не так, и об этом пойдет разговор.

 

Сегодня мы тоже стоим у последней черты,

И пусть наш рубеж не охвачен смертельным огнем,

Опасность в другом — мы незримо сжигаем мосты,

Ту хрупкую нить, что достоинством русским зовем.

 

Мы память свою каждый день раздаем по частям,

Открытость и честь в наши дни — неприемлемый лот.

Мы видим успех в бесконечном стремленьи к деньгам,

И чью-то любовь привлекаем шуршаньем банкнот.

 

Мы верим, как дети, в фальшивую мудрость зеркал,

В чужие слова, что звучат не по-русски совсем.

Мы судим поверхностно: «кто-то когда-то сказал...»,

И молча бежим в виртуальность от всяких проблем.

 

Нам проще не делать, смирившись с судьбою на раз,

Отвлечься на что-то, что даст иллюзорный покой.

Мы стали другими, чем те, кто сражался за нас,

Кто верил в нас больше, чем мы, принимая свой бой.

 

Мы стали другими, утратили ясную цель,

Пошли по развилке из сотен влекущих дорог —

И лживые звезды затмили коварную мель

И ярким смешением выбили твердь из-под ног.

 

Сейчас мы стоим у черты, только нам выбирать:

Идти через сумрак, стоящий у нас на пути?

Пройти сквозь него и самим свою участь решать?

Себя изменить и других за собой повести?

 

Как много мы можем свершить, когда просто хотим,

По-русски забыв, как всегда, постоять за ценой!

...Но где те комбаты, что встанут и скажут другим:

«За честь и Россию, за веру и верность — за мной!»

 

ФРОНТОВАЯ ИСТОРИЯ

 

...Вы написали, что уж год,

Как вы знакомы с новым мужем.

А старый, если и придет,

Вам будет все равно не нужен.

 

Что вы не знаете беды,

Живете хорошо. И, кстати,

Теперь вам никакой нужды

Нет в лейтенантском аттестате...

 

                  К. Симонов. Открытое письмо.

 

Он уходил на фронт, она молчала,

Лишь в хрупких пальцах комкала платок.

Все сказано. Зачем твердить сначала

О том, что двое знают назубок.

 

Он обнял мать — и к ней шагнул проститься,

Коснулся губ, прижал, что было сил —

И оттолкнул, и побежал садиться

В простой вагон, что в вечность увозил.

 

Они остались: мать и та девчонка,

Что незаметно рядом с ним росла

И как-то вдруг отчаянно и звонко

В его мечты невестою вошла.

 

Он был так юн, она на год моложе,

О свадьбе оставалось лишь мечтать.

И тут война — нет испытанья строже

Для двух сердец, чем вынужденно ждать.

 

Он из окна успел увидеть лица —

Те два из них, что выбраны судьбой.

Он шел на фронт и верил — возвратится

И ради близких выдержит свой бой.

 

Из века в век у войн свои законы:

Кому-то жить, кому-то умирать.

Он шел вперед, сменялись батальоны

И те, кого друзьями мог назвать.

 

Был дважды ранен, впрочем, неопасно,

Как будто небо сжалилось над ним.

И все однополчане ежечасно

Шутили, что он письмами храним.

 

На перекрестках фронтового ада,

На замершей в ночи передовой,

В землянке и в воронке от снаряда

Он ждал визита почты полевой.

 

Она писала: «Я люблю и верю,

Что ты вернешься цел и невредим,

Что ты, солдат, сломаешь зубы зверю,

И будет мир, которого хотим».

 

Он бил врага — за тех ребят из роты,

Чья жизнь, как нить, в огне оборвалась.

За тех солдат, что шли на пулеметы,

Прочтя в письме: «прости, не дождалась».

 

Он знал войну и то, как лицемерно

Она любовь порой влечет на дно,

Как ранит сердце письмами смертельно

И выпивает душу заодно.

 

И вот, решив привязанность проверить,

Он написал девчонке пару строк:

«Не жди меня, любимая, у двери.

Я не приду: в бою лишился ног».

 

Пришел ответ — короткий, в десять строчек,

Скупой листок, расчерченный войной.

Все тот же тон, лишь изменился почерк:

«Держись, солдат, я жду тебя домой».

 

И он, сжав зубы, гнал врага на запад,

Через огонь — на самый край земли.

И вот настал победный сорок пятый,

Который приближали, как могли.

 

И он вернулся, вышел на вокзале,

Хоть твердо знал, что мать не встретит здесь.

Он, если б мог, отдал бы все медали,

Чтоб год назад забыть дурную весть.

 

Не воскресить ушедших безвозвратно,

Но эту боль он пережил сполна.

Дорога писем привела обратно —

И у крыльца его ждала она.

 

Он к ней шагнул, раскрыв свои объятья,

И тут же с шага сбился невпопад:

Поймал в ответ не яркий проблеск счастья —

Невидящий отсутствующий взгляд.

 

Война — от века страшное явленье

И нанесла предательский удар:

Та, что любила, потеряла зренье,

Когда тушила вспыхнувший пожар.

 

И замер он, не в силах молвить слова,

Как будто кто-то отделил стеной,

Смотрел на ту, что ждать была готова,

Когда б пришел увечный и хромой.

 

Она его любила безоглядно,

А он не мог сказать ей пары фраз.

Судьба за злую шутку многократно

Взыскала плату с милых сердцу глаз.

 

Он посмотрел на девушку слепую,

На дверь в ту жизнь, которой больше нет.

Принять ее, ущербную такую?

Терпеть весь срок, встречая с ней рассвет?

 

И тут она сама вперед шагнула:

«Скажите мне, что с суженым моим?

Война разлуку нашу затянула,

И я хочу скорей обняться с ним».

 

Он поглядел на плачущих в сторонке

И лямку вещмешка сдавил в горсти...

А вслед за этим прошептал девчонке:

«Он не придет.

Я друг его.

Прости».

К списку номеров журнала «Приокские зори» | К содержанию номера