Таникава Сюнтаро

Лирика. Пер. с японского Артёма Третьякова и Марии Третьяковой




Лирика Таникавы Сюнтаро1 

 

Таникава Сюнтаро (р. 1931) – один из наиболее известных и признанных поэтов современной Японии.

Будучи представителем литературы «второй послевоенной волны», сформировавшейся в середине 1950-х гг., Таникава успешно синтезировал в своем творчестве основные этические и эстетические ценности зарождающегося постиндустриального общества. Так, отживающей свой век ангажированной поэзии японской коммунистической партии Таникава противопоставил идею чистого искусства, нигилизму послевоенной молодежи – умеренный традиционализм, а квази-ценностям культуры массового потребления – иррациональный бунт свободомыслящего и саморазвивающегося человека. Таникава Сюнтаро такжеобъединил в своем творчестве иррациональную и рационалистическую концепции мира и личности. Если бытие, мироздание поэт познает как иррационалист, следуя традиционной эстетике югэн (А. Долин, III, 1812), то проблемы современного общества – как просвещенный гуманист и гражданин, «несущий за все ответственность – / небольшую, / но все-таки бесконечную» («Окружающее», пер. А.А. Долина).

Для лирики Таникавы Сюнтаро, ее художественного содержания, в целом характерны:

— акцент на философской тематике и проблематике;

— концепция иррационального духовного единства человека с окружающим миром, а также «идея сопричастности эпохе и историчности собственного существования» (А. Долин, III, 181);

Для художественной формы произведений Таникавы в целом характерны:

— внимание к пространственно-временным образам3 материального мира, данным сквозь призму субъективного восприятия (традиция, заложенная Т. Готье, которая в русской лирике получила развитие в творчестве акмеистов и неоакмеистов);

— тяготение к пейзажной медитативной лирике;

— техника потока сознания (сюрреалистическая традиция Такахаси Синкити и раннего Нисиваки Дзюсабуро) с учетом ослабления влияния автоматического письма в пользу простоты и ясности стиля, а также усиления логики в построении фразы, каждая из которых, как правило, равняется одной стихотворной строке.

Многогранность таланта и универсальный характер мировоззрения Таникавы Сюнтаро позволилиего лирике выступить в качестве хорошего противовеса и достойной альтернативы литературе классического постмодернизма, как в Японии, так и за рубежом.

 

Особый интерес представляет поэма «Тромсё-коллаж» (2006). За одноимённый сборник, в который вошла эта поэма, Таникава получил литературную премию имени Аюкавы Нобуо. На наш взгляд, «Тромсё-коллаж» представляет собой творческую рефлексию феномена трансгрессии культуры – преодоление современным обществом постмодернистской «гиперреальности симулякров» (Ж. Бодрийяр). Концептуально и стилистически Таникава стремится вывести свою поэму за пределы классического литературного постмодернизма. Данная позиция представляется актуальной в условиях новой парадигмы в современной художественной литературе, которая формируется под влиянием синергетической модели мира в философии и науке. Интерпретируя позицию автора с позиции западной терминологии, можно сказать, что Таникава в своём творчестве синтезирует теорию катастрофРене Тома и концепцию диалогаК. Апеля, поскольку тотальный смысловой хаос, характерный для постмодернистской литературы, ограничивается в «Тромсё-коллаже» ситуацией катастрофы и диалога.

Так, Таникава пишет, что «даже космос – единица» (единое целое), но «раненых и убитых уже нельзя считать единицей», поскольку живой человек в момент катастрофы, смерти уже не может восприниматься как просто число, знак, симулякр. Живое человеческое тело – есть то, что ограничивает хаос и измеряет собой мироздание. В этом смысле поэтика «Тромсё-коллажа» перекликается с драматургией Т. Стоппарда («Аркадия», 1993; «Берег утопии», 1998-2002) и братьев Пресняковых («Изображая жертву», 2002; «Терроризм», 2002), прозой Л. Улицкой («Казус Кукоцкого», 2000).

 О том, что в ситуации диалога происходит частичное, кратковременное восстановление смыслов слов, а также ценностей традиционной культуры, позволяющих людям (принуждающих их?) жить в социуме, писали К. Апель («Трансформация философии», 1973), И. Кальвино (образ Раисы в книге «Невидимые города», 1972) и Т. Стоппард («Берег утопии»). Что же касается Таникавы, то во многих своих произведениях, включая «Тромсё-коллаж», он обращается к читателю, к другим людям и неодушевленным предметам. С одной стороны, ситуация диалога лишает позицию лирического героя Таникавы авторитарности, а с другой – вынуждает его частично и ситуативно реабилитировать ценности (метанаррации) классической и модернистской культур, их смысловые иерархии, что позволяет рассматривать участников такого диалога и современное общество в целом как единую саморазвивающуюся экологическую систему.

Поэтика «Тромсё-коллажа»,предположительно, не имеет аналогов в мировой поэзии последнего десятилетия.






1 Сведения об авторах перевода: художественный перевод: Третьяков А. В., подстрочный перевод: Третьякова М. С. Третьяков А. В. родился в 1982  г. в Свердловске. В 2010 году защитил кандидатскую диссертацию по теме «Сакральные архаические жанры и их актуализация в рассказах Е. И. Замятина 1910-х гг.». Печатался в журналах «Урал» (2007, №9), «Иностранная литература» (2015, №5). Осмысляет в своем творчестве идеи синергетики, философию неодетерминизма. Лонглистер литературной премии И.А. Бунина (2011). Третьякова М. С. родилась в 1985 г. в Таураге. Докторант Университета искусства и дизайна в г. Киото, Япония.



2Долин А. История новой японской поэзии в очерках и литературных портретах : В 4 т. – СПб. : Гиперион, 2007. Здесь и далее, ссылки на работы А. Долина по этому изданию, с указанием номера тома и страницы. Ссылки на другие издания этого автора указываются отдельно.



3Долин А. Вещи, слова и люди в поэзии гэндайси // Голоса вещей. Послевоенная японская поэзия гэндайси / Пер. А. Долина. – М.: Радуга, 1989. – С. 233-245.



 

 


Тромсё-коллаж (2006)1 

 

1.

Знаешь, я уже не останавливаюсь2.

 

Дорога из непрерывных луж

все меньше оставляет пробелов суши,

полтысячелетия назад воздвигнутая галерея,

страницы книг, над которыми я старею,

но я иду через них, как по собственному телу.

 

А солнце все излучает энергию ци:

улыбается3,

прячется в туче,

прячет днем звездное молоко –

каждый школьник4 урок этот учит,

но до той стороны планеты мне еще далеко.

 

 

2.

В Тромсё остались искусственные озера-

-воронки5 и танки ржавеют в тени деревьев.

Я смотрю на птиц, не хочу быть фантазером,

помнить имена,

потому что птицы, с их перьями –

это жизни отдельных существ.

 

Существует один закон для одаренных жизнью веществ:

единица – это начало, у чисел есть свой конец,

я – единица, ты – единица,

даже космос – единица,

но если игрок на площадке сломает себе крестец

или взорвется,

то раненых и убитых уже нельзя считать единицей, верно?

Закон пролитой крови – есть сила неимоверная,

способная делить нас как единое целое. 

 

что. Канда.   

панда сжевала.

у меня перерыв,

мне нравится эта луна.

Каждый день прибавляет мне знаний на 300 грамм, но

ни на грамм не прибавляет ума.

 

 

3.

Перерыв, но ты же знаешь, я не останавливаюсь.

 

Ведь не останавливаюсь же, правда?

Я продолжаю рассказывать, ладно?

Потому что время не ждет – как панда.

И вот я двигаюсь, словно подземные газы;

ты знаешь, я еще не видел ни разу,

куда же ведет эта дорога,

мне вообще известно очень немногое –

только то, что я регулярно опаздываю на поезд,

что отходит со станции на звездный пояс,

в космос. 

 

 

4.

Сколько, где мы сейчас,

эй, господин Космос!

Вы меня слышите,

или все это зря?

Тишина, Норвегия, Тромсё,

2006 года, 5 октября.

Это все, что мы знаем

 

вместе – слышишь? –

а сколько истрачено времени, пламени

войн, чтоб заполнить хоть этот изъян!

И вот мы стали друг к другу чуть ближе,

сообщество обезьянок6

 

 

5.

Знай, я не сдамся,

не проиграю социуму, и все тут.

Потому что лечь на лопатки – это

значит лишь сдаться людям, таким же, как сам я.

Послушайте, мадам Супермаркет

города Тромсё,

вы не сестрица ли магазина, что у станции Асагая? –  

в яблоках и бананах, в моркови и капусте,

в хлебе, масле, джеме и молоке дезодоранты;

ряд товаров остается все тем же, пусть и

для покупателя найдется немало вариантов.

Потому что мы производим товары в рабочую смену,

покупаем товары, расплачиваясь ассигнациями,

потому что люди – экологическая система,

а деньги – основа коммуникации.

Вот почему чиновники не жалеют ни сил, ни денег,

чтобы детство сделать праздником, в котором много игрушек,

вот потому подросток пойдет играть в Nintendo –

он не любит тхэквондо, не читает и Баха не слушает.

 

 

Европейские горные цепи,

после лета там мало снега,

что лежит

на вершинах

короткими стихотворными стопами7.

В море плавает много света.

Улыбка Европы –

это

веснушки и бледность худого лица,

златоволосая девушка покупает на улице маки;

край зеленого платья чуть задирается,

окруженный вопросительными и восклицательными знаками.

 

 

6.

Теперь ты знаешь, что я не останавливаюсь.

 

Путешествовать – это довольно приятно.

Устаешь, конечно – столько лет подряд – но

ведь смысл всего сущего и есть скитание…

Здесь не многие ищут себе оправданий.

Ну, вот мы и встретились с вами, друзья,

Жаль, на параде всех обнять вас нельзя!

Встретились мы с вами, с вами и не только с вами.

How are you? Oh, you are from Germany!  

Gross Herr Gefreiter!

Какойеще Herr?

Был он солдат, а теперь – офицер,

капитан корабля…

До свиданья, земля!

 

У меня дома осталось радио, которое уговорил собрать Гитлер.

Оно уже не говорит его голосом,

но иногда, кажется, декламирует стихи.

Ах, если б тот поэт остался жив, ах, ха, ха.

И разве не использовал тех женщин Рильке8?

Уж лучше бы использовал энергию ветра…

 

Копенгаген под нами, 2000 метров.

Аэробус, бесплатное питанье, мы рады,

хорошо над воздушной пропастью.  

Внизу хорошие 3-хлопастные ветрогенераторы,

но экологию не спасают две из трёх лопастей.

 

 

7.

Даже у помидоров есть внук – это кетчуп.

В кафе восхитительно сладкий пломбир!

Не стоит отцу наряжаться в чепчик –

даже сладкими словами мы переделываем мир:

потакая капризам детей, оставляя их без укора.

Я не сорю словами, не делаю из мухи тигра:

даже если поэт – не Воспитатель с Глаголом,

для поколений он остается MassiGra9.

 

 

8.

Я не останавливаюсь, ты знаешь.

 

И вот стал я взрослым, к тому ж поэт,

научился курить, не влезаю в пеленки,

научился говорить «дурачок» в ответ,

научился раздевать и одевать девчонок. 

Возьмитесь за сладкую палочку вместе,

я ведь теперь большой!

— Чья бы корова мычала! Вы, с густой шерстью!  

Молодой человек! Нехорошо…

— Ну, нет, у коровы моей есть сообщение,

раз уж ей есть, чем хотеть.

Сексуальная революция – глупость и нетерпение,

но живая корова не может терпеть

на полянке летом все чаще;

пусть дурак –

                          зато настоящий. 

— Excusesmoi, Вы мерзость, – отвечает мужчина,

скромный господин, получающий пенсию.

 

У мычания и скромности есть свои причины,

но скованность бывает архаичной – как Миядзава Кэндзи10

 

 

9.

А ночью мне приснились стихи –

представляете? Думаете, они были зафиксированы?

Самое дорогое может оказаться плохим

и отправиться в мусорную корзину.

Пусть Спящая Королева не просыпается.

Об этом поведал мне Спящий Король,

лежа на подушке, у самого лица:

«пробужденье есть тихая зубная боль

на всю жизнь, просто так, без трагедии».

Мне снились борец сумо и лягушка –

я подумал: оригинальные бредни?

А ведь это не чудовищно, не смешно и не нужно.

 

В переполненном кафе, перед микрофоном, издающим резкие звуки,

поэты вдумчиво, смущаясь, читали стихи, разговаривали,

а слушатели время от времени напоминали ощипанных гусей,

словно кого-то здесь ощипали карманники.

 

 

10.

What do you mean by that?

Вопрос – неотъемлемая часть человека.

Когда падает одержимый, занята ли чем-то его душа  

или умирает с ним, а может,

ее давно уже нет?

 

«Пасть» – это значит покинуть высокое место, упасть;

или не стало того, что было прежде – пропасть;

пришло в упадок – спало;

или нок-аут

в дзюдо, или просто падеж скота…

 

Когда я умру, и меня не станет,

начнется паденье, и только оно останется.

 

11.

Думаешь, я не останавливаюсь,

а может быть, я только утерянный предмет?

 

Почему? Потому. Единомышленников нет11.

В поезде случалось подбирать оставленный телефон.

В «TELENOR»12, разумеется, есть 3G интернет.  

Человек звонит на родину, и его узнают: «Это он».

 

 

12.

I am lost.

Almost.

Явспоминаюлес,

как подобрал сухой лист,

когда был еще второклашкой.  

А в лесу были змеи и, кажется, водились черти, 

раз уж появлялись летучие мыши.

Изобилие мира, б-р-р!

Наконец, лес был похищен и уместился на фотографии –

хорошей, тихой бумажке,

на которой никто не разговаривал.

 

Мы с приятелями сидели за столом.

Из норвежского, английского и осакского пруда наших слов

молча выплывали золотые рыбки,

ты помнишь?

 

Стол, что стоит здесь, новее того,

за которым мы вместе сидели давно?

А стола, за которым сидели, здесь нет?

Да, про тот стол лучше сказать «вот этот». 

 

 

13.

Но и на этом стуле я не стану останавливаться. 

Только выпью местного пива, ладно?

Душа моя плещется, словно речушка в родных краях.

Можно и так сказать… можно-то можно,

да здесь ли заведующий отделом господин Иино?

Иино-сан в командировке.

Со-о-о дэс ка (вот оно что…).

Иино-сан жаловался, смешной:

 

«Не люблю я вашего Мунка!»

А мне в юности нравилось фортепиано Грига

из больших колонок вечером лунным…

после 45 не слушаю, интересуюсь «Криком».

Эдварды Мунк и Григ очень разные – 

напоминают они мои стереоколонки;

грязное стало чистым, чистое грязным,

а бесконечное – прозрачным и тонким.

 

Ты, я, она, все мы –

это всего лишь прохожие,

что живут с едва отличимыми,

и такими похожими

лицами,

шагают по длинной улице,

сжимают запястья, целуются,

обмениваются обручальными кольцами

или просто сидят на скамейках,

ступенях;

от низкого яркого солнца

тянутся длинные тени.

 

 

14.

В феврале Япония не лежит под снегом,

светит низкое солнце, сыро и грустно,

а в домах холодные тонкие стены,

и на улице тоска едва ли отпустит.

Сумерки днем. Жители под одеялами

«не говорят, не слышат и не видят зла»13,

укрываются от того, что не объяснить словами,

и все-таки, мне кажется, так поступать нельзя.

 

Душа, укрытая одеялом,

Вызреет ли подобно плодам персика?14

 

Пусть эти слова лишь красивый пример,

но если и цветы сурепки станут некрасивыми,

стоит закрыть глаза на полдня

и поесть простой каши из неочищенного риса.

Об этих строках я жду от читателя самой суровой критики.

 

Госпожа горничная, застелите, пожалуйста, постель,

потому что в ближайшие десять строк я закончу свою работу.

 

 

15.

Теперь ты знаешь, я не останавливаюсь.

 

Не срываю по дороге цветов,

у меня не осталось друзей и врагов,

отвечая на вопросы, я улыбаться готов,

но сомненье в ответах, слава богу, осталось.

В соседнем номере 327

благословенная скука и лень,

туристическая усталость,

шумит телевизор, занавешены окна.

Я вспоминаю господина Танэду Сантока,

который жил и учился в Токио,

но «больше не увидит горы Фудзияма –

сокровенное держит нас на расстоянии»15;

простые слова эти мир изменяют…

Понемногу. Тромсё, гора Фудзи, Эдо.

I have to go now,

right now,

but I don’t know where.

 

05-09.10.2006, Тромсё

<перев. 2015>

 


Плацента слов

 

Иногда я смотрю на тебя и вижу свое лицо.

Вижу дикорастущее растение на острове,

еще не названное людьми.

Млекопитающее «отец»

волнуется за поранившегося ребенка,

а родная речь уже окутывает твое тело,

как свежевыстиранная поношенная рубашка.

 

Украдкой ты отворил дверь и легко

шагнул в наш безжалостный мир –

когда это было?

А сегодня ты снова придешь переночевать –

служащий, который отказался от выходных

и не очень-то любит разговаривать.

 

Но ты любишь оставлять следы:

на бумаге, на песке, обдуваемом ветром,

на кромке первого, самого тонкого льда, а еще

на улице, под ногами прохожих,

что шагают стройной шеренгой –

они тоже идут на работу.

 

Зная, что тебя все равно не коснуться руками,

суть и смысловые оттенки слов

осторожно тянут к тебе свои руки,

завернутые в плаценту,

живущие в сумерках еще-не-рожденности.

Так «сегодня» перестает быть собой:

оставаясь как есть, оно уже проникает в «завтра».

 

<впервые опубл. в журнале «Гэндайси-тэтё» (2010, № 1), перев. 2015>

 


Людям, которые ушли туда раньше меня

 

Воспоминания лежат не по углам –

в моем лесу они живут повсюду,

под лужами, где с эхом пополам

они смешаются в невидимое чудо16.

 

После дождя вы в сумерках ко мне

слетаетесь, испуганные птицы,

приплясывая сонно на огне

болотном. Узнаю я ваши лица

все реже, реже серая печаль

сопротивляется исчезновенью

в осенних лужах, их тревожа сталь,

смущая

тишину паденьем.

 

Так лес перемешается с рекой

воспоминаний – словно не бывало…

когда придут ко мне апрель, покой,

нам этого уже не будет мало.

 

<впервые опубл. в журнале Годзэн (2014, № 6), перев. 2014>

 






1Стихотворение впервые опубликовано в сборнике стихов: Таникава С. Тромсё-коллаж. – Токио: Синтё-ся, 2009.



2 Образ скитальца, распространенный в японской литературе с эпохи Хэйан (794-1185), связан с буддийским учением об извечном непостоянстве бытия (мудзё) и о многочисленных перевоплощениях души (сансара). Опираясь на эту религиозно-поэтическую традицию, автор поэмы интерпретирует образ странника в контексте социальных и философских проблем современности.



3 Дословно – «солнце радостно светит», но поскольку слово «солнце» состоит из иероглифов «плотный» и «ё» (кит. ян), а слово «радостно» из иероглифов «ё» и «ки» (кит. «янское цы»), то эту фразу можно перефразировать как «большое ян излучает энергию ян». Интересно, что далее, обращаясь к космосу, в оригинальном тексте автор называет его «всегда здоровым», то есть при буквальном переводе иероглифов – «источником цы». Можно предположить, что в этих словах Таникава сознательно намекает на инь-янскую картину мира, тем более что игра слов – его излюбленный приём, и в «Тромсё-коллаже» он используется очень часто.  



4 Ключевыми для «Тромсё-коллажа» являются понятия хито («человек»), кокоро («сердце, душа»), котоба («слово»), в поэме автор выделяет эти слова графически (азбукой катакана). Иногда Таникава использует синонимы этих понятий – не душа (сердце), а душа (дух), не слово – а имя, название и т.д. Акцент на лексеме «человек» связан с принципиальной гуманистической направленностью лирики Таникавы. Слова для лирического героя Таникавы всегда живые – они «прорастают», «спят», «рождаются», причём «ещё не рождённые» слова, находящиеся в хаосе подсознания, ему особенно интересны. Что касается сердца, то в творчестве Таникавы это понятие имеет широкий смысл. Поэт Яти Сюдзо (1953- ) предположил, что «сердце» в стихах Таникавы всегда «одно», но оно постоянно меняет угол зрения, оказываясь в различных вещах – цветах, обуви, или людях – девушке, старухе, и проживает таким образом разные судьбы GTn.9 (2014), с. 39. Яти выделил в творчестве Таникавы два начала – наделяющую смыслом «голову» и чувствующее «тело». Т.о., сердце и душу Яти Сюдзо отнёс к образу «тела», что, в свою очередь, актуально в контексте поэтики телесности в поэме «Тромсё-коллажа».



5 28 октября и 12 ноября 1944 г. набережная норвежского города Тромсё подверглась бомбардировке британскими ВВС с целью потопления немецкого линкора «Тирпиц». 



6 Образ «обезьянок» Таникава связывает с темами одиночества человека и непознаваемости жизни. Отождествление это имеет давнюю поэтическую традицию. Так, инок Гусай (ум. в 1376) пишет: «Есть ли все же луна над водою? / Есть ли подлинность в отрженье? / Там, в скалистых горах, / над прудом в глубине ущелья / обезьяны горько стенают». Комментируя это стихотворение, А. Долин отмечает, что в японской традиционной культуре образ «обезьяны, ловящей отражение луны в воде, воплощает тщету человеческих усилий постигнуть истину» (Странники в вечности. Японская классическая поэзия странствий / сост. и вступ. ст., пер. с яп. и примеч. А.А. Долина. - СПб, 2012. С. 124, 498). В самурайском эпосе «Повесть о доме Тайра» (XIII в.) также читаем: «Гулко звучит в тишине / одинокий топор дровосека, / Где на деревьях густых / заунывно кричат обезьяны…». «Крик обезьян считался в китайской и японской поэзии символом грусти и одиночества», - комментирует российский исследователь (Там же. С. 156, 501).



7 Антитеза – один из излюбленных приёмов в творчестве Таникавы. Так, в «Тромсё-коллаже» суете современной культуры массового потребления лирический герой Таникавы противопоставляет мир природы и традиционную культуру, поскольку в них человек способен обрести покой и одухотворение. В поэме образ горы появляется после разговора о современных игрушках (Nintendo) и шумном телевизоре, а при потере вдохновения лирический герой напоминает читателю о традиционно простом образе жизни, о «простой каше из неочищенного риса».



8 Вероятно, интерес к личности Р.М.Рильке связан с тем, влиянием, которое он оказал на творчество Таникавы. Как отмечает А.А. Долин, «Параллели эти далеко не случайны: в большинстве случаев речь идет о прямом или опосредованном влиянии западной эстетики или поэтики. В качестве примера, можно привести разработанную Таникавой поэтику “образов вещей” и “голосов вещей”. Тему одушевления феноменального мира открыл для поэзии еще Рильке» (II, 182). В свою очередь, ирония Таникавы Сюнтаро над образом немецкоязычного классика неразрывно связана с авторской самоиронией в данной строфе «Тромсё-коллажа», что «оправдывает» категоричное высказывание лирического героя Таникавы.



9 Японская программа для редактирования фото, аналог таких программ как AdobePhotoshop и CorelDRAW.



10Миядзава Кэндзи (1896-1933) – писатель-альтруист, один из основоположников японского классического модернизма в лирике. Будучи ревностным адептом древнеяпонской буддийской секты Сингон, создал выдающиеся поэтические произведения, которые отличаются экстатичным мистицизмом и глубокой религиозностью.



11 Игра слов: фразы «потому» и «единомышленников нет» по-японски звучат одинаково. Кроме того, эта строка интересна тем, что в ней есть характерная для Таникавы антитеза: «почему» (вопрос) – «непочему» (отрицание) и вместо верного ответа – нечто третье, случайно пришедшая в голову ассоциация. Эту логику можно проиллюстрировать как вместо логичного «если не чёрное, не белое, то серое», мы имеем ассоциативное – если не чёрное, не белое, значит, беглое. Очарование такого приёма в том, что читатель сам достраивает связи, так чтобы третье воспринималось, как правильный ответ, например, «беглое – оно не чёрное, не белое, потому что убежало» и т.д.



12 Telenor – крупнейшая в Норвегии телекоммуникационная компания.



13 Один из базовых буддийских принципов в Японии, связан с идеей не-деяния зла человеком. Предположительно, этот постулат восходит к высказыванию Конфуция: «Не смотри на то, что неправильно; Не слушай того, что неправильно; Не говори того, что неправильно; Не делай того, что неправильно» («Лунь Юй»). В Японии с XVII века эта сентенция иллюстрируется в образе трех обезьянок: одна из них закрывает глаза, другая рот, а третья уши.



14 Поэтический стиль Таникавы Сюнтаро нередко отличается ясностью и простотой изложения. Однако, как отмечает поэт, переводчик стихов Таникавы на китайский язык, Тхень Юань (1965- ), если сравнивать стихи Таникавы с классическими для Японии формами, то они соответствуют не танка, а хайку – стихотворной форме, в которой автор умалчивает о сокровенном и лишь намекает на его присутствие в тексте GTn.9 (2014), с. 17.



15Танэда Сантока(1882-1940) – поэт хайку, каллиграф. В юности учился в Токийском университете Васэда на литературной факультете, в последствии стал монахом дзен-буддистом и странствующим отшельником аскетом. Таникава Сюнтаро цитирует одно из хайку Танэды.



16 Данный фрагмент стихотворения Таникавы, предположительно, восходит к следующим танка Сайто Мокити: «В роще кленовой, / куда я забрел невзначай, / меж палых листьев, / под трухлявым стволом сокрыт, / еле слышно журчит ручеек» и «В безлюдных горах / под слоем листвы облетевшей / внезапно мелькнул / печальный отсвет заката – / глухой бочажок у тропинки» (пер. А.А. Долина). См. также цитатный «ключ» к этому поэтическому переводу: строки №1-2, 7 (И.А. Бродский «В деревне бог живет не по углам…»); №9 (О.Э. Мандельштам «Скудный луч, холодной мерою…»); №12-13 (В.А. Жуковский «Славянка»); №11-13 (Анри Волохонский «Последняя видимость»); №16 (А.Н. Башлачев «Нет ни кола…»); №15, 17 (А.А. Тарковский «Вот и лето прошло…»).

 

Таникава Сюнтаро (р. 1931). Автор получил за этот текст престижную литературную премию имени Аюкавы Нобуо.



 

VFL.RU - ваш фотохостинг

VFL.RU - ваш фотохостинг

VFL.RU - ваш фотохостинг

VFL.RU - ваш фотохостинг

VFL.RU - ваш фотохостинг VFL.RU - ваш фотохостинг VFL.RU - ваш фотохостинг VFL.RU - ваш фотохостинг



К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера