Владимир Спектор

На окраинах воздух свежей

 *   *   *

Время меняет адрес,

                           среда переходит в четверг.

Мир, май, июнь - потеряны календарём.

Визитки прошлых героев

                           под ветром – то вниз, то вверх.

Вниз, без виз, где время кричит: «Старьё берём!»

 

Кажется – всё внезапно,

                             но время смеется в ответ.

Память ищет на свалке своё барахло.

Время меняет адрес,

                              но нет его, нет его, нет…

И поле вчерашних снов быльём поросло.

 

  *   *   *

В своих безбожных небесах

«Шестидесятники», устав от волейбола,

Поют Булата, слушают «Спидолу»,

Читают. Женя, Роберт и Андрей…

Но небеса — темней, темней, темней.

И мрак предательством пропах.

 

Внизу всё тот же неуют.

Чапаевцы, как тени в пыльных шлемах,

Плывут куда-то с капитаном Немо,

И с косами — не ангелы стоят,

И не понять — кто прав, кто виноват,

И что там у костра поют.

 

Ломают памятники в дым,

И те, кто в небесах, понять не могут,

Зачем, куда, в какую путь-дорогу

Собрались те, кто, перепутав след,

Осваивают тот и этот свет,

Где страшно мёртвым и живым.

 

*   *   *

Эпоха непонимания,

Империя недоверия.

Не поздняя, и не ранняя -

Бесконечная империя,

 

Где хищники пляшут с жертвами,

То с левыми, а то -  с правыми…

Где нужно быть только первыми

И правдами, и неправдами.

 

   *   *   *

Условно делимы на «право» и «лево».

Как славно незримы «король, королева,

Сапожник, портной»…

Это со мною и с целой страной,

 

Где всех поделили почти безусловно

На «любишь — не любишь», на «ровно — не ровно»,

А будто вчера -

Жизни беспечной была, как сестра,

 

Страна, где  так быстро привыкли к плохому,

Где «эныки-беныки» вышли из дому,

А следом свинец,

Хочешь — не хочешь, но сказке — конец.

 

   *   *   *

«Натюрлих», Савва Игнатьевич,

                   «Розамунда» плачет, смеясь.

Маргарита Павловна, увы...

Меж количеством и качеством

                    Нарушена временно связь.

Куда ни глянешь – «рука Москвы»...

 

Савва Игнатьевич, «фюнф минут»!

                    Мы идём из войны в войну.

«Не для радости жить нам». Ну, что ж...

Горько там, и не сладко нам тут –

                    На пути из страны в страну.

Только ты, друг, как прежде, хорош.

 

 Даже когда «с утра – за дрель».

                     А помнишь - перитонит...

Снова средства нелепы, как цель.

                     Савва, это душа болит.

 

 *  *  *

Не знавшие беды – бедны, хоть и богаты.

Их смелость – до поры, а наглость – до пинка.

Не знавшие беды – холёные ребята.

Но даль – недалека, и сладость – не сладка,

 

Когда вдруг всё не так, и страх за каждым шагом,

И в зеркале видна война или вина,

А всё, что накопил – металл, стекло, бумага –

Беспомощны. Лишь кровь, как прежде, солона.

 

  *   *   *

По дороге, ведущей от детства

                                И далее в вечность

Три судьбы друг за дружкой

                                идут себе неторопливо.

Разговоры ведут бесконечно,

                                беспечно, сердечно,

Вспоминая мотивы, стихи,

                                даже локомотивы… 

 

Три судьбы, и у каждой свой цвет,

                                свои вкусы и память.

У одной, краснозвездной, - идеи, любовь,

                                                     тепловозы…

У другой, желто-синей, - беда пополам

                                с торжествами.

А у третьей, трёхцветной, - вопросы, вопросы,

                                вопросы…

 

Всё смешалось, как в доме Облонских –

                               вопросы, ответы…

Три судьбы продолжают свой путь,

                               препираясь негромко.

Песня спета – одна говорит. А другая –

                               не спета.

Ну, а третья всё ищет, куда постелить

                               мне соломку,

……………………………………………….

Потому что все судьбы, все три – это я…

 

         * * *

Завтрашние события

                      оставим на завтра,

Вчерашние события

                     остались в прошлом.

Может, любовь обернется

                     козырною картой,

Жданно-нежданной,

                     не пошлою и не ложной.

 

«Завтра» придёт, подмигнув,

                     усмехнувшись «сегодня»,

Случайной поэзией

                     переменив прозу.

 Сможет ли время от этого

                     стать чуть свободней? 

Ответа не знаю. Но знаю, 

                     что есть козырь.

 

    *   *   *

Не повторится и не вернётся.

А память шепчет: «Всё было классно».

Хоть были пятна, но было солнце.

И всё напрасно? Нет не напрасно.

 

Листает память свои страницы.

Жизнь, как цитата из «Идиота».

Всё — не вернётся, не повторится.

А вдруг, хоть что-то. Хотя бы что-то...

 

 *  *  *

А вы из Луганска? Я тоже, я тоже...

И память по сердцу – морозом по коже,

 

Ну да, заводская труба не дымится.

Морщины на лицах. Границы, границы...

 

И прошлого тень возле касс на вокзале.

А помните Валю? Не помните Валю...

 

А всё-таки, помнить -  большая удача.

И я вспоминаю. Не плачу и плачу.

 

Глаза закрываю – вот улица Даля,

Как с рифмами вместе по ней мы шагали.

 

Но пройденных улиц закрыта тетрадка.

Вам кажется, выпито всё, без остатка?

 

А я вот не знаю, и память тревожу...

А вы из Луганска? Я тоже. Я тоже.

 

  *   *   *

По улице Советской 

                      иду, иду, иду…

И длится сон, как детство,

                      и память на ходу

Выхватывает фото

                      полузабытых лет,

Где что-то или кто-то

                      знакомы или нет,

Кто лучше, а кто - хуже

                      Кто хоть чужой, но свой.

Где тот, кому я нужен,

                       кивает головой.

Где явь сильнее фальши,

                        а сны еще легки.

Где чудеса не дальше

                         протянутой руки.

 

  *    *   *

— У домика Даля, где часто бывали,

Увидимся снова? - Не знаю. Едва ли.

Хоть там всё, как прежде, скамейка, аллея…

Но сердце — левее, и время — чуть злее.

 

Я помню, я знаю, и, память тревожа,

Спешу вдоль аллеи, в надежде, что всё же

У Даля в четверг соберутся поэты...

Так было. Я помню. Спасибо за это.

 

  *   *   *

Всё случилось неожиданно –

У войны повадки резкие.

Направленье ею выдано

Нам в «края антисоветские».

 

Да и дома – те же пряники,

Что не куплено – то продано.

Все мы – странники-изгнанники

Из страны, что звали «Родина».

 

  *   *   *

Двойные стандарты. А, может, тройные…

И даже не прячется фига в карман.

Враньё — как экзема. Как жизнь — аллергия.

И кажется, тот, кто не пьян, всё же пьян.

 

А если не пьян, то считает нетрезвым

Тебя и меня, всех, кто слышит враньё…

По сердцу стеклянному будто железом

Ведут и ведут, и долдонят своё…

 

  *   *   *

Из одной провинции в другую…

Далью занавешено окно.

Раньше знал – топор плывёт в Чугуев.

А теперь не знаю – всё равно.

 

В хоре пел «В коммуне остановка».

А теперь мурлычу «всё пройдёт».

В незабытых снах всё было ловко.

В жизни всё всегда наоборот.

 

  *   *   *

Кажется игрушечным кораблик,

Озеро – картиной акварельной.

Я учусь не наступать на грабли,

Только это – разговор отдельный.

 

Безмятежность нежного пейзажа

Кажется обманчиво-тревожной.

Я смотрю, я радуюсь, и даже

Верю: невозможное – возможно.

 

  * * *

Это Швальбах, это Зульцбах, это Буцбах...

Не родные, не чужие с неких пор.

Это эхо нелюбви в победных трубах

Тенью падает на здешний разговор.

 

Это память, что пришла и не уходит,

И ведёт, ведёт неспешно свой рассказ.

О любви, конечно, будто о погоде.

Это Швальбах, слышишь, память? Не Донбасс...

 

 * * *

Учу глаголы, не затем, чтоб жечь,

Хотя они и отправляли в печь

Мою родню (восстать бы ей из пепла).

Учу глаголы, чтобы больше знать,

Чтобы любить, страдать и не страдать,

Чтобы во мне моя родня воскресла.

 

Такой знакомый-незнакомый быт...

Меня от узнавания знобит.

Не плачу. Но чем дальше – тем не легче...

Чужих глаголов беззаботный вид.

Труба дымит. И там, и здесь дымит.

И дым не меркнет, а плывёт навстречу...

 

  *   *   *

Где-то на окраине тревог,

Где живут бегущие по кругу,

Вечность перепутала порог,

И в глаза взглянули мы друг другу.

 

Черствые сухарики мечты

Подарила, обернувшись ветром

В мареве тревожной маеты,

Где окраина так схожа с центром.                

 

 *   *   *

Тёплый ветер, как подарок с юга.

Посреди ненастья – добрый знак.

Как рукопожатье друга,

Как улыбка вдруг и просто так.

 

Жизнь теплей всего лишь на дыханье,

И длинней - всего лишь на него.

Облака – от встречи до прощанья,

И судьба. И больше ничего.

 

 *  *  *

В спящем режиме не только прошедшее время,

В спящем режиме не только экран телефона.

Спящий режим – он витает над нами, над всеми,

Может, поэтому всё так тревожно, хоть сонно.

 

Всё так тревожно и в спящем режиме нелепо,

И бесконечно замедленно действие длится.

В спящем режиме взлетаем и падаем в небо,

Не насмотревшись сквозь сон на любимые лица.

 

 *  *  *

Как будто карандаши,

Рассыпались дни и недели.

Поспали, попили, поели...

Но сердце спешит. Спешит.

 

И как мне их всех собрать,

Друзей, что рассыпались тоже

Средь старых и новых бомбёжек,

Хотя бы в свою тетрадь,

 

Собрать карандашный цвет,

Он звался когда-то «Мистецтво»,

Раскрасить дорогу, как детство,

Как счастья былого след.

 

*   *   *

Всё, как было, и всё не так.

Хорошо или нет – не знаю.

Старше стал молодой дурак,

Дни за днями взахлёб листая…

 

Кто б сказал, не шутя, всерьёз,

Сборник ленинских фраз итожа, -

Паровоз летит под откос.

Кто бы знал. И всё же, и всё же…

 

Слышишь эхо ушедших лет?

Не похоже оно на эхо.

Всё, как было? И да, и нет.

И смешно мне. И не до смеха.

 

 *   *  *

А долгое время казалось,

Что всё ещё может вернуться,

И эта наивная жалость,

Как солнечный шарик на блюдце,

 

И вера в нелепое братство,

Которого нет и в помине...

Казалось, казалось, казалось,

Хоть жил и тогда в Украине.

 

 *   *   *

От прошлого не в восторге.

Что в будущем? Нет ответа.

Разведчик товарищ Зорге

Погиб. И доклада нету.

 

А радио говорило

И даже предупреждало:

Настанет время дебилов.

Хотя их всегда хватало.

 

   *    *    *

— Ты слышишь, как сердце стучит у меня?

— Нет, это – колёса по рельсам…

 

— Ты видишь – дрожу я в сиянии дня?

— Ты мёрзнешь. Теплее оденься…

 

— Ты видишь – слезинки текут по щекам?

— Нет, это дождинки - к удаче…

 

— Ты чувствуешь – я ухожу к облакам?

— Я вижу, я слышу… Я плачу.

 

  *  *  *

Принимаю горечь дня,

Как лекарственное средство.

На закуску у меня

Карамельный привкус детства.

 

С горечью знаком сполна -

Внутривенно и наружно.

Растворились в ней война,

И любовь, и страх, и дружба…

 

*   *   *

Вижу хуже, но чувствую лучше

Даже то, чего раньше не мог.

И несу свои годы, как грузчик,

Ощущая, где Бог, где порог.

 

Вижу ясно, как стереовзглядом,

Расслабляя распахнутый взор,

То, что в прошлом, и то, что рядом,

Продираясь сквозь взгляды в упор.

 

*  *  *

«Больше дела, меньше слов,

До свиданья, будь здоров!» -

Так отец повторял, я смеялся,

                                      а время летело…

«До свиданья» сменилось, увы, на «прощай».

В неизвестность отъехал последний трамвай.

Больше, всё-таки, слов и печали.

                                      Такое вот дело.

А на фотках – улыбки, и взгляд без тревог,

Машет шляпой с трибуны смешной полубог,

И «Ура» отвечают, шагая не в ногу,

                                       колонны…

Больше дела, - отец напевал, - меньше слов,

Я не спорю, допеть эту песню готов,

И пою. Только привкус у пенья

                                       нежданно солёный.

 

 *   *   *

— Всё хорошо. Только небо сердито,

Гром, как внезапный разрыв динамита

Или как эхо ночной канонады…

— Может быть, хватит, об этом. Не надо…

 

— Всё хорошо. Только дождь без просвета.

— Это преддверие бабьего лета,

Дальней зимы и мужской непогоды…

 

— Капля за каплей, за годами годы

Всё хорошо, - повторяю я снова,

Мальчик из прошлого. Дедушка. Вова...

 

   *    *    *

Яблоки-дички летят, летят…

Падают на траву.

Жизнь – это тоже фруктовый сад.

В мечтах или наяву

 

Кто-то цветёт и даёт плоды

Даже в засушливый год…

Яблоня-дичка не ждёт воды –

Просто растёт, растёт.

 

 *   *   *

Тёплый ветер, как подарок с юга.

Посреди ненастья – добрый знак.

Как рукопожатье друга,

Как улыбка вдруг и просто так.

 

Жизнь теплей всего лишь на дыханье,

И длинней - всего лишь на него.

Облака – от встречи до прощанья,

И судьба. И больше ничего.

 

    *   *   *  

Увидь меня летящим,

                             но только не в аду.

Увидь меня летящим

                             в том городском саду,

Где нету карусели, где только тьма и свет…

Увидь меня летящим

Там, где полетов нет.

 

    *    *    *

Не изабелла, не мускат,

Чья гроздь – селекции отрада.

А просто – дикий виноград,

Изгой ухоженного сада.

 

Растёт, не ведая стыда,

И наливаясь терпким соком,

Ветвями тянется туда,

Где небо чисто и высоко.

 

     *    *    *

И, в самом деле, всё могло быть хуже. –

Мы живы, невзирая на эпоху.

И даже голубь, словно ангел, кружит,

Как будто подтверждая: «Всё – не плохо».

 

Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,

Где голубь предстаёт воздушным змеем…

В то, что могло быть хуже – твёрдо верю.

А в лучшее мне верится труднее.

 

    *  *  *

На окраинах воздух свежей,

На окраинах дышится легче.

Там «Ещё», позабыв про «Уже»,

Беззаботно шагает навстречу

 

Дню и ночи, не думая впрок,

Кто удачливей – принц или нищий?

Тот – не близок, а тот – не далёк...

Ну, а воздух – действительно чище.

 

     *  *  *

С прошедшим временем вагоны

Стоят, готовые к разгрузке.

Летает ангел полусонный

Вблизи ворот, незримо узких.

 

Там, у ворот, вагонам тесно,

И время прошлое клубится...

Всё было честно и нечестно,

Сквозь правду проступают лица.

 

Всё было медленно к несчастью,

Со скрипом открывались двери.

Власть времени и время власти,

Учили верить и не верить,

 

И привыкать к потерям тоже -

Друзей, что трудно и не трудно.

До одурения, до дрожи,

Себя теряя безрассудно,

 

Терпеть, и праздничные даты

Хранить, как бабочку в ладони,

Чтобы когда-нибудь, когда-то

Найти их в грузовом вагоне.

 

Найти всё то, что потерялось,

Неосязаемою тенью...

А что осталось? Просто малость -

Любовь и ангельское пенье.

 

Владимир Спектор. Родился в Луганске в 1951 году.  Редактор литературного альманаха и сайта "Свой вариант".  Автор более 20-ти книг стихотворений и очерковой прозы. Заслуженный работник культуры Украины. Лауреат нескольких литературных премий. Среди последних публикаций – в журналах «СловоWord», «Новый Континент», «Новый Берег», «Радуга», «Сетевая словесность», «Дети Ра», «Зарубежные задворки», «Этажи», «Чайка», «Золотое Руно», «Камертон», «Литературная Канада», «Особняк», «Интер-Фокус», «Фабрика литературы», «Клаузура», газетах «День Литературы», «Поэтоград», «Литературные известия»... В 2015 году стал лауреатом международного литературного конкурса «Открытая Евразия». В 2017 году стал серебряным призером Германского международного литературного конкурса «Лучшая книга года на русском языке» в номинации «Поэзия». С 2015 года живет в Германии.

 

 

К списку номеров журнала «Слово-Word» | К содержанию номера