Лиана Алавердова
Тихая трагедия. Стихотворения
ПОЭТЕССА
Вот она подходит к пустынной сцене,
несмотря на запои, аборты, крены
в сторону всяческих сумасшествий,
несмотря на боли в гортани и чреслах,
несмотря на то, что в прошлое влита
её молодость водой Гераклита.
Вся в нелепых перстнях, в шутовском платьишке,
пошатываясь в меру, не слишком.
Застывает публика, востроуха,
осознав внезапно: пред ней старуха.
Но она упрямо встаёт на котурны,
вознося чело к потолку, и бурно
тишину взрыхляя своей гортанью.
Уже нет её. Уже всё вниманье
к Слову, вьющемуся серпантином,
от стен отскакивающему, как резина,
с ног сбивающему, вихрем, смерчем
вовлекая смертных в орбиту бессмертья.
Уже нет её. Она – средство, способ
ответа на мучившие вопросы,
вариант воплощения в то, что прочно,
того, что зыбко. Она – лишь точка,
звезда, сжавшаяся до размеров старухи,
равной которой нигде – в округе
и вне её – не отыщешь; строчка,
гениально выбившаяся из романа,
выплеском василька Шагала,
обозначающая несхожесть
природы тварной с промыслом... Боже!
Что с ней сделало время!
И всё же... Всё же...
УРОК ФИЛОСОФИИ
Поезд движется. Тепло человечье
смысл придает ему. Распредмечивает.
Книга. Вчитываюсь в знаки.
Без меня – это стопка бумаги,
перехваченная переплётом.
Самолет распредмечивается пилотом
и пассажирами. Земля и зданья
распредмечиваются под нашими задами,
прижатыми к сиденьям потоком воздушным.
(Кажется, хватит.Становится скучно)
Что же такое процесс обратный?
Опредмечивание. Непонятно?
А это просто мечта о полёте
опредмечивается в самолёте.
Или, к примеру, та же идея,
в книге схваченная, на мир глазеет.
Гегелево зелье вам не кофе.
На сегодня закончен урок философии.
* * *
Будем ждать, что появится, вызреет слово,
спать частенько ложась в половине второго,
никогда – ввечеру, потому что заботы
нам хватает на праздники и на субботы.
Будем молча терпеть, в быт вгрызаясь до жути,
представляя стол, стул, и тетрадь иль компьютер,
и завидовать молча великим, что были
не привязаны к стирке и тряпке для пыли.
Всё надеяться на наступление мига,
что начнётся однажды заветная книга
мемуаров, стихов, пьес, романов и боле,
что томятся и ропщут, как птицы в неволе
под моей черепушкой, надежды лелея:
вот отступят дела – и за книгу скорее.
Но хаос неизбежно воюет с порядком,
и природа душе наступает на пятки,
жадно дышит в затылок воздушной подруге.
Та, конечно, в слезах, в потаённом испуге,
что уйдет в никуда, неразгадана миром.
Что про мир говорить? Даже в рамках квартиры.
И трагедия тихая мокнет в корыте
и гуляет, где сушатся блузки и свитер.
НОСТАЛЬГИЯ
Нет, я ни с кем не полемизирую.
Я откровенно ностальгизирую.
Даже не знала, что может быть так.
Не верила. Шкурой проверила.
Ностальгия не пустяк
для тех, у кого есть нервы.
В квартире, где каждый угол обмолен,
теперь чужие ворочаются.
Исчезло понятье старинное “дом”.
Куда же тогда мне хочется?
По пыльным деревьям
скучаю теперь я,
и даже по мусорным ящикам.
Дивятся знакомые дури моей,
друзья изумленно таращатся.
Ревность верностью проверяется,
неверностью доказуема.
Может, Родина – подлежащее,
а ностальгия – сказуемое?